***
Жара – умопомрачительная. Воздух как патока, влажность высокая, поэтому кажется, что не идешь, а плывешь в густом мареве. Над столицей висит кажущееся тусклым и каким-то сплюснутым бледное от жара солнце. Зелени – море, город стоит как в лесу – везде вьются лианы, нет-нет да и встретится дом, построенный вокруг дерева, а может быть, это дерево выросло позже, чем построили сам дом, и пробило его насквозь. Ничего похожего на серо-желтые равнины севера – там Ча расползается невысокими кварталами зданий-кристаллов, секциями серебристых башен промышленных районов.
На улицах в центре много студентов.
Две женщины-мерк, прилетевших из соседнего доминиона в Ча на выходные, решили с толком провести время. Собираясь прогуляться по городу и поужинать, они оделись как положено: туфли на высоких каблуках, чулки, шелковые платья с поясом, и обязательно – шляпы и перчатки. Подумать только, эти одуревшие от жары и безделья рейфы, прыгающие в воду с обломанного зуба старого пирса, смотрели на них как на сумасшедших.
Сами рейфы разгуливают в бриджах, некоторые парни раздеваются по пояс, те немногие, которые не раздеты, носят футболки или расстегнутые рубашки с короткими рукавами. Девушки ничем не отстают от парней, наряжаются в куцые шортики, маечки с тонкими бретельками и глубокими декольте, в платья из тончайшей ткани, которые больше показывают, чем скрывают, демонстрируют свои прелести всем желающим. И те и другие одинаково длинноволосые, прячут глаза за зеркальными стеклами очков, собирают волосы в сотни тоненьких косичек или в хвосты, щеголяют пирсингом. Девушки красят волосы, парни – тоже.
Взрослые рейфы одеты куда как приличней, но все равно – ходят с голыми ногами. Ча – столица их фракции, здесь не пляж, и странно что приезжие одеты гораздо приличней местных жителей. Самих рейфов это, похоже, не смущает. Редко-редко увидишь рейфа, одетого в строгую черную безрукавку и узкие кожаные штаны, а если увидишь, то обязательно на вороте будут блестеть серебром инсигнии фракции – это вернулся в город по своим делам какой-нибудь командир улья или его помощник.
Мерки идут по мощеному мозаичной плиткой бульвару. Вот – цепочка фонтанов, по желобам течет прозрачная вода. Если опустить руку – чуть теплая. Студенты разуваются и шлепают по такой импровизированной дорожке, держа в одной руке обувь, в другой – свои ноутбуки.
Мерки рассматривают скульптуру на берегу – полосы металла, изогнутые под невероятными углами, скрученные в невероятные узлы, похожи на взорвавшийся в космосе двигатель, скрутившийся вокруг бронзовой фигуры девушки с тяжелым венком цветов на голове. Фигура – бронзовая, темная, а цветы блестят как золотые. Скоро становится ясно, почему – идущий мимо рейф коснулся венка рукой, потер чашечки цветов. Мерки останавливают его:
- Простите, уважаемый, что это за памятник?
- Это? – рейф, не рейф даже, а рейфеныш, худощавый подросток с растрепанными волосами, указывает через плечо пальцем. Руки у него маленькие, пальцы тонкие, с обкусанными когтями. – Это Владычица, хозяйка Ча. Вообще-то это памятник иным формам жизни, но все ее Владычицей называют.
Он внимательно смотрит на женщин, обращает внимание на широкополые шляпки, на кружевные перчатки.
- Ну все студенты ее своей покровительницей считают, прикоснись к ее венку и будет тебе счастье и автоэкзамен на сессии…
Он разворачивается и идет прочь, мерки смотрят ему в след. Непонятно, парень это был или девушка – идет, скрестив руки на груди, штаны едва держатся на выступающих косточках, клетчатая рубашка на груди поверх простой футболки не дает ни малейшего намека на что-либо, горячий ветер мотает пушистые волосы, показывает крашеные в оглушительно-бирюзовый виски и затылок, подскакивает на бедре в такт шагам сумка, в которой миротворцы возят свои датапады. На сумке – нашивки, которые заявляют, что их обладатель – представитель такой-то бригады ограниченного контингента наземных войск, приписанных к пограничному доминиону. Эээ, да вы студент, дорогой рейф.
Женщины подходят к пьедесталу – шестиугольной глыбе зеркального обсидиана. Пьедестал низкий, едва в две ладони высотой, Владычица смотрит на них раскосыми широко расставленными глазами из-под чащи падающих волос и цветочных лепестков. Тяжелая рама локонов обрамляет острое лицо рейфа. Удивительное лицо – кто был тот мастер, который смог вдохнуть жизнь в темную бронзу? Одежда ее – падающая прямыми складками хламида, какое-то покрывало, укутывающее фигуру от шеи до лодыжек. Губы изгибаются в едва заметной улыбке, и меркам кажется, что вот-вот она завершит свой жест – то ли прощения, то ли примирения, и, наконец, улыбнется.
Мерки идут дальше, и натыкаются на сбившуюся в кучку молодежь – три десятка рейфов, людей, мерков, обрианов окружили экран информатория, смотрят внимательно.
Женщины улавливают обрывки разговора:
- .. да, да, тот самый…
- Тот, который…
- В Академии теперь куча камер, и сканеры.. У меня уже глаза болят..
- Ага, лучше пусть нас каждые пять минут считают и проверяют..
- Да, да, я не хочу потом лежать на секционном столе.. без половины черепа..
Они галдят и спорят, мерки подходят ближе, и становится ясно – сейчас трибунал выносит приговор некоему обриану, Маро Саори, расстрелявшему во дворе Академии дюжину студентов. Мелькают кадры – вот обриан самого респектабельного вида показывает свое удостоверение личности на входе, доброжелательно улыбается охранникам, ежится под излучением сканеров и идет по коридорам. Вот он достает "змею", стреляет - визг, вопли, студенты мечутся, летят красные брызги, воет сирена, опять - кровь, кровь, кровь, вот сам обриан - со скрученными за спиной руками, охранники заталкивают его в машину, вот - он же, в больничной робе, стоящий перед трибуналом.
Вот возникает на экране лицо рейфа, он улыбается – мягко и доброжелательно, и говорит, что обриан приговорен к уничтожению как личность, его память сотрут, убирая все воспоминания, даже те, которыми он обладал еще до рождения, а тело будет кремировано в лабораториях Академии после использования биологического материала. Семья преступника находится в другом доминионе, имена и фамилии изменены во избежание ненужных вопросов и преследования. Приговор будет приведен в исполнение через два часа по местному времени.
***
Во фракциях рейфов этот вид казни не был распространен – обычно преступников по законам военного времени расстреливали или кремировали в реактивной турбине. Но это был особый случай.
В лаборатории с черными стенами, покрытыми матово поблескивающими плитами, на хирургическом столе лежал Маро Саори, одетый в белую больничную робу. Его руки, ноги и голова были зафиксированы в зажимах стола.
Рейф, одетый в синюю робу хирурга, с волосами, убранными в тугую косу на затылке, склонился перед ним в легком поклоне.
- Именем коммандера фракции, именем Империи, именем Военного Суда, я, Айнеке Тоур, старший медицинский офицер госпиталя Академии, обвиняю вас в убийстве с особо отягчающими обстоятельствами, я обвиняю вас в государственной измене, ибо среди убитых рейфов были представители других фракций. Приговор не подлежит обжалованию и будет приведен в исполнение немедленно. Ваше тело будет передано во внутренние лаборатории Академии фракции, и использовано как биологический материал для проведения практических занятий, и затем кремировано.
Он показал ему шнур с контактными иглами на конце – Маро Саори знал, что это такое – некоторые хакеры использовали такие девайсы для прямого соединения с сетью через порт в своих височных костях, превращающий хакера в кибер-фрика, удивительное существо, наполовину киборга.
Ему была сделана небольшая операция – в его мозг лучшие хирурги вживили имплант, превращающий мозг живого существа в компьютер.
Рейф показал ему маленький ноутбук, выглядевший совершенно безобидно. С поцарапанной крышкой, с несколькими наклейками и парой надписей он казался уместным в комнате студента-программиста. Поползли на экране диаграммы и графики, приятный голос сообщил:
- Система готова, загрузка 0 %.
- В ваш мозг будет загружена программа, которая в конечном итоге разрушит вашу личность. Если у вас есть какие-либо слова, которые вы желаете сказать, сделайте это сейчас.
- Не я один, - сказал обриан, - не я один такой.
- Как скажете. – Медик равнодушно протер кончики пальцев маленькой салфеткой, взял контактную иглу двумя пальцами.
Игла с противным хрустом вошла в портал, полился через кабель чудовищный поток сжатой информации – полумифический Серый Шум, уничтожающий все на своем пути. Серый Шум был кошмаром «крыс» СЕТИ и хакеров, работающих на фракцию. Столкнувшийся с этой защитной программой хакер терялся в СЕТИ, превращался в ее часть, растворялся как личность.
Обриан закричал, закричал так, что рейфы оскалились и зашипели. Он задергался в эпилептическом припадке, рейф-медик подскочил, с трудом нашел на руке слипшуюся вену, ввел успокоительное и кардиостимулятор. Обриан обмяк на столе, и завыл – тоненько, на одной ноте, неразборчиво ругаясь и проклиная рейфов, своих собратьев, фракции и Империю. В минуту уничтожались годы жизни.
Они смотрели не отрываясь, наблюдая как умирает личность Маро Саори, как обриан сначала воет, затем плачет – громко, навзрыд, и потом мычит, пускает слюни, как несогласованно подергиваются его конечности. Через десять минут все закончилось. Лежало теперь на операционном столе просто тело, у которого остались только безусловные рефлексы – этакий манекен из костей, мяса и кожи, у которого нет ни одного воспоминания, ни одной мысли. На энцефалограмме – едва заметные кривые глубокого ритма. Красота почти убитого мозга.
- Мозги спеклись, - сказал кто-то из рейфов, рассматривая тело на столе.
Медик взял в руки тонкий черный сканер, чем-то похожий на карандаш, приблизил к глазу теперь уже бывшего Маро Саори. Тончайший луч скользнул по сетчатке, по выжженным программой идентификационным меткам, сканер запищал, передавая данные. Медик удовлетворенно кивнул.
- Теперь действительно все.
