Уф, а вот и долгожданная концовка! По-моему, неплохо получилось, я довольна. Ежели что, не ругайтеся: мне в 1996-ом годиков шесть было, я из того времени мало что помню, да и в Борисоглебске бывать как-то не доводилось.
Глава 11. Откровенность
«Саркофаг - единственный способ вернуть Лешу. Ну и еще, может быть, машина времени, чтобы вернуться в тот самый злосчастный день, подставить Шумилову подножку и не пускать его на проклятую миссию. Или Божественное Вмешательство. Ах, да, что это я... Я же не верю в Бога».
- Эй, вы, двое!
Створки дверей лифта раскрылись, я увидела Саманту и Джексона и окликнула их.
- Постойте! - я вприпрыжку помчалась за ними, не дожидаясь, пока они остановятся.
- Мэри? Разве ты не уехала?
Перебив Джексона, я выпалила:
- Почему я всегда узнаю обо всем последней? Вы нашли саркофаг и не сказали мне?
Дэниэл обменялся с Картер непонимающим взглядом. Саманта сообразила первой.
- Ты же не думаешь?..
- А почему нет?
- Мэри, прошло четыре месяца! Саркофаг здесь не поможет.
- Как знать. Саркофаг способен воскрешать, если смерть произошла недавно, так? Я думаю, это связано с посмертными изменениями. Помните ту планету? Там же было страшно холодно! Я не медик, но низкая температура окружающей среды могла замедлить изменения, - скороговоркой произнесла я. - Это дело может выгореть.
- Сомнительно, - от голоса за спиной я чуть не подпрыгнула. «И когда он успел?» - Если помнишь, в последний раз мы наткнулись на такую свору джаффа, что еле унесли ноги.
- Четыре месяца, О'Нилл, четыре месяца! Может, их давно там нет. Надо попробовать. Ну что стоит послать M.A.L.P. на разведку? - «Я, что, его умоляю?»
Я пристально уставилась на полковника, он - на меня. Примерно минуту мы боролись взглядами. О'Нилл сдался:
- Поговорю с генералом Хэммондом.
Я невесело улыбнулась его затылку.
- Удачи, - произнесла я вслед.
В аппаратную я примчалась, когда техник заканчивал набирать адрес. Тенью проскользнув между полковником и Джексоном, я выглянула из-за плеча последнего.
- Я думал, ты не придешь, - проговорил полковник.
- Шутишь? - я шепнула в ответ. - Я бы такого не пропустила.
- Пятый шеврон активирован... Шестой шеврон активирован... Седьмой шеврон заблокирован.
- M.A.L.P. готов к запуску.
- Открыть диафрагму, - сказал Хэммонд.
Я украдкой нервно куснула себя за ноготь.
- Отправить M.A.L.P.
Что случилось дальше, я толком не поняла. Как сообщила впоследствии Саманта, которая вместе с техниками следила за запуском робота, из аппаратной выскочила белая вспышка, промчалась по залу Врат и скрылась в Звездных Вратах.
- Остановить запуск! - приказал генерал Хэммонд. - Закрыть Врата!
Техник нажал на кнопку отмены, однако это не подействовало: гипертоннель остался на месте. В смысле, во Вратах. А мое правое запястье вспорола холодная, металлическая боль, и белый браслет, сверкнув, обвил руку.
- Врата не закрываются, - горошинки голоса барабанили по черепу. - Проход нестабилен, сэр!
Я схватилась левой рукой за правую в попылке унять боль, но это не помогало. Боль накатывала беспорядочными волнами, заставляя кричать.
- Мэри, в чем дело?
- Черт, как больно!
Ощущение было таким, словно рука сейчас отвалится.
- Постойте!
- Закрыть Врата! - повторил генерал.
Новая вспышка и новая волна боли.
- Генерал, пожалуйста! Вы должны это сделать!
Лицо Хэммонда заиграло желваками. Генерал кивнул технику через силу и с видимым трудом произнес:
- Продолжить запуск.
Как только он сказал это, боль стихла. Я украдкой стерла выступившую слезинку с уголка глаза, потирая запястье.
- M.A.L.P. достигнет цели через три секунды... две... одну.
На экране загорелись и погасли слова: «Молекулярная деконструкция».
- Получаем картинку.
От увиденного на мониторах не то чтобы волосы встали дыбом, но открывшаяся взору панорама вызывала вопросы.
- Wow, - протянул доктор Джексон. - Этим джаффа явно не повезло.
Лагерь воинов джаффа, сколько хватало глаз, был завален мертвыми телами. Подробностей картинка не выдавала, однако было похоже, что джаффа просто повалились на землю, где стояли. Прямо возле гусениц робота лежал один, лицом вверх - на лбу виднелась чернильная отметила, знак Лорда Ю.
- Сэр, что бы их ни убило, - заговорил полковник, - та же опасность может угрожать и нам.
- Что показывает телеметрия?
- Воздух и давление нормальные, радиация - в пределах фона. Ничего необычного, сэр.
Волнуясь, я следила за взглядом генерала Хэммонда. Он отвернулся от экрана и обратился к О'Ниллу:
- В помощь вам отправится ЗВ-5. Миссия через двадцать минут. Разойтись.
Я перешагнула через мертвого джаффа Лорда Ю с некоторой опаской.
- Спокойно, майор, - сказал полковник, - они уже не кусаются. Скажи ей, Картер.
- Тепловой сканер показывает отсутствие живых существ, - сообщила Картер. - Здесь нет никого, кроме нас.
- И куда теперь? - сказал О'Нилл.
- Э-э-э... - протянула я, пытаясь припомнить все обстоятельства. Затем я указала на одну из гряды вершин, поросших хвойным лесом. - Туда.
- ЗВ-5, занять периметр у Врат, - приказал О'Нилл. - Если появятся гоа'улды, немедленно сообщите. В перестрелку не вступать. ЗВ-1 - за мной.
Полковник потопал в обход лагеря к тропинке между двумя неровными грядами холмов, вихлявшей то вверх, то вниз.
- Надо же, прошло четыре месяца, а мне кажется, будто это было вчера.
- Что ты сказала? - переспросил полковник.
Я мотнула головой.
- Ничего. Просто разговариваю сама с собой.
Дэниэл посмотрел на меня, а я отвернулась, не желая ловить его взгляда. Конечно, Джексон-то в отличие от О'Нилла, понимал, о чем я говорю. «Лишь бы все получилось», - подумала я. - «Плевать я хотела на все, лишь бы Шумилов вернулся».
- Ты правда думаешь, что это сработает?
Я повела головой.
- Не уверена. Но попробовать-то стоит?
- Эй, вы, хватит уже, - окликнул О'Нилл.
- Тебе помочь? - спросил Дэниэл уже на английском. Я упрямо отпихнула его руку.
- Сама справлюсь, они не тяжелые.
Путь на вершину пришлось прокладывать самим. То ли это было знаком, что джаффа не нашли тело, то ли накануне всего лишь выпал снег... Злобно пыхтя, я волокла за собой носилки.
- Узнаешь это место, майор? - произнес О'Нилл.
- Определенно, полковник, - я издала нервный смешок. - Как же не узнать... Сюда.
За четыре месяца на давнишние следы моих ботинок нанесло толстый слой снега, однако я безошибочно опознала, где похоронен Шумилов. Я стянула перчатку и сунула руку в снег. Когда предплечье до половины скрылось в снегу, пальцы наткнулись на жесткие ветки.
- Здесь, - проговорила я, освободив руку.
О'Нилл взялся за рацию.
- ЗВ-5, что у вас?
- Все тихо, сэр.
- Хорошо. Мы задержимся здесь ненадолго.
Наконец из-под снега выглянул настил из лежалых, почти слипшихся хвойных лап, а у подножия вырос внушительный белый холмик. Снег здесь был твердый, комкастый.
- Раскапывать могилы мне еще не приходилось, - произнес О'Нилл, отложил лопатку в сторону и поднялся на ноги.
- Это называется «эксгумация», О'Нилл, - я отложила свою. Ветки отделялись трудно...
«А ведь ты почти не изменился».
Только кожа стала еще более бледной, скорее синюшной, и почти сравнялась цветом со снегом. Не без содрогания я, высвободив ладонь из перчатки, притронулась к руке Шумилова. «Твердый, как камень».
Картер разложила носилки.
Тело закрепили на носилках ремнями. Дэниэл ухватился за один конец. Я хотела взяться за другой, но О'Нилл отогнал меня.
Спустя около получаса первый отряд возвратился к Звездным Вратам, где его поджидали бойцы пятого. Командир пятого отряда Харпер бодро рапортовал, что происшествий за наше отсутствие не было, гоа'улды и прочие злонамеренные существа не появлялись. Командир первого отряда О'Нилл все выслушал и дал отмашку набирать адрес Земли.
Лишь только червоточина выплюнула первую и пятую команды, в зал Врат ворвались - по-другому и не скажешь - санитары с каталкой, осторожно ссыпали с походных носилок тело подполковника Алексея Шумилова, и каталка скрылась в одном из боковых проходов. Я взволнованно проследила за ними взглядом.
- Где саркофаг? - спросила я Дэниэла.
Тот стянул с головы шапку.
- В хранилище, - ответил Джексон. - Ты же не думаешь, что он поместится в мой кабинет?
- И что теперь делать?
- Ждать. Саркофаг должен подействовать быстро.
- Если повезет?
Дэниэл неопределенно повел подбородком.
- Скорее всего.
- Здорово. Просто отлично, - я дернула молнию куртки и направилась в ту сторону, где полуминутой раньше исчезли санитары.
- Подожди, - сказала мне вслед майор Картер. Я замедлила шаг, она поравнялась со мной. Мы отправились за компанию: сперва сдавать в оружейку автоматы, затем - в раздевалку.
- Я - в хранилище, - сказала я после. - Хочу узнать, как все закончится. Ты со мной?
- Конечно, - ответила Саманта.
- Вот вы где! - из-за поворота вылетел запыхавшийся Джексон. - Мэри, идем скорее, - и, не дождидаясь, пока я отвечу хоть словом, повернулся и почесал в обратную сторону.
Оставив Картер, я догнала его почти у лифта.
- Джексон, что стряслось? Говори, не томи!
- Что-то пошло не так, - Джексон вызвал лифт.
Коленки предательски дрогнули.
- Саркофаг не подействовал? - я старалась не выдать охватившего меня смятения.
- Подействовал, - мне показалось, будто от этого слова я воспарила на небеса. - Но не совсем так, как нужно, - Дэниэл подождал, пока я войду за ним в лифт и нажал на кнопку нужного уровня.
На этом уровне располагался лазарет.
- Джанет говорит, он в коме.
- Таких случаев в моей практике еще не было, - призналась Джанет Фрейзер, скупым жестом профессионала поправляя капельницу, - а за шесть лет в проекте я многое повидала.
- Так он... в коме?
- Функция коры мозга подавлена, но основные биологические показатели в норме.
Я присвистнула, не сводя глаз с этого «уникального случая» в практике доктора Фрейзер.
- Хорошо выглядишь, Мавр, - сказала я, как будто он мог меня услышать. - Краше прежнего. Погодите-ка... э-э-э, док?..
- Что-то не так? - откликнулась доктор Фрейзер.
- Ноготь на мизинце! - я сбивчиво пояснила. - Шумилов рассказывал мне, как получил травму, из-за которой врачам пришлось удалить ему ноготь на мизинце левой руки. Смотрите, - я приподняла руку Шумилова над кроватью. На мизинце нагло красовался ноготь: ровный, розовенький и гладкий.
- Регенерация тканей. Нам пока не удалось прояснить механизм воздействия саркофага на тело человека.
- Не было случая? - усмехнулась я.
Доктор согласно кивнула:
- Можно сказать.
Я отпустила лешину руку, и она шмякнулась обратно на койку.
- Долго он пробудет... вот так?
- Трудно сказать. Я сделаю все возможное, однако...
- Да-да, «механизм воздействия саркофага на тело человека», - я перебила ее. - Я поняла.
- Я сообщу, если что-то изменится, - пообещала доктор Фрейзер.
- Можно, я пока побуду здесь?
- Конечно, - на лице доктора появилось что-то вроде ободряющей улыбки. Она в очередной раз поправила капельницу и, помахивая рыжими локонами и полами сияющего белизной халата, удалилась.
Пару минут я глядела на недвижимое лицо Алексея, потом отвернулась к стене, затем снова посмотрела на Лешу и снова на стену. В конце концов я плюхнулась на стульчик рядом с койкой.
- Это становится дурной привычкой, Мавр? Впрочем, нет, не надо. Бесполезно спрашивать того, кто не может ответить...
Шумилов продолжал сохранять молчание, словно подтверждая мои слова.
- ... даже если и хочет. Хотя хочет ли? - я продолжала монолог. - Ведь неважно, исцелит ли саркофаг тело, главное - вернется ли в тело душа. Вдруг ты не желаешь возвращаться? - сказала я вполголоса. - А как же твои родители, твоя дочь? Как ты мог оставить их? ... А меня?
Ответом была тишина.
- Пускай, - я сцепила руки на груди, - я четыре месяца провела без тебя - не умерла, как видишь. Вот только хотела бы я знать, есть ли кто-то там, внутри?
Нет, не отвечают.
- Черт, ну не уходи! Во второй раз мне этого не вынести. Если ты опять сыграешь в ящик, я до конца жизни буду ненавидеть весь мир.
Ни одна ресничка не дрогнет. Дыхание ровное и глубокое.
- Понимаешь, а я знала, что так будет. Я верила, что это случится, или даже не верила, а просто надеялась; до самой последней секунды, даже когда думала, что потеряла тебя навсегда, даже когда считала, что умираю сама, - на О'Ктарии, в этой бешеной тюрьме, после всего, что сотворили там со мной. Но тебе я об этом никогда не расскажу, даже если спросишь. Кстати, вот!
Я вынула позолоченный лешкин крестик из-под майки, отстегнула цепочку и, разжав пальцами ладонь Шумилова, вложила в руку крестик.
- Мне он больше не понадобится.
Пилот. Офицер. Христианин. Отец. Мужчина, который никогда не был моим.
Он всегда истово защищал передо мной свою веру, а что в итоге? Если бы Бог, в которого он так верил, существовал взаправду, то помог бы ему, и Шумилову стало бы лучше. Или, возможно, он просто не видит нас? не слышит? не понимает? Не знает, когда нужно вмешаться? Насколько мелочными для Бога кажутся все наши мирские дела?
Я никогда не помнила ни одной молитвы. Лешка говорил, что нужно молиться сердцем, что для молитвы важны не слова, а только то, как сильно ты желаешь сказать что-то Богу.
- Шумилов, я делаю это только ради тебя, понял? - я приоткрыла один глаз, бросила взгляд на Лешку и вновь зажмурилась.
«Как же это... Отче наш, иже еси на небеси... тьфу, не помню дальше. Ладно, неважно. Если ты есть где-то там и слышишь меня, то знай: это моя первая и единственная просьба. Верни его назад. Я знаю, он не должен быть там. Верни его! Верни!..»
Открыла глаза. Шумилов лежал недвижимо. Я смотрела на него, будто в трансе, ожидая, что он очнется и встанет. Но ничего не происходило.
«Пожалуйста... Пожалуйста... Пожалуйста!»
Веки дрогнули и плавно, как на замедленной съемке, поднялись, обнажая серовато-зеленые глаза. Несколько мгновений эти глаза смотрели в пустоту, затем сфокусировались на мне, а в следующий миг в них мелькнула крохотная, еле теплящаяся искорка узнавания, которая там, в глубине, разгоралась в огонек памяти.
- «Лета»?..
Разумеется, Шумилов не знал, почему он заснул в снежной пещере на чужой планете, под грудой колючих веток, а очнулся в лазарете Командного Центра. И уж конечно, он не мог понимать, отчего из моих уст вылетел вскрик, полный разом облегчения, радости и еще чего-то, неведомого мне самой:
- Слава Богу!
- Ну, и кто ему сообщит?
Вынимая незажженую сигарету изо рта и заталкивая ее обратно в пачку, попутно поправляя воротник куртки, я процедила:
- Я, конечно.
Мне показалось, или остальные вздохнули с едва скрываемым облегчением?
- Только чуть позже, - уточнила я.
В палату к подполковнику я вернулась, держа под мышкой огромный серый пакет. В пакете была одежда Шумилова и несколько других его вещей, которые бережно хранил мой шкафчик в раздевалке все эти четыре месяца. Шумилов сидел на койке, дожидаясь, пока Джанет Фрейзер перестанет светить ему в глаза фонариком, щупать за горло и проделывать другие странные и бессмысленные процедуры. Расспросов никаких не вел: либо перетасовал в уме факты и собрал из них какую-либо относительно удобоваримую модель произошедшего, либо Джанет попросту что-то наплела ему, чтобы успокоить. Однако, насколько я могла судить, врать пациентам не было одной из привычек доктора Фрейзер, поэтому склонялась к первому варианту.
Доктор Фрейзер осмотрела Шумилова, сделала какие-то записи и повернулась ко мне, ждущей в дверях:
- Он твой.
Я кинула пакет на койку.
- Одевайся. Поехали.
Подполковник деловито осведомился:
- Куда?
- Неважно. Потом узнаешь.
Шумилов подернул плечами.
- Как скажешь, - ответил он.
- Я подожду снаружи, - добавила я.
«Или он решил оставить все вопросы на потом? Да нет, на него не похоже».
Погода испортилась: вместо жаркой солнечной осени Шайен пленил дождь. Дождь падал сплошным потоком, меланхолично ударяясь о преграды, барабаня по земле, металлу и асфальту, сновно пытался вбить в недра эту громадную гору и смыть любую память о ней. Я жмурилась от капель, плюющих в лицо. Шумилов поднял воротник джинсовки. Намокший чубчик на затылке смешно топорщился.
Ветер бросил нам под ноги невесть откуда взявшуюся охапку жухлых листьев. Леша нагнулся и поднял один.
- Весна, а листья уже пожелтели, - сказал он и отпустил листок, позволяя ему свободно упасть. - Странно.
Я вздрогнула, затем сунула ключ в автомобильный замок.
- Садись.
Шумилов опустился на переднее сиденье, а я юркнула на водительское место. Двигатель завелся. «Фордик» тронулся с места и живенько пошуршал по асфальту.
- Так куда мы едем?
- В Колорадо-Спрингс, куда же еще? - ответила я.
- И?
- Да ничего, - раздражаясь, я выпалила. - Помолчи минуту, будь другом!
- Как скажешь, - вновь проговорил Шумилов, ныкаясь глубже в кресло.
- Извини, - буркнула я, но Леша не откликнулся.
Было невыносимо душно, будто воздух сгустился до состояния желе, с трудом пропихивая себя в горло. «Дворники» размазывали струйки дождя по лобовому стеклу. Приходилось ехать медленнее обычного: на мокром асфальте шины скользят «на ура».
Шумилов подал голос только тогда, когда по сторонам от дороги начали мелькать первые дома, магазинчики, кафешки и заправки - мы приближались к городу.
- Когда мы успели вернуться на Землю? И главное, почему я сам этого не помню?
- Позже расскажу. Не сейчас.
- «Лета», прекрати говорить загадками.
Я кинула взгляд сперва на дорогу: та была чистой, - потом воззрилась на Шумилова.
- Не отвлекайся, ты за рулем, - напомнил он, уставившись в ответ.
Я повернулась обратно, но знать, что Леша сейчас смотрит на меня, было невыносимым. В носу защипало, дождь, барабанящий по крыше и стеклам, стал оглушительным, духота - почти нестерпимой, мир сузился до пространства салона маленькой машинки. Снаружи было ничто, холодное безвоздушное пространство - и проливной дождь.
- Мне надо купить сигарет, - сказала я, выруливая к обочине. - Подожди в машине.
Проклятый дождь будто ждал, пока я вылезу наружу. Усилившийся ветер подхватывал капли, которые картечью палили во все подряд. Я дернула стеклянную дверь и зашла в магазин.
«Надо купить еды», - подумала я. - «В упор не помню, осталось ли что-нибудь в холодильнике, но после двух месяцев не стухнет разве что водка, которой в помине не было, а, наверное, зря. Напиться - не лучший выход, но что же делать, когда мне так плохо?» Я поймала себя на том, что стою, смотря на витрину невидящим взглядом. С мокрых волос под майку стекала вода. Я провела рукой по лицу - на ладони осели капельки влаги.
Я сильнее зарылась в куртку и вышла обратно в дождь.
Когда я подошла к машине, Шумилов вылез наружу. В руке у него была непочатая пачка «Честерфилда». Леша покрутил ею в воздухе.
Я натянуто улыбнулась.
- Забыла про нее.
- Ты, как и прежде, совсем не умеешь врать.
Я протянула руку и забрала у него сигареты. Залезать в машину я не торопилась.
- Простынешь.
- Пускай, - ответила я, взводя подбородок, точно ствол пистолета. «Надеюсь, он не заметит...»
Заметил.
- В чем дело, «Лета»?
Слезы тихо сползали по щекам, смешиваясь с дождем. Я еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться в полный голос, и закусила губу еще сильнее.
- Что? - сказала я. - Выгляжу по-дурацки?
- Я впервые вижу, как ты плачешь.
- В первый и последний раз, - пробурчала я. - Наслаждайся.
Леша открыл дверцу.
- Сядь в машину, - почти приказал он. Я послушно забралась внутрь. Шумилов обошел машину и опустился рядом.
- Платок дать? - спросил он.
- Обойдусь, - гордо заявила я, пару раз шмыгнула носом и вытерла щеки ладонью. «Черт, как же стыдно». - Не ожидала, что это будет так тяжело: я ведь не плакала даже тогда, когда ты умер...
- Что?!
Я тут же захлопнула рот, но, как говорит мудрая пословица, «слово - не воробей». Впрочем, он ведь должен был когда-то узнать.
- Что за чушь ты городишь?
Я полуобернулась к нему. Видок у Шумилова был донельзя ошеломленный.
- Сейчас не весна, Мавр, - сказала я. - Сегодня - пятое октября две тысячи третьего года.
- Прекрати, это уже не смешно!
- Я говорю правду! Ты не вернулся из той миссии, даже тела твоего мы не смогли вернуть на Землю! Ты так и лежал там, зарытый в снегу, пока Дэниэл не нашел саркофаг, и не стало возможным оживить тебя. Спрашивай у кого хочешь, они скажут тебе то же самое.
В наступившей гулкой тишине, которую нарушали только удары тугих капель о стекла, я отвернулась обратно к рулю и сняла «Фордик» с тормоза.
- Поехали? - спросила я. Шумилов не ответил.
«Фордик» выехал с обочины и, понемногу набирая скорость, двинулся в редком потоке машин.
- Родителям и Маше сообщили? - наконец проговорил Леша.
Я пожала плечами.
- Чехов должен был.
Леша тяжело вздохнул.
- Как же им теперь сказать...
- Ерунда. Янкина бабушка дважды получала «похоронку» на своего мужа, а он вернулся с войны живым. Все образуется. Главное, что все живы, а остальное можно исправить.
- Может быть, - Шумилов вздохнул снова. - Да, ты права, пожалуй.
Я улыбнулась - теперь совсем не натянуто.
Вскоре автомобиль вырулил на дорогу, вдоль которой стоял многоэтажный дом, а через несколько минут - въехал на стоянку.
- Куда это ты меня привезла? - поинтересовался Шумилов.
- Я тут живу.
- Переехала? - спросил он.
- Как видишь.
Дождь не утихал. Под крики птиц он соскальзывал с мокрых желтоватых листьев и ронял капли за шиворот. Я поежилась и поспешила нырнуть в подъезд.
Войдя в квартиру, я сняла туфли и привычным жестом кинула ключи на столик.
- Вот здесь я теперь и обитаю, - поведала я, впуская Шумилова. - Будешь кофе? Я сама не знаю, что тут у меня осталось, но где-то должен быть.
- Давай, - ответил Леша.
Кофе не было, но нашелся чай. Я водрузила металлического друга на плиту и открыла холодильник. «Ну, конечно, все протухло». На верхней полке сиротливо ютился обветренный кусок колбасы, на следующей - бутылка с субстанцией, номинально значившейся молоком, а в самом углу доживал свой век плавленый сырок. Поглядев на все это безобразие, я закрыла дверцу.
- Твои кошки опять в бегах? - огляделся Леша.
- Давно уже, - угукнула я, насыпала в заварочную колбу мелко нарубленных черных листьев, потом достала сигареты, прижала губами мягкий коричневый фильтр, вынимая из пачки; долго бегала пальцами по карманам, пока не вспомнила о зажигалке, оставленной в бардачке. Пришлось отодвинуть чайник и прикурить от голубого газового пламени.
Лешка глядел в окно. Чайник выпустил из себя струйку мутноватого пара... Я кинула бычок в раковину.
- Долго тебя не было, - я достала чашки.
- Я в этом не виноват, - открестился Шумилов.
- Знаю, поэтому и говорю.
- Я много пропустил?
- Еще бы, - кивнула я.
Лешка заинтересованно взглянул на меня.
- Расскажешь?
- Еще чего. Почитаешь потом отчеты, - я придвинула наполненную чашку к нему. - Пей пока чай.
Дождь, кажется, пошел на убыль, и птицы кричали теперь не так неистово.
- Кстати, ты пропустил мой день рождения.
- И сколько тебе теперь? - поинтересовался Шумилов. - Тридцатник есть?
- Всего лишь двадцать девять! - возмутилась я, но затем сообразила, что он просто смеется. - Какая же ты зараза, Шумилов.
- Неудивительно, что у нас так много общего.
Я скорчила в его сторону гримаску. Потом сказала негромко:
- Я скучала, - и вдруг, неожиданно для обоих, чуть привстала на цыпочках и, зависнув над чашками, поднесла свои губы к его - но это не был настоящий поцелуй, скорее, лишь легкое касание... Лешкино дыхание щекотнуло мне ноздри.
Все длилось секунду. Я отстранилась и произнесла:
- Знаю, я не должна была.
- Ты... - начал он.
Я кивнула.
- Да.
Странная легкость воцарилась в голове. «Девочка ли я, чтобы молчать, не давая исхода тому, что у меня на сердце?»
- Скажи что-нибудь, - попросила я.
Вместо слов он одним движением привлек меня к себе и, держа мое лицо в ладонях, приник к губам.
- Я надеюсь, ты делаешь это не потому, что жалеешь меня, - выдохнула я в перерыве между поцелуями.
- Замолчи, - шепнул в ответ Лешка, и это короткое слово прозвучало для меня, как райская музыка.
Мир погружался в сладкий туман. В нем медленно исчезали иные миры, другие города, чьи-то бывшие дети и бывшие жены, призраки прошлого и неясные картины грядущего.
- Я приму это как «нет».
***
- Так-с, ну и что у нас тут?
Листки были раскиданы по всему столу. Обычные белые листки, формата А4, с яркими отметинами маркеров - какие-то буковки, стрелочки, кружочки... Коса давно растрепалась от запускаемых в волосы в расстройстве чувств пальцев, за правым ухом - карандаш.
- А, черт!
Собственно, карандаш-то и выпал при неловком движении и шустро укатился под стол. Я полезла вниз искать его, а когда вылезла из-под стола вместе с карандашом, столкнулась с полковником - почти буквально нос к носу.
- Ты что-то потеряла?
- Безвременно ушедшую молодость, - пробурчала я, возвращаясь к записям.
Полковник О'Нилл протянул руку и взял один из листов, лежавших сверху.
- Что это?
Я отвлеклась от размышлений, выдирая лист у него из пальцев. Затем разгладила помятый уголок. К тому времени на листе вырисовывалась особо сложная система циферок, кружочков и стрелочек. Глаз выхватывал из всего этого цветного безумия обведенные маркером числа: один-девять-восемь-семь, два-ноль-ноль-девять, один-девять-девять-шесть... Над ними виднелась крупно очерченная цифра «13».
- Ты зачем пришел? - я соскребла листки со стола.
- Я собирался в столовую. Не хочешь присоединиться?
- Чуть позже, - я снова уткнулась в записи. - Я пока занята, обратись к Картер.
Когда я опять оторвала взгляд от листов, полковника уже не было.
«Здесь должно быть что-то».
Если отставить в сторону лирику, что я имела в сухом остатке? Таинственный шарик, испускающий белое сияние - одна штука. Ах, да, был еще один, на Корелле, - теперь можно с ностальгией вспомнить свою первую инопланетную миссию, - как две капли воды похожий на «мой», и поле неизвестного происхождения, сквозь которое не мог прорваться даже луч асгардов. Совместная с О'Ниллом иллюзия, «дерево голосов», бессимвольное наборное устройство. Происшествие в Зоне 51, ручное устройство гоа'улдов, заработавшее у не-носителя. Этот же шарик не дал Звездным Вратам закрыться. И...
Нет, не получается.
Я расстроенно вынула карандаш из-за уха и бросила его на стол. Наверное, действительно надо пообедать, заняться чем-нибудь другим, отвлечься. Но тайна шариков и шкатулок не давала покоя, как ребенку, не способному собрать слишком сложный для него паззл. Помучавшись еще пару минут, я сложила листки в кучу и сунула их в верхний ящик стола, который запирался на ключ. Ключ положила в карман и вышла в коридор.
Лешка возвращался в следующий четверг. Я надеялась, что все у него сложилось удачно, никто не схватил сердечный приступ, и никто не сошел с ума. А что еще можно пожелать? «Главное, что все живы, а остальное можно исправить». Семь лет назад я и мечтать не могла о том, что имею сейчас. И четыре года назад. И даже год.
«Не могла мечтать...»
Я стала, как вкопанная, посреди коридора, потом вдруг развернулась на сто восемьдесят и помчалась в кабинет, натыкаясь на людей. В кабинете, нетерпеливо поковырявшись в замке, я достала ворох своих записок. Впилась глазами в строчки. Вот же оно!
«Так не бывает», - подумала я.
Разгадка, что приходила на ум, не вписывалась ни в одну из научных или вообще мало-мальски объяснимых моделей мира. Однако, с другой стороны, подобным образом могут не вписываться в чью-то модель мира Звездные Врата, гипердвигатели, межпланетные соглашения, сотни обитаемых людьми миров. Ответ был невероятен. Но в него так хотелось верить... Я прижала листочки к себе и умиротворенно потопала в направлении столовой.
Наверное, у меня очень горели глаза.
- Эврика! - провозгласила я. - Я нашла! Я знаю секрет!
Очень-очень. Точно как у Дэниэла Джексона в лучшие моменты.
- Может... присядешь?
Я проследила за взглядом полковника, наткнулась взором на стул, многозначительно сказала: «Оу!» и села, преследуемая тремя парами глаз.
- А теперь рассказывай по порядку.
- Я знаю, в чем секрет этого серебряного шарика. То есть, я уверена, что знаю. Это может прозвучать достаточно глупо, но все факты подходят под это объяснение, а другого у меня пока нет.
- И в чем же? - заинтересованно спросила Саманта, погружая ложку в цветное желе.
- Желания.
- Что?! - в три голоса переспросили они.
- Эта штука исполняет желания. Вы ведь встречали приборы Древних, не поддающиеся никакой классификации, и было непонятно, для чего они вообще существуют? Я полагаю, что эти шарики из той же серии. Думаю, их создали Древние.
На этом все сходилось. «Мой» шарик проявлял себя именно в те моменты, когда я наиболее отчаянно желала чего-то - и в итоге я это получала. Совместная иллюзия помогла мне получить чуточку уважения от О'Нилла, случай в Зоне 51 дал возможность отдать долг Шумилову за свое освобождение в лето 2002, про последнее проявление, думаю, не стоит упоминать лишний раз. Кореллианский прибор отлично вписывался в эту композицию: первый магистр династии Геримей настолько сильно хотел защитить родную планету от гоа'улдов, что это дало необычайно мощный эффект... однако за давностью желания шарик сработал не совсем так, как нужно.
Вдобавок был еще один необъяснимый случай. Обласканный и истерзанный памятью, что дал толчок всему этому, когда Спираль Времени легла на новый виток.
- Чушь, - поморщился полковник.
- Интересная теория, - Дэниэл поправил очки.
- Это невозможно, - сказала майор Картер.
Вместо ответа я сунула Дэниэлу свои записки, поскольку из них троих русский знал лишь Джексон. Воспользовавшись случаем, О'Нилл завладел тем самым листком с цифрами, который я отняла у него в кабинете.
- Тысяча девятьсот восемьдесят семь, - проговорил он. - Что это?
Я отщипнула кусочек от его булки и сунула в рот.
- Год моего рождения, - ответила я.
- Это... это невозможно, - повторила Саманта. - Если б ты родилась в 1987 году, то тебе бы сейчас было шестнадцать.
На это я только улыбнулась, хотя на душе было немного тревожно. О'Нилл с Джексоном переглянулись.
- Что ты скрываешь, майор? - произнес О'Нилл.
Облизнув пересохшие губы, я вымолвила:
- Я расскажу...
Поезд остановился. От резкого торможения я чуть не рухнула с полки. «Так и знала, что надо покупать билет на нижнюю», - подумала спросонья, отползая от края. - «Где это я?»
Мимо окна проплывало здание вокзала. Вокзал как вокзал, ничего особенного, наш городской выглядит намного лучше, но вот слово, складывавшееся из букв на фронтоне, повергло меня в ужас.
Борисоглебск.
Я что, села не на тот поезд?!
«Да нет, не может такого быть!» - лихорадочно соображала я. - «Проводница проверяла мой билет, значит, все должно быть в порядке, но ничего не в порядке, и нужно с этим что-то делать!» Я дернула сумку из-под головы, чтобы найти этот самый билет.
В сумке его не было. Я перерыла ее несколько раз, пробовала даже высыпать содержимое и складывать по вещичке обратно - без толку. За моим копошением с интересом наблюдала соседка с нижней полки напротив. Я старалась не вдаваться в панику, в голове возникла мысль подойти к проводнице и объяснить ей ситуацию, она же сама проверяла билеты - вдруг она вспомнит меня? «Не дрейфь», - приказала я себе. - «Доберешься, куда надо». Но к началу фестиваля я сто процентов опоздаю. Обидно...
- Граждане пассажиры, на станции контроль, готовим билетики для проверки! - донесся из тамбура бодрый голос проводницы. - Не толпимся, не толпимся, выйти все успеем!
Я перекинула ремень сумки через плечо и по-тихому слезла с полки. Билета с собой нет, и перспектива платить штраф за проезд «зайцем» мне вовсе не улыбалась. Я прошлась по вагону и наудачу подергала несколько окон. Окна, несмотря на духоту, не открывались - вот они, современные российские реалии.
Мне повезло: ячейка плацкарта, отстоявшая от дальнего тамбура на две, была наполовину пустой. На верхней полке по правую руку кто-то спал, храпя, как паровоз, снизу парень в огромных наушниках увлеченно играл в тетрис. Слева одна-одинешенька сидела девочка лет, наверное, пяти. «Мой шанс!»
- Ты меня не видела, ясно? - твердо приказала я девчушке.
Девочка послушно кивнула.
- Билетики готовим для проверки!
Я сиганула вверх, к третьей полке, по счастью, ничем не занятой. Никогда еще не взбиралась на эти полки так быстро. Тесно до жути, но я это перетерплю. Девочка внимательным взглядом следила за моими перемещениями.
- Не смотри сюда! - шикнула на нее я.
Она отвернулась как раз вовремя: притопали взрослые. Судя по голосам, трое, родители девочки или еще какая-нибудь родня. Я, как могла, старалась не дышать.
- Все хорошо, Катенька? - заботливо спросил женский голос.
Девочка тоненьким голоском пропищала:
- Да, мамочка.
- Кушать хочешь?
- Не хочу, - ответила Катенька.
- Тогда я тебе почитаю сказку, да?
- Билетики готовим!..
Мелко закололо в носу.
- Так-так... ага... угу.
Я зажала нос пальцами, чтобы ни в коем разе не чихнуть.
- Готовим билетики для проверки! - бодрый голос проводницы радостно профланировал дальше. Надо было выбираться отсюда, иначе я рисковала уехать сильно дальше от нужной станции. «Пан или пропал», - решила я.
Пассажиры ячейки, наверное, о-о-очень изумились, когда с третьей полки ссыпалось нечто ростом Ленин-с-кепкой, лохматое - коса до поясу - чучело, все потрепанное, «с толстой сумкой на ремне», номинально женского пола. Чучело как могло быстро приняло вертикальное положение, протараторило:
- Извините за беспокойство, удачной дороги! - и вылетело прочь.
Проход был относительно пуст, и путь к отступлению свободен. Я рванула к тамбуру что было сил... и наскочила там на вторую проводницу.
- Девушка! - высоко и возмущенно взвизгнула она. - Вас тут не было!..
Я отпихнула ее с дороги и слетела с подножки вагона, приземлившись на перон, битком набитый людьми. Расталкивая народ, я кинулась к зданию вокзала.
- Держите ее! Она без билета ехала! - голосили сзади.
Плотно набитая сумка била по ногам. Остановиться я смогла только в зале ожидания. Вроде бы, никто за мной не гнался.
- Заканчивается посадка на рейс по маршруту тра-та-та-та-та... - невнятно шебуршал громкоговоритель. Я наконец-таки перевела дух.
За всей этой беготней разыгрался аппетит. В сумке ничего съестного не было, кроме нескольких крекеров, которые страшно крошились, своей участи быть выброшенной ожидала бутылка из-под минералки.
- Уважаемый, не подскажете, где здесь буфет?
Буфет производил удручающее впечатление. На столах, что подозрительно смахивали на школьные парты, в рядок стояли пластиковые мисочки с куцыми горками салата, на подносе беспорядочной грудой лежали пирожки, в глубине этой каморки стояла электрическая плитка, на ней покоился огромный чайник, рядом - коробка с чайными и кофейными пакетиками. Ценники, неразборчиво написанные от руки.
- Пирожки с чем? - спросила я.
- Ну, с печенкой есть, с луком, с яйцом, - пробурчала продавщица в синем фартуке.
- Два с печенью дайте, - я поймала себя на том, что невольно копирую тон продавщицы.
- А чего не три? - буркнула она, мол, какая я плохая, не хочу увеличивать ей выручку.
- Дайте два, - с нажимом проговорила я.
- Ладно, ладно, - проворчала продавщица. Руководствуясь какими-то своими приметами, она вытащила из кучи совершенно одинаковых пирожков два и завернула в кусок газеты. Я достала из кармана пятьдесят рублей и протянула ей, одной рукой пододвигая к себе кулек.
Продавщица развернула сложенную купюру и вдруг фыркнула:
- Девушка, вы что, с ума сошли? Вы что мне тут суете?
- А что не так? - спросила я.
Но вместо того, чтобы дать мне внятный ответ, продавщица внезапно начала истерически визжать:
- Мошенница! Фальшивомонетчица! Что ты мне тут суешь!..
Я сначала отступила от прилавка на шаг, чтобы из распахнутой пасти на меня не летели брызги слюны, а потом выбежала из буфета, впрочем, не забыв прихватить сверток с пирожками. «Чего так психовать-то?» - подумала я на бегу. - «Нормальный полтинник, мне его банкомат выдал лично в руки». Произошедшее, однако, не на шутку встревожило меня.
Нервно озираясь, я покинула вокзал. Невдалеке маячила автобусная остановка. Я уселась на дощатую скамейку и принялась за пирожок. Начинка отдавала подозрительным приторным вкусом, но в целом он был вполне съедобен.
Когда я прикончила первый, появился мальчишка лет двенадцати. Под мышкой тащил что-то, отдаленно напоминавшее тонкий журнал.
- Купи календарик, - попросил он.
- Какой еще календарик?
- Настенный. Вот такой, - он показал. - Купи, а? Недорого отдам.
Я присмотрелась к календарику. На нем маячили циферки: один-девять-девять-семь.
- С ума сошел? - усмехнулась я. - На черта мне календарь на 1997 год?
- На следующий, ну! - непонимающе ответил мальчуган. - Дома повесишь или подаришь кому-нибудь.
- Совсем того? А ну, иди отсюда! - прикрикнула я.
Он боязливо отошел от меня.
- А что не так? - издалека спросил он.
- Шагай давай!
«Псих какой-то», - подумала я, оглядываясь по сторонам.
Вскоре рядом опустился молодой человек с черной огромной сумкой на длинном ремне.
«Закурить есть»? - жестом показал он. Я помотала головой. Он был примерно с меня возрастом.
- Слушай, - сказала вдруг я. - Один вопрос задать можно?
«Ну?» - сказал он взглядом.
- Какой сейчас год?
- Год? - голос был шершавым и грубым. - Крысы, по-моему.
- Да нет, - сказала я. - Номер какой?
- Девяносто шестой.
«Знаете, а это уже ни хрена не смешно! Либо я сошла с ума, либо все остальные, и ни один из вариантов мне не нравится!»
- Точно? - переспросила я.
Он покрутил у виска пальцем и отвернулся. Я вскочила с места и помчалась на другую сторону улицы.
За час я успела «опросить» два десятка человек, и все они говорили одно: на дворе стоял май 1996 года. Мне начинало казаться, что я «слетаю с катушек». Как?! Ну как, скажите на милость, я могла попасть в прошлое, из 2009 года перенестись в 1996-й? Немыслимо! И я не сплю - подтверждением было несколько довольно глубоких царапин на руке, оставленных собственными ногтями.
Я шла по тротуару, опустив голову, пиная попавшиеся под ноги камушки.
«Что же мне теперь делать?..» Нога запнулась о какой-то камень. Я взвыла от боли в пальце, затем подняла голову. Я стояла у входа в больницу.
Поколебавшись, я поднялась по ступенькам и вошла, потянув на себя тяжелую деревянную дверь.
Народу было полно. Я присела в уголочке на скамейку. За толстыми стенами вестибюля было мрачно и продрогло. На меня никто не обращал внимания: сидит себе девушка и сидит, ждет приема. Через некоторое время подошла женщина. Живот у нее был, как баскетбольный мяч. Попросила уступить ей место. Я слезла со скамейки и отошла в сторону, подпирая стену. Потом присела на корточки, а после и вовсе уселась на пол, прижав сумку к груди.
Отвлечься от тяжких дум я смогла только от того, что кто-то настойчиво теребил меня за плечо.
- Деточка, тебе плохо? - надо мной стояла какая-то старушка.
- Не знаю, - пробормотала я.
- Может, врача кликнуть? - сердобольная старушка не отставала.
- Не знаю, - повторила я и всхлипнула.
- Ты чего? Плачешь? - удивилась она. - А ну, успокойся!
- Не могу, - завыла я, размазывая слезы по лицу. «В самом деле, что я распустила нюни, как последняя плакса?»
- Ну-ну, тихо, тихо... - увещевала она, поглаживая меня по плечу. - Тебя как звать-то, деточка?
- Не знаю. Ма... Ма... Мария?.. Марианна?.. Марина! - воскликнула я. - Меня зовут Марина!
- А годков тебе сколько?
Я помолчала, потом с усилием выдавила:
- Двадцать два.
- Тебе врачи что-то плохое сказали? - старушка продолжала расспрашивать.
- Нет.
- Тогда зачем плакать?
- Не знаю! - сквозь слезы выкрикнула я. Другие начали оглядываться. - Я не помню!
- Что значит «не помню»? - спросила дотошная старушенция.
- Ничего. Я... я не помню, как тут оказалась, я не помню, кто я, откуда я. Я ничего не помню!..
Старушка положила сухую скрюченную ручонку мне на голову и молвила:
- Посиди здесь, доченька. Посиди.
Она испарилась в неизвестном направлении, а я осталась - а что мне еще было делать? Только сидеть, утирая слезы.
Старушки не было почти час. Она вернулась, чуть ли не таща за собой медсестру, вид имевшую очень недовольный: как же, кто-то посмел потревожить Ее Величество!
- Имя, фамилия, отчество? - с ходу спросила медсестра.
- Марина... - прошептала я.
- Фамилия, отчество? - нетерпеливо, словно для скорбного умом, повторила она.
- С... Сун... Сунду... кова, - выдавила я. - Сундукова Марина Але... Александровна.
Могла бы, конечно, сыграть свою роль до конца, но очень уж мне не хотелось, чтобы записали меня какой-нибудь Найденовой Риммой Ивановной.
- Год рождения?
- Не помню.
- Двадцать два ей, двадцать два годика, - суетилась сердобольная старушка. - Она мне сама сказала.
- Семьдесят четвертый, значит. День, месяц?
- Кажется, двенадцатое. Августа. А может, и не двенадцатое. Я не помню.
Медсестра вздохнула - многозначительно и глубоко.
- Сейчас поговорю с главврачом. Ждите, - и уплыла, царственно покачивая бедрами.
Еще полчаса пришлось ждать появления медсестры. Та приплыла, такая же царственная и недовольная, как и прежде.
- Пока положим в общую терапию, там видно будет. Твои вещи? - она указала на сумку.
- Мои? - переспросила я. - Да, наверное, мои.
- Давай сюда, - она завладела сумкой. - Юля! - неожиданно громко заорала она. Откуда-то из кучи людей у регистратуры появилась другая медсестра - фарфоровая куколка в легкомысленных, почти белых кудряшках. - Проводи в общую, в семнадцатую палату, - приказала «королева».
- Хорошо, Женечка, - прощебетала «куколка». - Идемте, - это уже в мою сторону.
Меня провели через четыре лестничных пролета и один поворот коридора в отделение общей терапии.
- Асенька, - позвала куколка, открывая дверь семнадцатой палаты, - вот новенькая, определи ей коечку, пожалуйста.
С койки у батареи соскочила девушка - скорее даже молодая женщина, лет тридцати с гаком. Заводила, наверное. Лицо красивое, волосы длинные, как у меня, только еще более густые и лохматые. Но худая!..
- Новенькая? - как будто бы обрадовалась она. - Заходи! Тапочки надевай! Вон, у тумбочки валяются!
Я протиснулась в палату, где меня тотчас же принялись прожигать несколько пар любопытных глаз.
- Вон туда садись, у окна койка... да не эта, рядом! Тебя как зовут? Я - Аська!
- Марина, - ответила я.
- Ты чья?
- Папина и мамина.
- Нет, откуда сама будешь?
Я взобралась на кровать, скинув тапочки.
- Я не знаю.
Держали меня в больнице до тех пор, пока в паспортном столе с горем пополам не выяснилось, что в городе Борисоглебске ни одной Сундуковой Марины Александровны, рожденной 12 августа 1974 года, не зарегистрировано. В конце концов мне дали временное удостоверение личности и вздохнули с облегчением, выпнув на улицу. Перспективы предо мной открывались самые нерадужные: ни документов, ни жилья, ни работы.
Тринадцать лет - не шутка, из 1996-го в 2009-й пешком не дойдешь. Что мне оставалось, ночевать на вокзалах и теплотрассах, перебиваясь, чем Бог пошлет, а после тридцати сдохнуть от туберкулеза? Или снимать комнату в коммуналке, хватаясь за любую работу? Нет уж, перспективка не ахти. Тогда я, будучи, по своему скромному разумению, девушкой нехрупкой и неглупой, решила попытать счастья - и отправилась в летное училище. Остальное общеизвестно.
***
Я смотрела в белоснежный потолок, прижимая трубку к уху.
- ... Значит, все хорошо?
- Лучше не бывает, - донесся голос из трубки. - Ты бы видела, как обрадовалась Мурка!
- Могу вообразить.
- Я вернусь в четверг.
- Я знаю. Ты... ты просто будь немного более осторожным?
Леша усмехнулся в трубку:
- Более осторожным, чем обычно?
- Точно, - ответила я.
- Не волнуйся, Марина, - когда он называл меня по имени, я просто таяла. - Я буду очень осторожен.
- Тогда до скорого?
- Пока.
Я плюхнула трубку на рычаг и слезла с кровати. Оставалось еще три дня. Конечно, в телефонном разговоре я не могла поведать Лешке о том, что узнали остальные, но было бы несправедливо держать его в неведении. Значит, за эти три дня я должна придумать, как рассказать ему об этом.
Но это будет потом. Пока что у меня есть дело, которое я не стану разделять даже с Лешкой. То, что принадлежит только мне.
Я подошла к полке с книгами и достала томик в плотном темно-голубом переплете с золотистыми буквами в заглавии, пока что не истертый пальцами.
Затем села в кресло и раскрыла место, отмеченное закладкой.
«Скажи мне, ты, которого любит душа моя: где пасешь ты?
где отдыхаешь в полдень? к чему мне быть скиталицею
возле стад товарищей твоих?
Если ты не знаешь этого, прекраснейшая из женщин,
то иди себе по следам овец, и паси козлят твоих
подле шатров пастушеских.»
Книга Песни Песней Соломона, глава 1, стих 6,7
Мур-р-р ^___^ Теперь тут топчитеся: http://farscape.ru/forum1/index.php?topic=3132.0 (http://farscape.ru/forum1/index.php?topic=3132.0)