ДЕКС
… Запах крови взвинчивает нервы до предела. Пальцы скользят по мокрой от крови и пота коже, я никак не могу надавить так, чтобы с гноем вышел и осколок камня.
Я взял нож с самым узким и острым лезвием, и теперь мне приходится ковырять им чуть ли не в каждой ране. Только выпустив гной, я могу прощупать, насколько глубоко засел очередной осколок. Сопротивление задохлика отвлекает и злит – он не только дёргается от боли, но и пытается освободить голову, пару раз пытался садануть меня кулаком в пах. За это получил в ответ по рёбрам, связанные ремнём руки и несколько более глубокие порезы, чем следовало бы.
Он не упал в обморок, как я рассчитывал, и теперь продолжает из принципа мешать мне, а я вдруг понимаю, что ковыряю ножом тоже из принципа, а не ради того, чтобы помочь ему… В какой-то момент эта мысль меня вдруг ужасает – я понимаю, что мне НРАВИТСЯ причинять боль. Осознав это, я на секунду замираю и смотрю, как напрягаются мышцы его спины, когда он силится разжать мои колени, чтобы освободиться, как пот струйками стекает по его плечам… Занятно – его кожа не покраснела под излучением, а сразу превращается в загар: хорошо видна граница на шее между светлой кожей, раньше прикрытой тканью и тёмной, подвергшейся воздействию солнц.
От запахов – его собственного и крови – его крови – голова кружится и начинают дрожать пальцы. Этого я никак не ожидал. Мне вдруг кажется, что я сам начинаю ощущать его боль, и стыд от непристойности позы, и ярость, и возбуждение… Впрочем, я не настолько глуп, чтобы воображать, будто мои собственные пороки также гнездятся и в его натуре. Хватит и того, что она трусливая, стервозная и мелочная.
Когда он делает новую попытку освободиться, я понимаю, что нужно заканчивать, иначе я за себя не отвечаю – и так вожусь уже слишком долго. Кажется, от неудобного стояния на коленях на ледяном полу у него начинаются судороги. Чёрт, накладывать швы я не решусь, да и темновато.
Только выковыряв последний камень и смыв кровь и гной с его спины, я вдруг понимаю, что перевязочный пакет всего один. И пластыря нет. При падении джампера контейнеры не выдержали и раскрылись, содержимое аптечек разлетелось по всему отсеку, а я, второпях собирая мешок, совершенно не думал, что перевязочные материалы понадобятся… кому-то. О собственных ранах я всегда мало заботился. И вот теперь…
Ладно, придётся обойтись подручными средствами. В углу одной из ниш я вижу лохмотья свежей паутины – она совсем чистая и её как раз хватает, чтобы основательно залепить раны. Правда, шрамы могут остаться тёмными.
Кавенах, сообразив, что пытка кончилась, перестаёт сопротивляться и ждёт, когда же я его отпущу. Я молча развязываю ему руки и укладываю его в полку-нишу. Тюфяк в ней оказывается чистый и набитый свежей травой – в пещере незадолго до нас кто-то жил. Кавенах тут же отворачивается к стене и я понимаю, что за всё время он не издал ни звука. Не ругался, не вопил, даже ни разу не застонал. Наверное, мне просто было не слышно из-за шума водопада. Вот и сейчас мне кажется, что этот едва слышный всхлип – тоже просто эхо от всплеска воды.
КАВЕНАХ
Вот теперь я поверил полностью, что вернувшийся Декс – не вывих моего отравленного лекарствами сознания. Только он мог с таким удовольствием заниматься «хирургией». Садюга… Ну, что стоило взять в моём контейнере шприц-тюбик с обезболивающим?!
…Тем более странно было ощущать, что его руки, укладывающие меня на тюфяк, набитый травой, словно извиняются… И теперь я понимаю, какие они тёплые. Вместе с прекратившимися прикосновениями ушло и тепло.
В полусне мне кажется, что я остываю и покрываюсь коркой льда. Дрожь прекратилась. Холод словно поселился внутри. Фантом Бекетта хмурится и замечает, что организм перестал реагировать на низкую температуру. Это плохо. Общее переохлаждение. Гипотермия.
…А теперь я начал согреваться. Следующая стадия. Скоро засну ещё крепче и больше не проснусь. Мне больше не нужно бежать и прятаться. На всё насрать. Декс выжил – это главное. Он доберётся до Атлантиса и всё расскажет. Следующая экспедиция под руководством Шеппарда «навестит» ульи на орбите, а потом заберёт три трупа, чтобы отослать их на Землю… «Ульи»… Два… второй очень большой и старый… Странная конфигурация… Что-то такое говорил этот занятный археолог… Неприличное, кажется… Дэниэл Джексон… Зря я с ним не пообщался. Как-то он назвал эти «ульи»…
…Шеппард наверняка найдёт кристаллы управления из «джампера», которые я всё же успел в великой спешке вынуть из платы и сунуть для надёжности в аптечный контейнер. Вытряхнул половину таблеток. Будь у меня сейчас антибиотики, мне бы не было так хреново. А всё ради того, чтоб майор Шеппард был доволен тем, что чёртовы жуки не доберутся до технологий «джампера». В ответ на мои размышления фантом-Шеппард зло заявляет: хватит и того, что они научились делать «стрелы», способные «зависать» и двигаться бесшумно. Знать бы, откуда они получили доступ к этой технологии. Это сильно осложнит нам жизнь…
Фантом-МакКей вставляет: гораздо любопытнее, КАК они адаптировали столь разные технологии друг к другу.
…Вам любопытно – вот и думайте. А мне здесь, в темноте и сырости, лучше не видеть снов о том, что произошло в этом проклятом «улье»… Не вспоминать, какими глазами на меня смотрел Декс, когда ехидно скалящийся рейф предложил ему выбор…
ДЕКС
Я не выдержал – накрыл его своим пальто. Что толку было заниматься его воспалёнными ранами, если он загнётся от холода? Да и сил уже не было смотреть на его сведённую спазмом спину и тощий зад в мокрых трусах…
Мой тюфяк оказывается не таким чистым, но я всё равно укладываюсь. Ладно – хоть вшей нет. Не хочется снова воевать с Бекеттом за право сохранить волосы.
И чем меньше возни в гроте – тем быстрее в силок попадёт завтрак. В таком холоде нам обоим не повредит горячее мясо… Еда… Удовлетворение потребностей, как умно выражается Хэтмайер. Ну, одну свою давнюю потребность я удовлетворил: в кавенаховой шкуре ножом пошарил. Только легче не стало, а наоборот – хуже. Потому что мотивы изменились.
Воспоминание о его коже и запахе, его крови… В тот момент мне вдруг снова захотелось снова ощутить его вкус… Его напряжение и дрожь разбудили фантазии не о боли, а об удовольствии, и мне хотелось, чтобы это продолжалось.
…Несколько часов сна. Точнее – кошмаров. Снова ехидно ухмыляющиеся рейфовские рожи, навязчивые запахи улья, фантомы и боль…
И время от времени мелькание знакомой фигуры, влипшей, словно муха в паутину, в стазисную камеру для пленников: продырявленная на груди синяя форменная рубашка, напряжённые плечи и перетянутые силиконом руки, упрямо опущенная голова. Он не в обмороке, просто ждёт. Сам не знает – чего. Но – ждёт. Может быть – моего возвращения… Хотелось бы верить.
Просыпаюсь от резкого короткого визга – в силок попалась добыча.
КАВЕНАХ
Меня приводит в себя знакомый запах, от которого желудок сворачивается в голодный узел. Тушёное мясо. От мысли о горячем бульоне становится ещё холоднее, потому что я понимаю, что здесь некому тушить мясо – да и нет мяса, которое можно было бы приготовить…
Но нет – возня явно кухонного свойства.
…Глазам своим не верю – в нише у входа дымится котелок, в котором аппетитно булькает явно мясное варево. Кажется, бекон. Но здесь не водятся свиньи. Заглядываю в посудину и понимаю, что там порция как раз на одного. С удовольствием залезаю в дексово пальто, раз уж он так любезно одолжил мне его на ночь – оно оказывается почти впору, разве что в плечах шире – и высовываюсь из пещеры: водичка в организме подчиняется силе тяжести, как и всё остальное на планете.
Декс сидит у входа в пещеру под свисающими ветвями и с сытым видом перебирает свои ножи. Затем поднимает кусок шкурки какого-то животного – явно того, которого он только что приготовил – куском жира на ней смазывает щёку и начинает бриться своим самым маленьким и острым лезвием. У меня тут же начинает зудеть давно не бритый подбородок и я отдёргиваю руку, только услышав треск щетины. Старательно друг друга игнорируем, но Декс, заметив, как я потянулся поскрести щетину, явно прячет усмешку.
Я решаю, что смело могу доесть всё содержимое котелка – и сейчас мне без разницы, кого он там приготовил.
Мясо жестковатое и явно попахивает болотом – наверное, чтобы слегка приглушить этот тинный вонизм, он добавил вместе с какими-то пряностями ещё и паёк со вкусом копчёного бекона. С чего вдруг такие эксперименты? Зная характер Декса, уместнее было бы ожидать грубости вроде «Не нравится – не ешь». А тут прямо забота о моём аппетите…
ДЕКС
Так и знал, что запах пищи разбудит его надёжнее, чем самый лучший будильник.
Выглядывает из пещеры, щурится на яркий серп планеты-сестры в небе – очки куда-то пропали – замечает меня и снова дуется. Должно быть, заметил, что я едва не заржал, разглядев, что отросшая щетина у него – ярко-рыжая. Судя по тому, как он торопливо справляет нужду и умывается из ручья, все его мысли сейчас только о жрачке. Вот только попробуй нос отворотить, скотина! Я-то уже вижу, что раз аппетит проснулся, значит, ему полегчало, однако похерить мою стряпню для него теперь дело принципа.
Я немного выжидаю, когда он основательно увлечётся едой, и решаю рискнуть ещё раз нарваться на истерику.
Моё пальто лежит в нише, а Кавенах усердно жуёт, подцепляя куски мяса из котелка оставленным мной ножом. Он сидит спиной ко входу – вот дурак! – и я, как бы между делом, задеваю его по плечу.
- Отвали! – только и бросает он.
- Не дёргайся, я ТОЛЬКО ПОСМОТРЮ. – Я решаю быть настойчивым, но без излишней грубости – в конце концов, я же предупредил о своих намерениях.
Сопит, жуёт и… молчит в ответ. Ладно, будем считать молчание знаком согласия.
Я оттягиваю ворот рубашки, разглядываю и слегка касаюсь нескольких свежих рубцов на плечах, затем осматриваю спину через пару прорех – раны закрылись и сухие, но кожа лихорадочно горячая, значит, воспаление не прошло и нужно поторапливаться…
Только оставив его в покое, я по едва заметному движению плеч понимаю, насколько он был напряжён.
- Скотина ты, Декс. Скотина и садист. И жрать готовить не умеешь.
В другой ситуации я бы за такое высказывание без раздумий отвесил бы по уху, но сейчас едва ли не смеюсь с облегчением. Может быть, потому, что в его голосе слышится намёк на прощение. Только намёк.
