…Mr. Sandman, someone to dread/Someone who's creepy and after my head/So please turn on your magic beans/Mr. Sandman bring me, please, please bring me a dream…
Дин, прижимая к скуле пакет со льдом, посмотрел на часы: половина третьего ночи. В гостиной негромко звучал комический баритон Эрикова братца. Пел он довольно складно, точнее сказать, не столько пел, сколько умело разыгрывал сюжет песни. Что бы Брайан ни делал, как уже заметил Дин, от него все время веяло студенческим театром Тринити Колледжа, и старшему Винчестеру эта черта адвоката Сорренто крайне не нравилась. Шутовская личина сидела на его физиономии куда плотнее, чем даже Эрикова непроницаемая маска, и душевных секретов утаивала ничуть не меньше. И секретики эти, надо думать, были какие-то нехорошие, подловатые…
Дин допил кофе и, мельком взглянув на гущу, встал. Затем он неслышно подошел к дверям столовой.
- Ну? Тебя поцеловать, чтобы ты размежил вежды, спящая красавица? – Брайан сидел на широком бежевом диване возле Эрика, лишь сейчас начавшего приходить в чувства.
- Вот только мне еще не хватало превратиться… в саламандру… или мантихору…- сонно ответил Стентсон, не открывая глаз, и потер переносицу, потом потянулся, причем в тишине раздался отчетливый щелк сустава.
Дин наблюдал за ним, вновь испытывая всегдашнее чувство, будто Эрик порой делает что-то такое, от чего на мгновение становится ясно различим сидящий в нем не-человек. Если поворачивать наклейку с голограммой под разными углами, то в определенный момент сквозь одно изображение начинает проступать другое. Так и Стентсон в некоторых ракурсах, производя какой-нибудь жест или же как-то по-особому бросая взгляд, обнаруживал элементы чужеродной генетики в своем облике и движениях.
Сейчас по лицу его, словно веснушки, были рассыпаны маленькие светящиеся звездочки и пятна. Они стали заметны, когда обморок Эрика постепенно перешел в глубокий и бесчувственный сон. Фосфорические огоньки медленно распустились мельчайшими цветками на скулах полумаски, на висках, вдоль крыльев носа, на агатовой лоснящейся шее - Дин нарочно пригляделся к их мерцающим дорожкам, пока на руках затаскивал Стентсона в дом. Честно признаться, до жути чуднó было охотнику оказаться настолько близко от чудовища, потому как ощущение давящей тяжести его тела, его теплота, движение твердых мускулов под пальцами Дина словно бы умножали реальность химеры до какой-то болезненной степени.
«Это ж надо было такое сотворить…» - подумал старший Винчестер, в который раз за свою жизнь поражаясь человеческому не ведающему пределов хитроумию и проклиная его в то же самое время.
Эрик открыл, наконец, глаза и обвел мутноватым взглядом комнату, остановился сначала на Брайане, потом заметил Дина. Что примечательно, в ту же секунду, как он рассмотрел Винчестера, все мерцающие точки будто схлынули с его физиономии, а взгляд похолодел.
- Дин, пропусти собаку, - просевшим голосом сказал Эрик, после довольно долгого молчания.
Винчестер посмотрел вниз и увидел маленького рыжего с белым терьера, который мыкался около его ноги, не решаясь выйти из столовой. Дин отступил на шаг, и пес, прошмыгнув мимо, засеменил к Брайану.
- До чего умна эта лапчатая сарделька, - заметил Сорренто, облокотившись здоровой рукой о спинку дивана. – Обычно звонит, как набатный колокол, а тут понял, что происходит какая-то фигня, и ни звука, пока тебя затаскивали. Стоял в дверях и смотрел огромными глазами. Верно я говорю, господин Майерс? - пес сел против Брайана и, задрав мордочку, внимательно заглянул в его лицо, дернул правым ухом. На раковине этого самого уха шерсть у него была выстрижена, и Дин разглядел свежий не то порез, не то прокус с торчащей хирургической нитью.
- Сколько ж я был в отключке? – спросил Эрик.
- Два с половиной часа в общей сложности, - Сорренто зевнул.
Стентсон хмуро посмотрел на брата.
- Не понял… А ты здесь тогда откуда взялся?
- А где мне, по-твоему, надлежит быть? В холодильнике? Не дождетесь.
- Язык у тебя поганый… - процедил Эрик. – Я думал, на пару дней в больницу положат…
- Ну… - Брайан скривился и почесал шею. – Господин Винчестер – надо ему отдать должное – оказался мастером своего черного дела, - он кивнул Дину, на что охотник поклонился с иронической ухмылкой. - Прошел почти по касательной. Мне наложили пять швов и сказали, что я свободен… Free…as a bird… - он осторожно помахал рукой на перевязи. – Завтра на осмотр.
- В Илкфорд поедешь?
- У-у-у, братец кролик! А ты, я понимаю, изголодался по острым ощущениям! – ядовито воскликнул Брайан Сорренто и хлопнул Эрика по коленке тоже, надо сказать, с отменной язвительностью. Эрик мрачно смотрел на него, полуприкрыв веки. – Не забывай, что тебе еще предстоит объясниться в любви мне. Но если ты намерен также и papá познакомить с симпатичнейшими своими друзьями, то я, с вашего позволения, - Брайан опять кивнул Дину, - первым занимаю очередь за билетами!
- А просто «нет», без циркумлокуций, ты сказать не в состоянии? – отозвался Эрик, когда Брайан завершил свою многословную, колкую тираду.
- Возможно, в иное время я бы попытался. Но в данный момент я слишком взволнован.
- Для человека, потерявшего в некотором смысле девственность этой ночью, ты неприлично насмешлив, - цедя сквозь зубы эти слова, Эрик осторожно сел и потер кулаком грудину.
- Каким в твоем представлении мне приличествует быть? Тихим и элегически задумчивым?
- Разрешаю примитивно пожрать и отрубиться, грустить предоставь мне.
- А можно я поужинаю тобой, mon frère*? – поинтересовался Брайан, неприятно как-то улыбнувшись, и с вызовом посмотрел на Эрика.
Чудовище ответило, на мгновение приоскалив клыки:
- Ладно, я понял намек. Поставь свою адскую конфорку на мелкий огонь и начинай пассировать овощи. Дин, - Эрик обратился к охотнику, - а где остальные?
- Кэт минут пять назад поднялась наверх, Сэм – на улице… в саду.
- У-ум… - Стентсон кивнул и кашлянул, потом опустил глаза, словно бы не зная, о чем заговорить.
- Ладно, Рик, - Дин отнял от лица лед. – Раз такое дело… все живые, розовые и пухлые, ты никого не сожрал, не прибил… - Дин замолчал на несколько секунд, - я думаю, мы с Сэмом можем отваливать.
Эрик фыркнул на это со смешком, полным какой-то явственной горечи, глянул на часы.
- Э-эм… Дин, уж наступило ведьмовское время ночи, когда на кладбищах вскрываются гробы и ад заразу извергает в мир…
- Как будто нам к этому привыкать, - пожал плечами старший Винчестер. Брайан захихикал в кулак довольно-таки развязно.
Эрик тогда встал, прошелся по комнате, снимая совершенно измятый и разошедшийся по шву на спине пиджак, состроил недовольное лицо. Затем протиснулся мимо Дина в столовую.
- Теперь я мог бы, - Стентсон открыл шкаф, взял оттуда кружку и налил себе кофе из кофеварки, - пить живую кровь и совершать дела такие злые, что наступивший день их видом будет потрясен, - заметил он как бы между прочим.
Дин сложил руки на груди, хмурясь и в то же время чуть улыбаясь вопросительной удивленной улыбкой.
- Интересное признание… - промолвил Винчестер. – Продолжай!
Эрик отпил кофе, слегка покривился.
- НО! – подняв палец, он сделал многозначительную паузу. Дин смотрел в его серые красивые глаза, обнаруживая, что лишь теперь, впервые за весь сегодняшний вечер, они обрели должную ясность. - Но не войду в противоречие с природой. Пусть речь моя кинжалами сверкает, но ни один я в руки не возьму…
Брайан в гостиной громко расхохотался и, аплодируя, гаркнул «Браво!»
- А вот это уже вранье, Эрик, - заметил Винчестер и отступил от двери, чтобы выйти из Брайанова поля зрения. – Ты собственным же вывертом показал, что твоей, как ты выражаешься, «природе» свойственно именно то, о чем ты сейчас чирикал.
- Дин, я должен извиниться. Мне действительно снесло крышу, - сказал Эрик, отворачиваясь.
- Обрадовался, что ли, так сильно?
- Не передергивай. Я сожалею совершено искренне. Я сорвался и повел себя неприлично. Тем не менее, это пока не повод производить меня в городские с-сумасшедшие. Если перебрать забавные обстоятельства нашего первого знакомства, ты, мне помнится, больше походил на Молоха, нежели на человека, когда вообразил, будто я пырнул Сэма ножом. Почему же мне отказано в праве испытывать переживания подобного свойства?
- Охотно верю, - отвечал Дин. – Однако я также заметил, как тебя вштырило от вида крови… Или, может быть, от запаха? – он прищурился.
- И от вида, и от запаха, - нехотя уточнил Стентсон. - Дин, в меня вмонтированы обрывки совершенно посторонних генетических структур. Некоторые вписались более-менее органично. А другие ведут в определенном смысле автономное существование. Но при этом результаты их ущербной жизнедеятельности, я тебе доложу, хрен из себя вытряхнешь.
- Надо же. Как в кино!
- Скорее, как в дурном сне, - Стентсон оскалил клыки. - Э-эм… Майерс! – резковато позвал Эрик. Сразу послышалось, как что-то плотное шлепнуло об пол и по плитам из искусственного камня застучали когти. – Подойди ко мне на секундочку, - Эрик сказал это так, словно бы обращался не к псу, а к еще одному собеседнику. – Вот Майерс не умеет душить кошек. Когда он чувствует кошку, у него сначала запускается механизм поиска, потом механизм преследования. Все это сопровождается сильным нервным возбуждением и отключением некоторых тормозных функций. К примеру, я могу орать сколько угодно, но в момент охоты мой авторитет в качестве сдерживающей и руководящей силы для господина Майерса перестает существовать… Да, извините, Шарикофф, это правда, - снова обратился Стентсон к псу, который тем временем запрыгнул на стул. Дин, воспользовавшись случаем, как бы рассеянно погладил терьера и как бы ненароком ощупал его заштопанное ухо.– Однако когда дело подходит к апофеозу, то есть к моменту убийства пресловутой кошки, программа дает сбой. Потому что он, - Эрик кивнул на пса, – человеком воспитан, живет с людьми и сам практически человек. Моя ситуация аналогична. Ты меня раскусил: я ощущаю прилив агрессии, я взвинчиваюсь и начинаю психовать от запаха крови, потому что во мне зашит дефективный, полуиздохший ген, дьявол знает, какого плотоядного животного. Но если вокруг нет других обстоятельств, которые бы заставили меня перейти определенную черту, все дело ограничивается вспышкой нездорового ажиотажа, что есть моя сугубо внутренняя психическая проблема. Как видишь, я не сожрал того же Майерса, когда он рассорился со своим лучшим другом до того, что пришлось вести обормота к ветеринару…
«Вот сволочь! Все видит, а!» - подумал Винчестер со смешанным чувством неудовольствия и одобрения, убирая руку от собаки.
- Что же касается сегодняшнего вечера, то обостряющих факторов могу перечислить с полдюжины.
- А в обморок чего упал?
- В этой стране каждый имеет ряд политических прав и свобод, в их числе и право на обморок, как способ ухода от непереносимых тягот бытия.
- То есть, не скажешь? – холодно ухмыльнулся Дин.
- Дин, отвали. Я что, обязан тебе обо всех своих немощах рапортовать?
- Нет, не обязан.
- Ну, и завязывай с допросами! - нервно отвечал Эрик. – Я такой же человек, как и остальные… при всей внешней парадоксальности, - здесь он с ядовитой насмешкой подчеркнул слово «парадоксальность», - данного утверждения. Ты где ляжешь: на диване или на кушетке против камина?
Разговор был перекинут в другое русло столь неожиданно, что Дин не сразу сообразил, что Эрик имеет ввиду.
- Погоди… ты заночевать у тебя, что ли, предлагаешь? – переспросил старший Винчестер.
- Стесняешься или брезгуешь? – Стентсон оскалил клыки и типическим своим жестом по-собачьи склонил голову набок.
- Тьфу… мать твою! – махнул на него рукой Дин. – Стесняться я перестал в грудном возрасте, а брезговать – когда вляпался в гнилой кусок сброшенной оборотнем шкуры… - Дин с немного мстительным удовольствием отметил, что зрачки Эрика расширились, в то время, как он пытался понять, шутит Винчестер или говорит правду. – Да, вообрази себе! Прямо ладонью в слизь!
- Как же ты ж-живешь с этим? – процедил Стентсон, по виду, вполне серьезно.
Дин ухмыльнулся.
- У каждого свои проблемы, верно? И каждый выживает, как может.
- Да уж… - хмыкнул Эрик. – Ладно, пойду устрою вам ночлег. В холодильнике можете чувствовать себя как дома…
***
Дин очнулся оттого, что ему приснилось, будто мимо проскользнул жутких размеров черный кот. Видение показалось тем более зловещим, что в обычных кошмарах вот уже много лет к нему являлись собаки – чудовищные невидимые псы преисподней. А тут – кот! Дин вздрогнул и открыл глаза, уловил легкий шорох в углу комнаты, приподнялся, машинально кладя ладонь на рукоятку ножа. Около антикварного шкафчика он различил силуэт Эрика, стоявшего, склонившись на одно колено. Стентсон что-то искал на полке, и светящиеся крапины плавно шевелились в темноте, повторяя его мягкие осторожные движения.
- Стентсон, что происходит? – шепотом спросил Винчестер.
Свечение потускнело, Эрик обернулся.
- Убить тебя хотел, да канделябр куда-то запропастился. Ни пса ж не видно! – разводя руками, прошипел Эрик, определенно, недовольный тем, что разбудил Винчестера.
- Ты так не шути, а то я обычно сначала стреляю, а потом спрашиваю, по какому делу заходил, - буркнул Дин.
- Ладно, уговорил. Спи, не обращай на меня внимания.
- Чего случилось? – взлохмаченный, Сэм тоже завозился на доставшейся ему по жребию кушетке, которая оказалась явно мала по размеру.
- Еще один… бдит, - Стентсон оскалился. - Мне братика в люльку надо уложить, а без курева и коньяка это сделать затруднительно. Извините девочки, вас не приглашаю. Приятных сновидений, я постараюсь не орать.
- Угу…- бухнул Сэм и свалился обратно на подушку.
- М-да… - негромко заключил Дин, провожая взглядом Эрика, когда тот прошел с коробкой сигар через неосвещенную столовую и скрылся за дверью, ведшей на задний двор. Где-то в глубине крохотного сада, за кустом рододендрона зажегся фонарь.
Дин лег на спину, скрестив на груди руки, и уставил взгляд в потолок. Спать ему вдруг совсем расхотелось. Мысль Дина переходила от одного предмета к другому, пока он рассматривал дымчатые хрустальные подвески на кованой люстре, висевшей в центре комнаты. Кристаллы подрагивали, когда какой-нибудь автомобиль проезжал по улице мимо дома, и вместе с кристаллами трепетали замурованные в них едва заметные огоньки, живо напомнившие охотнику красноватый отсвет в глазах вампира. Еще были там непрозрачные каплевидные и совершенно черные медальоны с мутными бликами на выпуклой стороне – те блестели, словно глаза демонов. А глаза демонов помнились Дину колодцами без дна, полными всякого зла и теней… Сэм… Старший временами задавал себе вопрос, можно ли переболеть сатаной без последствий. Нет, не когда в тебя входит дьявол, и ты становишься подобием марионетки или живого мертвеца, не властного над своими словами и действиями. Это все ерунда: если выживешь, то до старости жить будешь! А вот коли твоя собственная душа родит и исторгнет нового Люцифера? Неужели он не выжжет и не иссушит эту душу, пребывая в ней? Неужели не выпьет ее всю, пока она кричит в корчах, силясь изгнать из себя себя самое? …Сэмовы метаморфозы…Для Дина они были, словно предательство, которое он всем сердцем поспешил простить. Дин не хотел ничего этого помнить, не хотел, чтобы черная пелена из прошлого когда-нибудь повисла между ним и братом и положила начало отчуждению. Или, может быть, он боялся, что не прошлое, а будущее разъединит их, ведь с людьми что-то происходит, когда они становятся старше… Иногда хотелось вернуться назад, в то трудное и, в сущности, обездоленное время, которое Дин называл своим детством. Однако именно в то время он не ощущал себя одиноким. Он с уверенностью шел вместе с отцом и братом по пыльным дорогам Запада и считал, что все трое они принадлежат друг другу. У Дина не было сомнений ни в себе, ни в Сэме, ни в отце. И он со свойственной юности беззаботностью встречал тяготы, от которых никто не постарался его уберечь. Но потом Дина стали покидать. То Сэм, то отец. Потом возвращались, потом уходили снова и больше не возвращались никогда… Сколь ни прискорбно это осознавать, всякий раз, когда уходил Сэм, он делал это по собственному почину. Дин - никогда. Может быть потому, что Сэм всегда искал, а Дин… что Дин? Дин четко выполнял свою работу, вот что. Он знал свой путь и шел по нему, не сворачивая, в то время, как Сэм колебался. Младшему хотелось многого, он требовал свободы, желал делать выбор… Дин не колебался. Или, может быть, он задавал слишком мало вопросов, вовсе и не зная своего пути? Может, Дин добровольно закрывал глаза и делал вид, будто нет никаких других дорог, будто он не проходит мимо перекрестков и развилок, и что вокруг нет той огромной земли, по которой он мог бы проложить свою собственную тропу… Вопрос в том, кто бы последовал за Дином, и нужен ли был ему попутчик… Нужен ли ему Другой? Или же мы в самом деле приходим в мир одинокими, и столь же одинокими оставляем его?
Дин взглянул на кофейный столик - на украшавшую его треугольную призму, сделанную из куска мрамора, и, с трудом различая буквы, прочитал надпись на ней. «Вам нужен не друг, а доктор. – Ах, до чего же вы ошибаетесь!»
«Спасибо, дорогая…» - ухмыльнулся старший Винчестер, вздохнул и перевел взгляд на картину, висевшую в простенке. В доме у Кэт и Эрика было много современных произведений: картин, фотографий, небольших скульптур, и почти все казались беспокойными, полными смятения, с надрывом о чем-то вопящими. Та, на которую сейчас смотрел старший Винчестер, изображала мужчину и женщину. В их единении не было ничего эротического, но лишь какая-то тревожная нежность, а оберегающий жест, скрепивший всю композицию, словно бы намекал, что кроме этой хрупкой близости ничего не осталось в жизни обоих. Однако смотря на полотно, Дин никак не мог разгадать, кто же здесь страж недолговечного покоя, который они нашли в объятиях друг друга. Женщина словно бы пряталась, прижавшись к груди мужчины, он укрывал ее своим телом, но именно ее глаза с напряжением всматривались во враждебное холодное пространство. В то же время она обращала взор свой внутрь себя, в их общую душу – одну на двоих. Взгляд женщины словно бы вопрошал, сколько им обоим отпущено счастья, и по силам ли ей отразить натиск неведомого и неизмеримого зла, пока спутник ее отдыхает, склонив голову к ее плечу. Откуда наступала тьма, которой страшилась черноволосая женщина с изможденным лицом? Извне или изнутри? Или она грозила прорасти между ними, внутри их единства?
Хотя со всей твердостью можно было говорить, что изображение на картине не имело никакого прямого касательства к Эрику и Кэт лично, Дин готов был побиться об заклад, что появление его в гостиной было неслучайным. Полотно намекало на что-то, напоминало о чем-то сугубо интимном. Даже место для него было выбрано с умыслом: так чтобы картина не затерялась среди интерьера, но и не привлекала излишнего внимания. Полотно заставило Дина опять возвратиться к размышлению о Сэме. И продолжил охотник свое размышление вопросом о том, в какой же момент он со всею возможной отчетливостью осознал свою исключительную привязанность к младшему брату. Старший Винчестер чувствовал, что этот момент залегал где-то гораздо глубже во времени, чем цепочка страшных и трагических событий, перенесших их с Сэмом отношения и мироощущение, как таковое, в новую плоскость. Возможно ли, чтобы два предмета одновременно и отдалялись, и приближались друг к другу? Именно в таких терминах Дин обозначил бы то, что происходило с ними после Апокалипсиса. Связь между ним и Сэмом стала неразрывной, ее предначертанный характер - в некотором смысле фатум - обнажился и из интуитивной догадки превратился в несомненную данность. Однако принять этот факт было жутковато, потому как ощущение рока затемняло простоту и непосредственность, некогда лежавшие в самом фундаменте их с братом дружбы. У них появились секреты… Вернее было бы сказать, не секреты, а приватные душевные пространства, в которые они друг друга не допускали, да и сами опасались часто заглядывать…
… Йорис! Иди ты… por la pinga**, честное слово!..
…Не ори, не на базаре!.. Если я делаю какое-то утверждение… тем более личное… тем более нелицеприятного свойствва, то я основываю его… на некоем факте… Или на том, что, в рамках своих когнитивных способностей, определяю, как факт…
В комнату пополз слабый, разбавленный запах сигарного дыма. Дин поморщился, потер нос.
А могло все развиваться, что называется, по Фрейду: скрытая неприязнь, соперничество, пиво и футбол раз в месяц. Отец сделал довольно много для того, чтобы старший невзлюбил Сэма: отяготил недетскими заботами, повесив Мелкого Дину на шею, наказывал строже… Дин негромко фыркнул. Почему-то считается, что человек должен, словно чумы, бояться ответственности за кого-либо, кроме самого себя. У индейцев в Неваде, где Винчестеры провели с неделю в прошлом году, взаимоотношения были устроены совершенно иначе. Может быть, оттого они и относятся друг к другу с куда большей теплотой, что имея неукоснительные обязанности перед родом, каждый становится одной многих из колонн, несущих крышу кланового мироздания. «Нагрузка распределена у них равномерно…» - думал старший Винчестер. - «Не так страшно тащить на себе всю эту махину». А если ты никому ничего не должен, ничем не обязан и ни перед кем не отвечаешь, то и неси на себе бремя жизни сам. Не люби, а пользуйся... «Только приглядывать надо хорошенько за своей задницей, а то как бы кто-нибудь не попользовался тобой. Тылов-то прикрыть некому…» - ядовито ухмыльнулся Дин. Но не лишь в одном прагматическом смысле нравилось старшему Винчестеру устройство племени. Забота о поддержании какого-то смысла и порядка в окружающем мире, как чувствовал Дин, есть не только необходимый труд, но и потребность для сильного человека. «Те, кто подохлее, не могут разгрести собственную помойку в голове. А если ты справляешься, то надо бы и на другим помочь…Надо ли?.. Черт…»
…Ты мне брошку от Тиффани все простить не можешь?...
…Представь себе, Йорис, неприятно сознавать, что ты ее с Екатерины снял и штопорилам отдал… Это все дело прошлое, естественно, но когда тебе гумор в башку стукнул… это я Кэт приводил в чувства!.. Я ее вытаскивал! Я ей знаки внимания оказывал, пока ты там с какой-то… шлялся… И да, этот гребаный подарок, пусть не для Кэт, но для меня кое-что значил… Я думал, что хоть подобие уважения ты проявишь…
«Ох ты, дьявол! Стентсон, ты обещал, что морду бить друг другу не будете…» - подумал Дин, невольно прислушиваясь к голосам, долетавшим из сада.
…Ты действительно полагаешь, я настолько примитивно устроен?..Что просто избавился?.. Брайни, памятные побрякушки – это очень трогательно, но мне уже есть, куда носить цветы! Три могилы, понимаешь! Три! Я плевал на белое золото с алмазной крошкой, понимаешь ты? Я плевал на то, что у тебя какие-то томные чувства ассоциировались с этой бирюлькой!... Мне плевать, что я позволил нас с Кэт ограбить, и что обо мне подумают! Я трезво оцениваю ситуацию. А вот то, что ты сегодня устроил… показательное выступление на тему, как настоящий мужик должен месить бандитов… Ты какого х-хрена не высадил Кэт из машины, прежде чем ввязываться?! Хотел, чтобы она полюбовалась на тебя? Посравнивала?..
…Чего ты-то теперь орешь?..Я не глухой…
… Да потому что я бы тебя убил собственными руками, если бы что-то с ней случилось!..
…Ага, ну-ну! Скажи лучше спасибо, что с ней ничего не случилось из-за тебя во время твоего «потерянного уикенда»***… Поимей совесть…
Пауза. Тишина. Кто-то из двоих ходил мимо фонаря, отчего свет мерцал, словно сигнал маяка. Потом заговорили тихо.
…Ты просто не понимаешь, чего ты сам избежал сегодня…
…Я целый вечер жду, пока ты мне растолкуешь!..
…Да тут и растолковывать нечего: урыл бы тебя старший, если б ты в Сэма выстрелил, вот и все …
«Без сомнения!» - ухмыльнулся Дин. И сразу же, как только произнес это в своих мыслях, засомневался. То есть… если, положим, этот лощеный засранец действительно бы застрелил Сэма сегодняшней ночью… Трудно было такое даже вообразить ввиду нелепости подобной смерти, но если бы это произошло, то Дин бы просто не знал, как ему поступать дальше! Старший Винчестер всегда думал, что если бы кто-то убил Сэма, то в его жизни осталась бы, по крайней мере, месть. А тут? Прикончить на месте этого разряженного тетерева, который выдумал токовать перед братней женой? Который думал, к тому же, что по совместительству защищает чью-то жизнь… Черт знает, что такое! Оставалось бы Дину только лечь рядом с хладным трупом и постепенно угаснуть самому.
Неожиданно Дин вспомнил. Он вспомнил, то с чего начинал раздумье о Сэме: эпизод, когда впервые ощутил в Мелком не живую игрушку-несмышленыша, не маленького братика, за которым папа требует приглядывать, а личность, друга – Другого, в котором можно как найти поддержку, так и встретить сопротивление. В этот момент Дин раскрыл в Сэме способность к диалогу, вступил в диалог с ним и с тех пор все свое существование простраивал в виде диалога с братом.
Начать надо с того, что Дина в школах - во всем том несметном множестве школ, в которых он перебывал в период с шести до шестнадцати лет – не то, чтобы не любили, а, скорее, побаивались. Его уважали, интуитивно чувствуя, что за плечами этого бойкого веснушчатого мальчишки имеется какой-то опыт, который окружающим недоступен и никогда доступным не будет. К тому же за игрой в карты Дин умел обобрать всех приятелей до нитки, и это вызывало у мальчишек почти суеверный пиетет. От Винчестера веяло захолустными тавернами, порохом, прериями, взрослыми разговорами и прочей воистину бандитской романтикой. Однако Дин не имел привычки сколачивать вокруг себя группировок, и это делало его уязвимым каждый раз, когда приходилось осваиваться в очередном образовательном заведении второго сорта. Всегда выискивался какой-нибудь местный вожак, которому непременно требовалось подобрать для новичка нишу в уже установившейся субординационной системе. Дин хотел только выполнять поменьше заданий, побольше прогуливать, держать однокашников на подобающем расстоянии и заниматься с отцом семейным делом. И никаких сопливых самопровозглашенных начальников он, натурально, над собой не терпел. Поскольку в нахальстве и остроте языка сравняться с Дином Винчестером никто не мог, в определенный момент его пытались побить. Но и тут один единственный с первого же удара расквашенный нос, как правило, ставил точку во всей полемике – драться по-настоящему не умели и боялись. Тем не менее, раза два или три против старшего Винчестера развязывали настоящую войну.
Впервые это произошло, когда Дину было лет тринадцать. Драка началась прямо на баскетбольной площадке по какому-то ничтожному и, возможно, заранее оговоренному поводу. Дина свалили втроем. Он видел, как кто-то из учителей сначала стоял в отдалении, наблюдая, потом раздраженно махнул рукой и пошел в школу, возможно, чтобы сообщить в полицию. Ученики лишь чуть-чуть притихли, но в целом, избиение, происходившее тут же по соседству, никак не повлияло на привычный ход дел. А били, надо заметить, жестоко, нисколько не щадя и не боясь последствий, потому что компания подобралась хулиганская, искушенная в уличных потасовках и хорошо осведомленная о послаблениях, которые обеспечивал им закон. Сначала Дин был охвачен чувством какого-то тупого удивления. Его глазам неожиданно открывалось бескрайнее голубое небо, школьный двор залитый летним солнцем. Девчонки смеялись. Жизнь текла также, как и всегда, огибая лишь маленький островок асфальта, на котором, избиваемый, скорчившись лежал он сам. Дину вспомнилась несусветная мерзость в тот момент: белый голубь в Сан-Франсиско, который сел на рельсы и его перерезало трамвайным колесом. И тоже было ясно, и тепло, и празднично, и тоже никто не обращал внимания на этого бьющегося в предсмертных конвульсиях голубя, кроме, разве что, мусорщика, который чертыхнулся и стал вытягивать из кармана грязные резиновые перчатки.
И вот, среди всего этого равнодушного моря неожиданно раздался исступленный, почти зловещий детский крик. Сэм явился неизвестно откуда. Сэм влетел на площадку, Сэм вцепился в кого-то из парней, Сэм укусил кого-то за палец. Сэма тут же поймали, а Дина заставили встать на колени и просить прощения за Мелкого, а также наговорить кучу унизительной чуши под хохот, проглатывая кровь и сопли. После этого надавали пинков по заду и разрешили обоим идти.
По дороге домой Дин не вытерпел и отвесил Сэму подзатыльник, отчего Сэм расплакался.
- Ты зачем полез? – закричал старший, раздражаясь еще больше. – В меня теперь все пальцами будут тыкать! Ты меня слабаком выставил! И идиотом! И… и клоуном!
- Они бы тебя убили! – взвизгнул Сэм, и в карих глазенках что-то сверкнуло.
- Ты дурак, Сэмии? Никого не убивают в школе? Это глупо! Не лезь никогда!
- Хочу и лезу… - отозвался Мелкий.
- Что?
- Хочу и лезу! И буду лезть! Всегда буду лезть! – закричал Сэм.
- Прекрати! Ты хочешь, чтобы мне отец голову оторвал за тебя?
- Ненавижу… - вдруг пролепетал Сэм со злостью, надрывом и испугом.
У Дина аж челюсть отвисла.
- Что ты говоришь?
- Ненавижу! Все ненавижу! – младший задохнулся от рыдания, вскинул на плечо рюкзак и припустил вперед по улице.
Старший Винчестер и теперь не знал, что именно ненавидел Сэм в то мгновение. Скорее всего, он имел ввиду постоянные переезды, город, и школу, и мальчишек. Однако Дин отчетливо запомнил, что слово «ненавижу» слетело с Сэмова языка сразу после того, как с Динова языка слетело слово «отец»…
* брат мой (фр.)
** иди на х… (исп.)
*** «Потерянным уикендом» Джон Леннон назвал свое временное расставание с Йоко Оно, когда Леннон сбежал от нее со своей любовницей Мэй Пенг.
