FARGATE
ЗА ПРЕДЕЛАМИ РЕАЛЬНОГО => ГАЛАКТИКА ПЕГАС => STARGATE - ЗВЕЗДНЫЕ ВРАТА => ПРОСТО ФАНТАСТИКА => Корабль-улей рейфоманов => Тема начата: Jukko от 10:18 – 14.03.11
-
С разрешения автора выкладываю.
Sairaala.
Госпиталь.
Тekijä - Cinnamondlood
Тäännös suomesta venäjäksi - A.L.Risti, J.A.Taiva
Автор: Cinnamondlood
Превод с финского на русский А.Л.Ристи aka red Ю.А.Тайва ака Jukko
Дисклаймер: все рейфы и вселенная принадлежат MGM,оригинальные персонажи - господину Cinnamondlood
Жанр: AU, местами - совсем AU
Рейтинг:R
Статус: перевод в работе, так что мало пока.
Эй, где-то должен быть эпиграф!(с)
***
Жара. Кажется, что воздух превратился в густой горячий кисель. Одежда и волосы липнут к коже. Системы кондиционирования натужно гудят и жрут прорву энергии, для того, чтобы понизить воздух в помещениях на пару-тройку градусов. Внутри крейсера – сухая прохлада. Пройдя через шлюз, в котором тебя окатит влажным, пахнущим дезинфектантом воздухом, попадаешь в другой мир.
Полумрак коридоров, мягкая тишина. Едва заметный – на самой границе слуха – гул работающих систем корабля. Крейсер жил своей собственной жизнью.
Студенты, прибывшие на базу (местные звали планету Тафло, а обитатели базы – Додомадвамесяца, или Долгий марш, или Застряли, или Приехал-так-с-концами ), мечтали побыстрее вернуться поближе в родные доминионы. Никто не хотел оказаться на одной из таких периферийных союзных планет, тем более, что местные жители находились в состоянии постоянного военного конфликта.
Солнце стояло в зените, и немилосердно поливало многострадальную землю добела раскаленными лучами.
В небе с пронзительным визгом крутили фигуры высшего пилотажа три стрелы. В тени, возле низкого, блестящего стеклом и сталью здания госпиталя стояла маленькая группа студентов-ксенобиологов. Девушка с темно-синими, почти черными волосами, аккуратно убранными под маленькую белую шапочку, томно обмахивалась планшетом с исписанными листами.
Один из механиков, перебирающий двигатель маленького гексапода, внезапно прислушался, и посмотрел на горизонт, прижав ко лбу ладонь и сильно сощурившись.
- Или мне кажется, или наша смена заканчивается, - довольно оскалилися он, хлопнув по спине другого рейфа.- Смотри, «Стремительный» на посадку заворачивает.
- С чего взял, что это наш крейсер?
- Да у них пилот всегда на десять секунд позже демпферы вырубает. Слышишь, как ревет?
Низкий гул двигателей крейсера накатывал волной. Сейчас можно было разглядеть ощетинившийся антеннами нос крейсера и турели орудийных установок.
На вышке истошно заревела сирена. База загудела, как разворошенное осиное гнездо. Семафор на вышке подгонял рейфов дикими выкрутасами.
Мимо механиков пронесся медик с перекошенным лицом. Остановился возле разобранного гексапода.
- Что за…, док?
Он уставился на небо, где вырастало второе солнце, обернулся к ним. Лицо у него было залито смертельной бледностью.
- Это – все…
Солнце, занявшее половину неба, лопнуло, заливая все ядовитым белым огнем, и ничего не стало – ни девушки с планшетом, ни гексапода, ни госпиталя.
***
Они посадили крейсер на эту планету, согласуя свои действия с местными властями. за тысячелетия бесконечных войн люди хорошо выучили флаги фракций. И особенно этот – равносторонний треугольник, вписанный в круг на белом поле. Знак мира и взаимопомощи в галактике. Корабль, выбросивший такой флаг, становился госпиталем, и просил прекратить огонь. «Стремительный», временно превращенный в такой госпиталь, стоял на ровном как стол поле. Ни камней, ни кустов, ни деревьев.
Пару месяцев назад местные долбанули по временной базе термоядерной ракетой, снесшей все строения, и оставившей на своем месте застывшее озеро из стекла и шлака. «Стремительный», заходивший в это время на посадку, остался без маршевых двигателей, но пилоты смогли посадить почти неуправляемый корабль.
Полсотни медиков и десантников из корпуса миротворцев ожидали, когда улей, к которому они были приписаны, доберется до этого захолустья.
Жара, державшаяся вторую неделю, угрожала местному населению эпидемией. Инфраструктура была разрушена, дороги пребывали в плачевном состоянии, и добраться куда-нибудь можно было либо по воздуху, либо на тяжелом транспорте.
***
- Я больше не могу, - Эласмин ударил кистью по краю стола. Раз. И еще. И еще. Пальцы были как деревянные. – Твою мать, я больше не могу… Вообще ничего не чувствую, когда же это кончится?!
Он закинул руки за голову и попытался собрать волосы. Пальцы не слушались.
- Мы здесь все останемся. – Кенни проворно помог собрать ему волосы в косу, захватывая мелкие пряди почти от самой макушки.
- Лучше так не говори. А то и в самом деле останемся… Вляпались мы. По уши, мать твою, так, что не выбраться. Домой поедем в пакетах… если вообще поедем. Ты у местных был?
Кенни неопределенно пожал плечами.
- Сумасшедшие.
- Не пытайся понять людей, Кенни. – Эласмин сидел в кресле, откинувшись назад и неловко выставив вперед ноги. Такая поза делала его костлявым и некрасивым. – Мы можем относиться к союзникам не так, как к остальным, но они не прекратят нас ненавидеть. Хочешь взглянуть на людей по-другому, Посмотришь на войну другим взглядом.
***
Полуразрушенные здания. Тошнотворный сладковатый запах гниющей плоти, смешивающийся с гарью пожаров. Странная – рыхлая, ноздреватая, хрустящая субстанция, покрывающая все вокруг.
- Пепел, - говорит кто-то из старших рейфов.
Машины отражаются в разбитых витринах. Стекла мутные, как будто кто-то залил их какой-то липкой гадостью.
- Бери сборку и пошли, - бросает через плечо Эласмин. Форма на нем светло-песочная, с нашивками медицинского корпуса. Тощий, с торчащими из-под шлема прядями неровно остриженных волос, он сейчас кажется младше, чем есть. Такой ужасно серьезный подросток в форме миротворца. Как будто он собирается играть в неоконченную в детстве игру.
«Милосердие, мать твою, это не только когда можешь пристрелить умирающего, понимаешь меня, программер, а? Про милосердие людей тебе Ирики в Академии лекции читать будет. И плевать, что сложись ситуация по-другому, наш Скрати сейчас не какому-нибудь поганцу бок бы зашивал, а пофигистично жрал любого из этих… да и ты тоже. И я. Будь мы постарше. И все остальные студенты на корабле. А потом шли бы в уютненькую харчевню Сета после лекций, и там трещали о доброте и любви, как девчонки осенью. Милосердие – это когда нет разницы между расой, понял меня, программер? Милосердие, мать твою, это то, что отличат тебя от животного. Или от человека, слышишь меня, ты, программер хренов?» Кенни берет сборку – ярко-оранжевый пластиковый бокс с медикаментами, и выбирается из гексапода. «Не называй меня программером… медик».
Ребенок, играющий в войну с другими детьми. Игрушки-ульи, игрушки-танки, игрушки-бомбы. Игрушечный госпиталь.
Шлак хрустит под ребристыми подошвами рейфов.
***
Багровые полосы перед глазами. Пятна света. Белое. Кафель, пластик, сверкание стали. Пятая палуба.
Палуба-госпиталь. На каждом крейсере или улье есть такая.
Искаженное худое лицо Скрати, старшего офицера, раскинувшего руки перед входом в блок интенсивной. Его стерильная синяя роба спереди забрызгана кровью. Перед ним вооруженные люди, грязные, покрытые копотью. Позади – двое стажеров, прижавшиеся друг к другу. Скрати пытается найти других. Ни голоса. Ни звука. Вообще ничего. Только мыслеобразы студентов за его спиной.
На лицах людей усмешки, как у больших животных. Один взрослый рейф не сможет ничего серьезного сделать даже при большом желании.
- Сюда нельзя, - с напором говорит Скрати, - нельзя!
«Мать вашу… там же ваши раненые… грязные животные, здесь нельзя даже… что делать что делать студенты убьют ведь я неважно проклятые люди временная база долбанули термоядерными что теперь крейсер не взлетит маршевых нет неужели все никого нет проклятье где же эти ублюдки корпус миротворцев мать их что же это творится такое куда смотрит фракция это невозможно и договориться с этими все равно что себе приговор подписать стажеры проклятые я же приказал убираться преданность будь все проклято »
- Мы требуем, - повторяет человек с нашивками капитана, - чтобы вы немедленно покинули корабль.
Ствол его винтовки оказывается у рейфа перед глазами. В прямоугольниках очков отражается бездонный зрачок дула. Рейф отталкивает винтовку и скалит зубы. Человек почти ласково проводит дулом по его виску, ерошит недлинные волосы.
- Вы что, не слышите?! – Скрати упирается руками в косяк двери. – Это госпиталь, я не могу бросить…
Капитан смеется, запрокинув голову. Рейф прикрывает глаза, чувствуя возле себя лед.
На его шее и на висках выступают крошечные бисеринки пота.
«Кенни, Эласмин?» два почти вопля в голове «Командир!» Верные. Не им бы быть на этом крейсере, не им…
«Я не..»
Человек нажимает на курок. Волосы рейфа разлетаются, как от порыва ветра. Как будто развернули ярко-алое полотнище из шелковых брызг. В воздухе полотнище дробится на мелкий бисер. Тело с глухим стуком падает на пол – как марионетка в костюме хирурга, которой перерезали ниточки.
Люди смеются.
- Сомневаюсь, что ты сможешь после такого регенерировать, а, док? – человек носком ботинка пинает мертвого рейфа в бок. – А сейчас…
Договорить он не успевает.
«Ты можешь выстрелить в лицо тому, кто тебе в глаза смотрит, а, Кенни?»
Страх уступает место тяжелой ненависти.
«За что?»
«Ты хорошо стреляешь.»
«Да.»
Короткий хлопок. Ампула с анальгетиком, выпущенная из пневматического пистолета, попадает человеку в горло. Солнечным зайчиком в воздухе блестит скальпель.
***
Этот кошмар поначалу преследовал его еженощно – разлетающиеся белые волосы и брызги крови. Он видел себя, свое отражение в зеркале, и чья-то рука приставляла к его виску пистолет, нажимала на курок.
В голову настойчиво скребется голос командира. «Кенни, ты мне нужен на мостике» «Сейчас буду»
Ему ужасно хочется окунуться с головой в ледяную – по-настоящему ледяную воду. Такую, в которой плавает крошево льда. Так, чтобы больше ничего не было – ни кошмаров, ни унижения. Да, давно было, прошло, но как бы он не прятал все в самых укромных уголках сознания, это все равно пыталось выбраться наружу. Высовывало гаденькие язычки, напоминало.
Он избегал чужих прикосновений. Любых. Даже в обмене мыслеобразами, не пуская никого к себе в сознание. Ну, или почти никого.
В зеркальных плитках на стене душевой отразилось бледное осунувшееся лицо с тенями вечного недосыпания под глазами.
Он тщательно отжал волосы.
«Эй, Кенни, - мыслеобразы влились в его сознание, как тягучий ручеек. – Ты там не утонул?» «А ты что, соскучился?»
Рейф улыбнулся. Эласмин, старый друг. Как всегда, состояние «лайт» - чистая агрессия и никаких эмоций. «Убери с моей палубы стажеров, мать твою, у меня времени нет!!» По негласному соглашению между членами экипажа, пятая палуба считалась владениями старшего медицинского офицера корабля. Всегда. Кенни через телепатическую сеть, объединяющую всех рейфов на корабле, видел Эласмина, стоящего посреди белоснежного коридора, в стерильной голубой робе, со смешными хвостиками коротких колос, торчащих из-под шапочки. И с такими же прямоугольниками очков, как у Скрати. Почему все медики носили именно такие – с прямоугольными стеклами в простой черной оправе?
Опять : «Эй, Кенни! Ты меня слышишь?! Мать твою, забирай стажеров, здесь у меня не детский сад! Я не могу одновременно читать обалдуям лекции и быть в операционной!»
«На этом корыте времени ни у кого нет. Это твои стажеры, медик»
«Какого, Кенни?! Зачем мне семеро обезьян, мне своих уродов хватает!»
На пятой палубе старший медицинский офицер Эласмин злобно зашипел, перебирая в мыслях самые изощренные выражения для упрямого старпома.
«У людей есть свои семь героев. Улей сопровождают 5 крейсеров и 2 корабля поддержки. А у тебя – семь мартышек. Можешь считать их тоже героями, если тебе так больше нравится. А если не нравится – или жалуйся коммандеру, только сначала мне свои претензии выскажи на мостике»
«Ну и скотина же ты, программер, мать твою!»
-
Ага, "Госпиталь" добрался до Фаргейта lexx-dance Очень хорошо! Первое большое произведение, посвященное конкретно рейфам lexx-dance lexx-dance
-
Ага, добрался фанфик до нас. lexx-dance Правда, я думала, что его вывесят в «Улье».
(местные звали планету Тафло, а обитатели базы – Додомадвамесяца, или Долгий марш, или Застряли, или Приехал-так-с-концами ),
Как же все любили эту планету! Воистину, райское было местечко. ;D ;D ;D
Солнце, занявшее половину неба, лопнуло, заливая все ядовитым белым огнем, и ничего не стало – ни девушки с планшетом, ни гексапода, ни госпиталя.
Порка Мадонна, что это было? :o
флаги фракций. И особенно этот – равносторонний треугольник, вписанный в круг на белом поле.
Ой. Масоны, что ли? :o
А, нет, пардон:
Знак мира и взаимопомощи в галактике.
Жара, державшаяся вторую неделю, угрожала местному населению эпидемией. Инфраструктура была разрушена, дороги пребывали в плачевном состоянии, и добраться куда-нибудь можно было либо по воздуху, либо на тяжелом транспорте.
*Умиляеццо* Я такое почти каждое лето наблюдаю. ;)
Кенни проворно помог собрать ему волосы в косу,
Кенни? Это наш старый знакомый Кенни? lexx-dance
- Мы требуем, - повторяет человек с нашивками капитана, - чтобы вы немедленно покинули корабль.
И что? Он на нём куда-то лететь собрался? Без двигателей? :sg-1:
:nju: :nju: :nju: :nju:
-
И что? Он на нём куда-то лететь собрался? Без двигателей?
вредный он просто, рейфОв не любит((
классно что "Госпиталь" теперь здесь)
-
Хмммм, интересно :) Буду читать :)
-
По просьбе Юкко выкладываю в спойлер кусочек фанфика. Он достаточно жареный, посему:
[spoiler] - Кенни? – Гордон поднес к сигарете пляшущий язычок пламени, глубоко затянулся. Аккуратно скрестил ноги и внимательно посмотрел на тлеющий огонек. – Кенни любит только командира. А на остальных пофигистично смотрит. Или так же пофигистично жрет. Ты когда-нибудь видел у Кенни другое выражение лица чем… - Гордон натянул на лицо маску холодного равнодушия, копируя выражение лица Кенни. Получилось удачно. – Раскрой глаза, приятель. Это диагноз. Ты можешь голым пройтись по рубке, и Кенни не оторвется от монитора. Голову прозакладываю, что он единственный из нас, кто может быть старпомом Тодда. Но вот то, что эмоций у него, как у бортового компьютера – это точно. Он холодный равнодушный сукин сын, который с одинаковым выражением лица будет вести корабль и ломать шею своему противнику. Ледяшка. У улья и то чувств больше.
Он стряхнул пепел в вентиляционную шахту. Подумал, и отправил туда же сигарету.
- А на месте нашего главного я бы его трахнул.
***
Рейф дремал – тихий гул и легкая вибрация монорельса убаюкивали. Заснешь – и не заметишь как. Мимо окна проплывали деревья – дорога пролегала через знаменитые холмы Иртис – древние шлаковые конусы потухших вулканов, испещренные сверкающими натеками и выходами солей были покрыты густым лесом, деревьями с темно-синей и серебристой листвой и высокими светлыми стволами.
Он снова уставился в мерцающий экран ноутбука. Перед глазами все плыло. Рейф потянулся, заложив руки за голову.
«я тебя люблю…»
«я тебя люблю… я тоже… я тоже…»
Нежные пальцы девушки-обриана перебирают его волосы.
Фарфоровая кожа, черно-фиолетовые волосы и ослепительно-белые пряди на макушке. Длинные яшмовые глаза. Лепестки розовых губ. «Я тебя люблю». Случайная встреча – она переводчик в какой-то компании. Выходит из магазина с пакетами в руках, и сталкивается с ним.
- О, простите!
- Все в порядке. Даже приятно, когда такая красавица задевает в толпе.
Она смеется, показывая мелкие белые зубки. Отбрасывает прядь волос. Сережка в ее ушке блестит, как капелька росы. Она одета, как любят одеваться все женщины-обрианы – в какую-то лиловую накидку, плотно оборачивающуюся вокруг ее тела, подчеркивающую ложбинку между грудей и ямочки на ее ягодицах. На груди резная нефритовая брошка, оправленная в светлый металл. Распущенные волосы великолепны.
Она протягивает ему руку:
- Чара Саори, лингвист.
- Эласмин. – Он тоже улыбается, чуть-чуть показывая кончики клыков, – Военный фельдшер, крейсер «Стремительный».
Ее квартира на 21 улице – три комнаты, гостиная-студия с огромным панорамным окном, ореховые полы, новомодные светильники-торшеры, которые притворяются стеклянными колоннами, много цветов – декоративные деревья в больших керамических горшках. Странные маски на стенах. Черные обои с серебряным тиснением. Дешевые картинки в пластиковых рамках и несколько огромных постеров в черных багетах, изображающих странные лица и фигуры, выступающие из тумана.
- Это осталось от прежнего хозяина… - говорит она, указывая на обои. – Он тоже рейфом был… я почти ничего не меняла.
Она объясняет ему, что живет в этой квартире «время от времени», когда бывает в Ча по делам – несколько недель в году.
Они не тратят время на разговоры, быстро сбрасывая ставшую ненужной одежду. Она в немом восхищении прослеживает пальцами сложную изломанную линию татуировки на его плече, проводит по гладкой груди, ее руки спускаются ниже, еще ниже…
Рейф обхватывает ее талию – настолько тонкую, что он может обнять ее двумя ладонями. Обриан явно может воспользоваться своим ожерельем как пояском.
Ее обнаженное тело в ночном свете как матовая фарфоровая статуэтка. Они лежат обнаженные, на смятых простынях. Ночь пахнет свежестью цветов. Чара Саори протягивает руку, проводит ладонью по его лицу.
- У тебя есть семья?
- Семья? – он задумывается. – Когда-нибудь будет и семья… Видишь ли, я пока свободный рейф. Захочу – поеду туда, захочу – останусь там, или здесь. Моя работа не предполагает долгого сидения на месте. А у тебя… есть?
Она тихо смеется, перекатывается на живот, болтает в воздухе ногами.
- Есть. Муж, дочь…
Эласмин резко поднимается, усаживается, скрестив ноги и оборачиваясь в простыню.
- Разве обрианы не считают измену страшным грехом?
Быстрая, как змейка, она обвивается вокруг него, горячо шепчет:
- Мой муж старше меня… ты же знаешь, какие у нас обычаи… он никогда бы не смог трогать меня, как ты, ему бы и в голову не пришло, что у меня тоже есть… желания. Дома секс считается запретной темой, чем-то грязным, но необходимым – ведь надо же нам как-то продолжать род. Секса как бы не существует, им занимаются исключительно по ночам, под одеялом, скрывая все это… ты горячий, ты просто сумасшедший… он никогда бы не поцеловал меня так, как ты… я не могу без тебя…
Несколько ночей секса. Безумного, изнуряющего душу и тело, иссушающего.
Она уезжает, оставляя ему маленький кусочек бумаги с несколькими строчками - свой адрес в сети и домашний.
- Я приеду к тебе, - говорит рейф. Когда они расстаются, в ее глазах дрожат слезы.
***
Маро Саори, владелец небольшой туристической компании, ехал домой. Работая в центре столицы, он жил в уютном районе пригорода, вдали от суеты и рейфов. Дома его ждала красавица-жена и маленькая дочь.
На одной из станций к нему в купе подсел рейф – молодой, худощавый, с волосами, заплетенными в косу-дракончик – жена заплетала такую же их дочери, захватывая мелкие пряди почти от самого лба. На улице шел дождь, одежда рейфа была мокрая. Он отряхивался, как кошка, побывавшая в воде.
- Вечер добрый, - сказал парень неожиданно низким голосом.
- И вам тоже, - неразборчиво произнес почтенный господин Саори. Рейф положил на полку большой бумажный пакет с забавным логотипом – фигуркой девочки со стрекозиными крылышками, и забрался с ногами на диванчик напротив. Уложил подбородок на поднятые колени и прикрыл глаза. Вскоре господин Саори заметил, как золотые радужки скрылись за пленкой третьего века, и понял, что рейф заснул.
Вскоре под мерное покачивание задремал и обриан.
Его разбудил приятный запах свежесваренного кофе – рейф успел сходить и вернуться с подносом, на котором был кофейник, две чашки и блюдце с имбирем и печеньем.
- Прошу вас, - любезно сказал рейф.
- Я предполагал, что рейфы не едят, - несколько рассеяно сказал господин Саори.
- Пустое, - рейф сделал изящный жест рукой, как будто опрокидывал небольшую чашку с водой.
Неспешно потек разговор. Маро Саори считал, что может выслушать любое живое существо, буде оно само захочет с ним поговорить.
Монорельс резко дернулся, и застыл на месте.
Рейф вскочил, и с криком:
- О нет, кукла! – подхватил падающий пакет. Коммуникатор под потолком выплюнул поток ругательств на языке рейфов – кто-то из возвращающихся после рабочей недели людей решил сойти прямо посреди пути, и дернул за стоп-кран.
- Твою мать, - с чувством сказал рейф, - чуть не разбилась!
Обриан поднял брови в немом вопросе, разглядывая пакет. Рейф довольно оскалился:
- Но я ее спас. Сейчас покажу.
Он вытащил из пакета большую бархатную коробку, и целую вечность возился с какими-то тесемочками, шнурками и лентами, и извлек из-под вороха шелковой бумаги изящную фарфоровую куклу. Ее личико было матовое, не тронутое румянцем, золотые волосы уложены в высокую прическу, убранную жемчужинками, белоснежные плечи и грудь выступали из пены розовых кружев, сколотых жемчужной же булавкой. А на ногах были маленькие башмачки с золотыми бубенчиками.
- Необычная игрушка, господин рейф. Право слово, мне вы показались слишком молодым, чтобы быть обремененным семьей.
- Это для дочери любовницы, - рейф еще раз оскалился, заставляя обриана податься назад. – Прекрасная кукла, не правда ли? – Он задумчиво провел кончиками спиленных когтей по пурпурному бархату коробки. – Я два дня в Ча не на себя, а на это чудо потратил, пока не нашел. Сто кредитов удовольствия. - Для дочери любовницы? Однако вы озорник, господин рейф, - Маро Саори шутливо воздел палец. И представил, как он сам едет к любовнице (которой у него никогда не было) и везет ее ребенку чудесную игрушку в подарок.
Рейф вышел на следующей станции – юный, стройный, помахивающий своим пакетом с куклой и небрежно перекинув через плечо ремень сумки с ноутбуком.
Маро Саори сел в машину, оставленную в понедельник на стоянке возле станции, и поехал домой.
Дома его уже ждала жена и любимая дочка. Сердце сжалось, когда он увидел, как в гостиной малышка возится с большой коробкой, обтянутой пурпурным бархатом. Рядом лежал пакет – тисненая бумага с теневым силуэтом девочки, за спиной которой дрожали крылья стрекозы.
- Папа, папа, - закричала девочка, и помахала ему ручкой. – Иди сюда, посмотри, посмотри, что мне подарили!
Она неловкими пальчиками развязывала шнуры с кистями, ленты, пока не извлекла из шелкового гнездышка куклу – маленькое подобие живой девушки в пышном розовом платье. С маленькими золотыми колокольчиками на башмачках.
Из зеркала в дорогой мозаичной раме на Маро Саори смотрел худой рейф с забавной прической, и улыбался.
- Сто кредитов удовольствия.
***
С потолка льется жесткий бело-голубой свет. Побывав здесь один раз, уже не забудешь ничего – белоснежные стены, длинные стальные столы, стеклянные столики с инструментами. Камеры-ячейки с номерами. Резкий, неприятный запах дезинфектантов, сквозь который пробивается нечто тошнотворно-сладковатое.
Вошла женщина, красивая – мало того, просто прекрасная женщина. Огромные темно-янтарные глаза, абсолютно прямые алые волосы, обнаженные руки с длинными сильными пальцами. На ней серебристое платье-футляр. Прелестная женщина. В руках она сжимала маленькую сумочку.
Огляделась – растерянно, недоуменно. Взгляд уперся в высокого рейфа, одетого в голубую робу.
- Прошу прощения, - сказала она. – Меня зовут Гаст Марика…
- Да. Слушаю вас. – Рейф слегка поклонился.
- Мне сказали, что я… что мне нужно… - голос у нее был тусклый и усталый. Не слушала она его. И не видела, и не было ей дела до этого рейфа.
- Что это у вас сегодня случилось в Академии? Меня вызвали, и попросили спустится сюда…
- Прошу прощения, - еще раз сказал рейф, - как ваше имя.
- Гаст, Гаст Марика. – Она немного повысила голос. – Кто вы такой?
- Меня зовут Мэтт, - рейф протянул ей планшет с фотографией. – Я патологоанатом… - Он указал на планшет. - Это ваша дочь?
На ее лице появилось странное выражение - даже глаза заблестели. Она шагнула к секционному столу, сдернула стерильную простыню такого же голубого цвета, что и роба патолога. Бледное-бледное, восковое личико, почти детское. Волосы – как ярко-красный мазок поверх стали. Заколки-цветочки на висках, темные веки. Половина лица – уродливая каша из запекшейся крови и костяного крошева.
…он пришел на залитый сероватым утренним светом внутренний двор Академии. Там, под деревьями с темно-синими листьями, прямо на широких ступенях восточного портала здания, сидела стайка студентов – медиков, он узнал их по ноутбуках с эмблемой факультета. Двое – худощавый парень в песочного цвета бриджах и совсем молоденькая девушка с яркими волосами целовались, не стесняясь своих сверстников.
Та же самая черная футболка с дурацкой надписью и смешная коса-дракончик. Прошли мимо двое взрослых в черном, посмотрели на него. О да, он умел быть спокойным, не выдавать свои мысли этим тварям с телепатическими способностями.
- Эласмиииин, - заорали над самым ухом. – Эласмииииин, шевелись, мы опаздываем!
Парень стал оборачиваться. В тот же самый момент обриан выстрелил.
В обойме «змеи» было семьдесят пять – ни больше ни меньше, увеличенный магазин - бронебойных патронов с горючей начинкой, запрещенных в Империи несколько десятков лет назад. Каких трудов стоило ему достать этот пистолет!
Рейфы запретили это оружие еще два века назад, во время компании против Тагры. В захолустье, на самой границе Империи, куда привели его дела компании, он купил «змею» и две обоймы бронебойных патронов у подозрительного человечка с бегающими глазками который уверял его, что нашел «змею» давным-давно, еще в те времена, когда здесь были миротворцы. Купил за баснословную цену в несколько сотен тысяч. Как же трудно было перевезти это оружие – разобрать, разложить детали в разные контейнеры с грузом, обернуть каждую полипластиком, чтобы ни один сканер в столице не разглядел. А потом искать в Сети инструкцию, осторожно, чтобы не вызвать ненужных подозрений.
И содрогаться под цепкими лучами сканеров на входе, ощупывающих каждого, и внезапно вспоминать скользкую улыбку продавца – они его из особого сплава делали, эту штуку ты можешь хоть на мостик улья протащить, система даже не заметит. И внезапная удача – вот он, тот самый сопляк из поезда, прямо здесь.
Он видел, как валится вперед парень, как падает девушка, как разлетается ее лицо кровавыми ошметками, как студенты с визгом вскакивают и бросаются врассыпную, как вспугнутые цыплята, бросая сумки, как кто-то кричит и зовет охрану, как рейфы мечутся по залитому солнцем двору, как они падают, пятная кровью золотистый мрамор, мельтешат перед глазами разноцветные футболки, яркие наклейки на ноутбуках, как в пеструю толпу вливаются взрослые рейфы в форме десантников, как старшекурсники хватают младших и тащат в разверстые пасти открытых дверей, и ревет сирена, и все это тонет в грохоте его выстрелов и крике, а потом за веками вспыхивает белый свет – на его голову обрушивается приклад тяжелой штурмовой винтовки, и склоняется над ним ужасное оскаленное лицо рейфа. Из-под шлема на него смотрят полные лютой злобы светлые глаза с вертикальными глазами, влажно блестит прозрачная темная эмаль зубов, и на него смотрит разверстое дуло – черный зрачок, в глубине которого светится тусклым светом рождающийся заряд.
Рейф рычит, изрыгая самые отвратительные ругательства, которые есть у его народа. Он бьет обриана ногой в солнечное сплетение, и тот чувствует, как ломается несколько ребер. Другие рейфы окружают его плотным кольцом, и он ощущает их ненависть, буквально разлитую в воздухе.
Кто-то хватает его за грудки и поднимает на ноги. Они явно хотят убить его прямо здесь, сейчас, растерзать на клочки, разорвать когтями и клыками – он видит это в их глазах. Резкий окрик заставляет всех вздрогнуть – к ним идет рейф, одетый так же, как один студентов – в мешковатые штаны, покроем похожие на те, что носят миротворцы, и в черную футболку.
Обриан сразу узнает его – этот ничем не выделяющийся из толпы рейф - один из семерых хакеров, взломавших систему Асурана, Скрати; слово его во фракции весит столько же, сколько слово самого коммандера. Тощий, как ящерица, с пышным хвостом крашеных в синий волос, он подходит к охранникам.
Внимательно смотрит на обриана, и тот чувствует, как хакер словно запускает в его голову стальные крючья своего сознания, сдирает кожу с черепа, рвет на волоконца мышцы, разрубает черепную коробку и достает его мозг, и рассматривает его, Маро Саори сознание, как ребенок, положивший на ладонь блестящего жука. Обриан смотрит в удивительные – серые, как у него самого, глаза, и в них читает себе приговор.
- Этого, - Скрати кивает в сторону обриана, - будет судить трибунал фракции завтра. Семью не трогать.
Рейфы возмущенно гудят – как пчелы из разворошенного улья. Скрати отрицательно машет рукой, и бросает несколько отрывистых рваных фраз на своем языке.
Обриану заворачивают руки за спину – с намеренной жестокостью, едва не вырывая из суставов, и тащат наружу, к стоящим машинам. Уже там, на площади перед главным корпусом, Маро Саори видит выскакивающего из кареты скорой помощи рейфа с оранжевым боксом в руках, и понимает, что вот он – тот Эласмин, который ехал с ним в одной кабинке монорельса год назад. Не студент уже, а взрослый рейф. Волосы у него больше не заплетены в дурацкую косу, а коротко – до ушей, острижены и торчат во все стороны, и болтается приколотый на груди бэйдж с именем и фотографией.
Женщина, спустившаяся в морг университетского госпиталя, не могла знать всего этого.
Был сейчас для нее только вот этот стол, и тело на нем.
- Боже мой, - короткий вскрик как всхлип. – Боже мой, я же не хотела, чтобы она училась здесь, она же… она же…
И тут ее словно прорвало. Обессилено, как умирающее животное, опустилась на колени, закрыла лицо ладонями, и разрыдалась. Она рыдала, а он стоял и не знал, что же сейчас ему сделать. Люди в таких случаях обычно протягивали стакан воды, но не было у него этого стакана, не было в этом помещении ни стакана, ни воды, только тоненькие трубочки инъекторов с сильным успокоительным у него в кармане. А она все плакала, слезы стекали между ее пальцев, и вздрагивали плечи, обтянутые серебристой тканью.[/spoiler]
-
Мдааа...сильно, я сижу в шоке если честно. Рейфов прямо с другой стороны увидела. Очень...эмоционально, вот old7
-
***
Вот и моя квартира.
Многоэтажные сверкающие башни недалеко от центра, на Старых холмах, первоначально построенные для ученых, работающих в научном центре неподалеку, теперь вмещают существ самых разных рас. Три комнаты, кухня, ванная, и прихожая.
Большая лоджия. Все меняется, ломается уклад жизни, меняются правила. Большую часть населения дома составляют люди – с тех пор, как рейфы перенесли научный корпус в другой район, люди облюбовали этот сектор города – полный зелени, цветов и спокойствия.
В доме живут программисты маленьких компаний, переводчики, агенты, работающие в турфирмах, учителя, их суетливые жены, дети.
В этом квартале Ама Эласмин заметное исключение. Одинокий студент-медик, живущий в двадцати минутах полета от БК, знаменитого на всю галактику госпиталя при Ансзт Зсзил Барриафин, или, как ее еще называли - Академии (название Академии - Ансзт Зсзил Барриафин происходило из столь древнего языка, что и сами рейфы, наверное, не понимали, что оно означает) был в толпе суетящихся людей лишним. Эласмин переехал сюда сразу после того, как сдал вступительные экзамены. Фракция дала квартиру.
Добро пожаловать, уважаемые, добро пожаловать в мое скромное жилище.
Не стоит удивляться. Это – прихожая. Узкая, со светлыми стенами, зеркальными прямоугольниками дверей. Видите эти плакаты? Это тоже своего рода искусство. На этом изображена черно-белая сердцевина цветка. Этот являет собой копию древней гравюры из какого-то издания, которое могло бы пригодиться изучающему демонов. Этот показывает девушку-рейфа в корсете и короткой юбке из темно-розовых перьев. На другом – странное существо, похожее на крылатую ящерицу, изрыгающую пламя.
Здесь – спальня, темная широкая комната, жалюзи почти всегда опущены. Белые стены, белый потолок со сложной подсветкой – о да, этот рейф не поленился, обустраивая свое жилище. Кровать – массивная рама из тяжелого темного дерева на квадратных ножках, белоснежное покрывало, черные шелковые простыни. В этой постели побывало не так уж много девушек за первый цикл обучения. Семь, может быть восемь. Каждая – один-два раза. Не смущайтесь так, уважаемые! Кто же эти девушки? Он привлекает их своим характером, и иногда приглашает разделить с ним вечер. Он редко приглашает одну девушку дважды. Что такое? Семь – это мало? О, уверяю, для него вполне достаточно. Эласмин очень занятой рейф.
Что же еще есть в спальне? Два уютных кресла – темно-синие. Стеллажи – тоже белые, из металла и стекла, некоторые полки забиты книгами, рядом – журналы, стопки бумаги, керамические изделия, коробки с кристаллами. Одна из полок превращена в рабочий стол – кусок темно-синего матового стекла, закрепленный на блестящих штангах. Широкий монитор. Клавиатура – новомодная, сенсоры утоплены в столешницу. Возле стола – стул на высокой ножке, такие вы увидите в старых барах с добрым именем и безупречной репутацией.
На стене в изголовье кровати – огромная мозаика, кусочки стекла, смальты, полудрагоценных камней. Здесь изображено прекрасное женское лицо в короне из сплетенных трав, листьев и цветов. Темные волосы причудливо изгибаются.
Работа госпожи Аранвен, рейфа-ювелира, чьи творения известны во всех доминионах и за пределами империи. Что, вы думаете - такое панно слишком дорого для студента? Госпожа Аранвен никогда не продает свои работы соплеменникам, она их дарит. Но если вы человек или мерк, то вам придется перевести на счет этой леди немалое количество кредитов.
Это – ванная. Лиловый камень, стекло, оставьте в покое душевую кабину, господа, вы не найдете там ничего интересного.
Стена напротив ванны выложена зеркальными плитами неправильной формы. О да, все рейфы немного тщеславны. Эласмин не исключение.
Хорошо, пройдемте в гостиную-студию. Странная смесь стилей. Очевидно, рейф, живущий здесь, особое внимание уделил только своей спальне. Темно-синие стены. Кожаные диван и кресло. Пушистый белый ковер – в его ворсе может спрятаться армия пигмеев. Широкие сосуды с декоративными деревцами. В шкафах с подсветкой выставлены предметы искусства разных народов, населяющих галактику. На стенах пляшут цветные пятна, висят странноватые ритуальные маски какой-то исчезнувшей цивилизации.
Узкие колонки холо-экрана подвешены в простенке, их можно принять за какие-то стеклянные изломы. Сердцевина этого зрелища – огромное изогнутое окно, из которого открывается прекрасная панорама городского парка, раскинувшегося на Мраморном холме, и изящный виток монорельса через закованную в гранит и базальт набережную реки.
Это кухня. Белые стены, черно-красная глянцевая мебель, черные квадраты плитки на полу. Ничего занимательного. Сияющая полированным металлом кофемашина на широком подоконнике. Да, да, вы правы – хозяин квартиры часто подстегивает ход своих мыслей чашечкой крепчайшего кофе. У него особый рецепт, которым он не намерен делиться.
Давайте не будем здесь задерживаться. Вы спрашиваете, что это за комната? О, не удивляйтесь, это библиотека. Да, да, рейф, который здесь живет, любит читать. Хотите взглянуть, что у него на полках? Нейронные сети, биполярная математика, тактика и стратегия ближнего боя… философия, несколько копий знаменитых Свитков; а что это? Токсикология? Атлас холодного оружия? Старые, рассыпающиеся издания – астронавигация. Посмотрите на эти странные форматы, на эти обложки! Крохотные томики в кожаных обложках – канареечно-желтые, индиговые, алые – литература мерков.
Безличные пластиковые обложки темных цветов – собрание литературы обрианов.
Какой странный выбор у этого медика, не правда ли?
А что это вон в той коробке, которая стыдливо прислонилась к учебникам по ксенобиологии?
Что же в ней? Кристаллы? А что это за старые снимки? Кто эти рейфы, обнимающие друг друга? Кто эта женщина, на которую похож сам Эласмин? А вот эта веселая компания студентов, забравшихся на танк? И вот эта прелестная девушка-обриан? Неужели у Эласмина есть семья?
Проклятье, это зашло слишком далеко, я так не могу, убирайтесь вон. Все прочь из моей квартиры, экскурсия закончена! Прочь, прочь, о Боже, кто разрешал вам забираться в эту коробку?!
***
Яростный летний зной, небывалый за последние время, навалился на столицу фракции. Дрожало марево над раскаленными тротуарами и пандусами, в теплой воде городских фонтанов и каскадов полоскалась молодежь, все вент-системы города работали на пределе своих возможностей, в тени деревьев потели досужие люди. В это время года все рейфы, живущие в столице, поголовно превращались в лунатиков – они просыпались в своих постелях, когда солнце уже садилось, отправлялись на работу в полночь, гуляли по залитым светом фонарей улицам, когда все люди уже спали.
Надвигался полдень – время, когда прилипшее к зениту солнце немного сдвигалось, и поливало город раскаленным потоком лучей, от которых не было спасения.
Студенты, которых неотложные дела выгнали на улицу в такую жару, сидят на бортике фонтана. Вымокшие до нитки, выбравшиеся из прогретой солнцем воды они чем-то напоминают крупных ящериц, выбравшихся на камни.
- Ну что там теперь? – спросил один.
- Если хочешь знать мое мнение – ничего хорошего. В Академии теперь всюду сканеры понатыканы, на каждом входе.
Торчат над горизонтом кристаллы высоток, утонувшие в пышной зелени. Позади них – сверкающий клык Академии, гладкий, серо-стальной, очень холодный – неподвижный, и поднимаются башни космопорта. Было видно, что они – эти башни, вломились в равнину пару тысяч лет назад, и будут стоять так – иззубренным силуэтом на раскаленном небе.
Океан, гладкий, как стекло, ярко-голубой, сверкающий мириадами блесток на волнах, подходит к нему вплотную, и тянутся по берегу со слоистым песком длинные зубы старых причалов и молов, облицованных красным камнем.
Маленькая женщина в пестрой хламиде, держащая на руках пухленькую девочку, выходит из вагончика монорельса.
Быстро-быстро переходит через пустую площадь перед сияющей хромом и стеклянными панелями башней. Двери открываются, чтобы впустить ее в кондиционированную прохладу здания.
Солнце косо ложится на пол, дробится радугами в стекле и металле, освещает широкие лестницы, выгнутые арки коридоров, двери лифтов. Ее явно ждут.
Она крепче прижимает ребенка к себе, когда к ней подходит рейф.
Странный рейф. Маленький и тощий. В своей футболке и полосатой рубашке, тяжелых ботинках и бриджах он кажется почти юным, по крайне мере, если не смотреть в его лицо.
Лицо у него худое и осунувшееся, с заострившимися чертами, под глазами тени от долгих бессонных ночей, интересная татуировка – она тянется через переносицу, и загибается двумя незамкнутыми кольцами на скулах.
Волосы у него выкрашены в ярко-синий цвет. В нижней губе у него резное колечко. И глаза – серые, прозрачные, таких не бывает у рейфов.
Он внимательно смотрит на нее. Ничего удивительного, просто обриан. Невысокая, белокожая, с большими, влажно поблескивающими глазами. За ее палец уцепилась малышка лет четырех.
- Чара Саори? – спрашивает он. Голос у него неожиданно низкий.
- Да, - женщина поправляет волосы. Она рассматривает стоящего перед ней рейфа – внимательно, как будто видит представителя его расы впервые. Рейф переступает с ноги на ногу.
- Хорошо.
Охранники с безразличием наблюдают за ними. Чара Саори ощущает давление их мыслеоразов. Спрессованные в единую массу мысли рейфов дрожат, как единая масса, жестоко втиснутая в аквариум этого здания, в котором индивидуальность маскируется, утрачивает смысл.
- Прошу вас, идите за мной.
Девочка на ее руках что-то лепечет, уткнувшись в мамино ухо.
Противно пищит система сканирования, подливающая ее тонкими синими лучами.
***
Заворачивают руки за спину так, что даже и вздохнуть больно. Маро Саори чувствует, как впиваются в его плечи острые когти, и рейф тащит его по бесконечному коридору, щелкают магнитные замки в шлюзовых камерах, когда рейф не глядя касается панели своим пропуском. Обриан видит только серые скучные стены, полоски диодов на полу, и мелькают тяжелые ботинки рейфа, идущего перед ними.
По пути им встречаются другие – и обриан чувствует их эмоции – как будто и у него самого внезапно появились телепатические способности. Он ловит обрывки их мыслеобразов, всплески конкретных личностей: мощные уколы глухой злобы, любопытство, узнавание, затаенную ярость, пожар голода, бесцельные внутренние мысли, поднимающиеся из глубин сознания.
Рейфы все время разговаривают – поток их мыслей бесконечен, и все время меняет свое русло в самых неожиданных направлениях.
Никогда до этого не попадавший в общество большого количества агрессивно настроенных и чрезвычайно занятых своими делами рейфов, обриан оказался жертвой их общей телепатической сети.
Маленькая девочка в пышном платьице сидит в удобном кресле и играет в какую-то игру на датападе, хохочет, болтает ножками. Перед ней на корточках сидит рейф - обриан видит только его согнутую спину, завязанные в хвост волосы и татуировку на шее. Обриан замедляет шаг.
Он хочет остановиться, поговорить с дочерью – не дают, дуло автомата упирается в спину, и рейф шипит:
- Шшшевелиссссь…
Двое рейфов стали возле двери, замерли равнодушными статуями. Только пальцы, сжимающие автоматы, слегка подрагивали – чуть дернешься, и прошьют тебя две очереди.
Женщина сидит на неудобном стуле – здесь все неудобное, как специально сделанное для того, чтобы посетители не задерживались долго.
Резкий голубой свет диодов на потолке окрашивал ее кожу в неприятный оттенок – как будто не кожа это была, а старая кость, пролежавшая целый век в пустыне. Яркая ткань ее одежды оттеняет ее бледность, кажется здесь неуместной.
Резко обозначились скулы, глаза запали – как будто она не спала несколько дней подряд. На щеках следы слез, стыдные черные дорожки размазанной туши.
- Зачем… - голос у нее чужой, царапает слух незнакомыми интонациями. – Зачем ты сделал это?
Как же ей хочется сбежать отсюда – подальше от этих белых стен, яркого света, от камер наблюдения, от этих дверей с паролями, от сканеров, от рейфов, от этого обриана с разбитым лицом – куда угодно, только чтобы не было больше этого позора.
Маро Саори смотрит на свою жену, как на чужую. В этой комнате они были бесконечно далеко друг от друга, он каким-то внутренним чутьем понял, что она уже давно все решила. Решила с того самого момента, когда он приехал домой в тот злополучный день.
Он говорит ей – нужно же ему что-то сказать, не так ли? – говорит, что он был вынужден так поступить, что у него не оставалось выбора, потому что этот…этот…
Он говорит, говорит, торопливо, захлебываясь словами – так, что рейфы перестают притворятся статуями, и слышны щелчки предохранителей, когда они переводят свой оружие в другой режим.
Он говорит, что так и должно было быть, проклиная, уговаривая, приводя никому не нужные доводы, объясняя, в чем-то признаваясь, раскаиваясь и одновременно отрицая свою вину, он понимает, что рейфы с удовольствием разорвали бы его в клочья еще там, прямо во внутреннем дворе Академии, и все это – его встреча с женой, и немного времени – просто изощренная пытка.
Она слушает его, опустив глаза, слушает, как он обвиняет ее в неверности, упрекает, грозит, туманно намекает на ее дальнейшую судьбу, говорит, что рейфы сделают все, чтобы ее жизнь превратилась в ад, что ее лицо будут знать во всех уголках фракции, да что там, всей Империи, и она всегда будет вынуждена ходить, оглядываясь.
Он замолкает, опустошенный, раздавленный, понимающий тщетность слов и невозможность что-либо изменить.
Где-то там, за стеной, плачет ребенок – плачет, надрываясь и захлебываясь.
Чара встает, касается его руки. Чужая. Она теперь чужая для него. Выходит, как сомнамбула – натыкаясь на дверь.
- Почему вы не дадите мне поговорить с дочерью?! – Маро Саори кричит, вскакивает, бросается к двери. Рейфы реагируют быстро – обриан летит на пол, свернувшись от боли в помятых ребрах.
- Потому что так надо, - с неожиданной издевкой говорит один из них.
-
о, последний кусочек новый)) действительно, вещь очень очень затягивает)
-
Фракция дала квартиру.
(завидует) Ух ты, кучеряво живут рейфские фракции, если даже обычному студенту снимается не комната в кампусе, а полновесная квартира :smoking:
Стена напротив ванны выложена зеркальными плитами неправильной формы. О да, все рейфы немного тщеславны. Эласмин не исключение.
Ну, теперь мы знаем, что рейфы подвержены самолюбованию ;D
Проклятье, это зашло слишком далеко, я так не могу, убирайтесь вон. Все прочь из моей квартиры, экскурсия закончена! Прочь, прочь, о Боже, кто разрешал вам забираться в эту коробку?!
Ну вот, скверный рейфский характер таки прорвался наружу (удирает со всех ног)
он понимает, что рейфы с удовольствием разорвали бы его в клочья еще там, прямо во внутреннем дворе Академии,
На самом деле даже странно, что они этого не сделали. (Злобно хмыкает) Наверное, придумали ему участь пострашней. Интересно, у них приговорённых к смертной казни съедают? И если да, то кто?
действительно, вещь очень очень затягивает)
Согласна, затягивает :nju: :nju: :nju: :nju: :nju:
-
если даже обычному студенту снимается не комната в кампусе, а полновесная квартира
почему-то мне не кажется, что Эласмин обычный студент... :-X
-
да вроде штудент обычный, только обалдуй, и с Кенни водится :-X
-
Кенни не водится с обычными студентами) даже с обалдуями ;D ибо их много, а он один ;D
-
ибо их много, а он один
ога, один, штучный вариант.
Кенни был студентом ;D Toto_horse, обратись к началу, там вроде это есть.
-
Кенни был студентом
помню что был) но к своему стыду немного теряюсь во временнОй линейке повествования и событий(
-
Наконец-то мой труп сюда дополз… *смайлик с красным флагом на плече*
Все меняется, ломается уклад жизни, меняются правила. Большую часть населения дома составляют люди – с тех пор, как рейфы перенесли научный корпус в другой район, люди облюбовали этот сектор города
Ага! *плотоядно потирает руки* Сколько раз уже говорено: есть в Пегасе люди, которые сотрудничают с рейфами на добровольных началась, есть! lexx-dance
Ансзт Зсзил Барриафин происходило из столь древнего языка, что и сами рейфы, наверное, не понимали, что оно означает
Видимо, да. Я даже рискну предположить, откуда оно взялось. Кто-то пытался по пьяни объяснить, что нужно сгонять до киоска за …цтой бутылкой водки, но язык заплёлся в узел и вышло… ;D ;D
Фракция дала квартиру.
*умиляеццо* Вооот! Заботится ведь организация о студентах, поступающих по целевому направлению. old7
Этот являет собой копию древней гравюры из какого-то издания, которое могло бы пригодиться изучающему демонов.
Видимо, это был портрет фронтмена труЪ-блэк-металлической группы Immortal в боевом раскрасе. :smoking:
В этой постели побывало не так уж много девушек за первый цикл обучения. Семь, может быть восемь.
Как говорится, неделя была скучной. :-X xsorry
Клавиатура – новомодная, сенсоры утоплены в столешницу.
Ненавижу такие клавиатуры. Скорость печати сразу падает до трёх знаков в минуту. Наше всё – механическая печатная машинка «Любава»! :imho
- Если хочешь знать мое мнение – ничего хорошего. В Академии теперь всюду сканеры понатыканы, на каждом входе.
То есть, занятия уже не прогуляешь… :'(
Волосы у него выкрашены в ярко-синий цвет. В нижней губе у него резное колечко.
Рейф-неформал?
ИМХО, мне кажется, что этому фанфику место в «Улье». :imho
:nju: :nju: :nju: :nju:
-
ИМХО, мне кажется, что этому фанфику место в «Улье».
+1
-
эээээ.... короче говоря спасиб что читаете.
***
Они идут мимо насквозь проржавевшей колонный разномастных грузовиков, выстроившихся вдоль дороги.
Дует сухой горячий ветер, гонит по разбитой мостовой клубки какого-то неопределенного мусора, рябит воду в лужах. Вода в них ядовито-голубая, вонючая – такая бывает в прудах возле фабрик на периферийных планетах, сливающих химические отходы в близлежащие озера.
Шлак, сочно хрупающий под ногами, сменяется черной коростой – толстая пружинящая корка, лаково блестящая в дневном свете как засохший мазут покрывает дорогу.
- Что у них тут горело? – говорит вслух Кенни. В воздухе стойкий запах пластиковой гари.
- Машины, - Эласмин пинком отбрасывает в сторону кусок чего-то горелого, оплывшего, похожего на приборную панель. – Мать их так, они по беженцам стреляли; местные машинки для гражданских из полипластика клепали, так что когда бомбить стали, все это рекой потекло.
Они проходят мимо прекрасного, облицованного мрамором здания с мозаичными фризами, и сворачивают в проулок, вымощенный булыжником.
Их окружает стадо машин – обгорелые грузовики, чудовищные, квадратные, с десятком колес с рост человека, броневики, похожие на жуков, легковушки, тягачи со своими автоплатформами, забитыми какими-то коробками, разваливающимися ящиками, ненужными теперь станками и странными машинами.
Хрустит и скрипит под ногами мусор – битое стекло, автоматные гильзы, обрывки какого-то тряпья, странные рыхлые куски бурой субстанции с неприятным запахом. Кенни чертыхается сквозь сжатые зубы, помогает приятелю вытащить застрявшую сборку с медикаментами.
Улица расширяется, исчезает мусор, и они оказываются на маленькой площади перед развалинами некогда роскошного особняка с коваными решетками на окнах и остатками голубой краски на фасаде.
Попадается странное дерево – его ствол перекручен так, что напоминает образчики авангардной скульптуры в павильонах Северной Выставки. На ветвях висят побрякушки – гроздья из продетых на веревочку гильз, стекляшек, камешки, крышки от бутылок, нанизанные на шнурки. Пустые ампулы из-под медикаментов, бусинки, целые ожерелья из монет.
«Дерево желаний, - Эласмин кивает на скорченный ствол. – Хочешь, чтобы твое желание сбылось – подари дереву что-нибудь, загадай желание, и жди. Мать твою, а ведь раньше они атеистами были, а, Кенни? Каково тебе – сначала снести старые храмы, а теперь верить в то, что эта чахлая радиоактивная хреновина, увешанная блестящим хламом, исполнит твое заветное желание?»
«Всем нужно во что-то верить, особенно людям, а?»
«Они считают, что дерево и в самом деле может исполнять желания, Кенни.»
Напротив дерева - бронетранспортер. Лобовик размалеван камуфляжными пятнами и зигзагами, проржавевшие траки лежат на земле как мертвые змеи,сдвоенные стволы, некогда угрожавшие каждому, уныло опущены. Позади него лежат разоренные зарядные ящики, валяются ржавые гильзы.Свешивается из бокового люка мертвец - высох, как мумия, сморщился, как старое яблоко, угодившее за печку. Блестят белые зубы на пергаментном лице - зажатый в коричневый кулак жемчужный браслет. Из провалов глазниц проросло нечто, похожее на плесень - тоненькие бледные ости с зеленоватым налетом.
Оживает рация.
- За углом местные.
Эласмин снимает шлем, заправляет волосы за уши, сдвигает назад автомат.
- Сейчас увидишь, - говорит он, - какая бывает война.
Несколько рядов армейских палаток с эмблемой миротворцев и собранных из листов гофрированного железа лачуг. Растянутые веревки с болтающимися на ветру простынями.
Горело несколько костров, вокруг которых сгрудились немногочисленные местные жители.
«Знаешь, почему их так мало? – Эласмин указывает взглядом на людей. – Ты можешь поднять документы на крейсере, если не поверишь.
После того, как они по своим же ядерными ракетами долбанули, по стране волна прокатилась. Народ крови не боялся, убивали просто так… ни за что, мать твою. Уцелеть, если ты женщина или ребенок было невозможно, насилие над ними страшное творили. Так что трупов здесь валялось много. Наши их собирали и жгли, чтобы вторая эпидемия не началась. Местные своих мертвецов хоронили – пока возможность была. А потом просто оставляли, до мертвых им сейчас дела нет.»
Они замечают рейфов, и между ними ширится негромкий шепоток – как будто люди боятся говорить громко.
Эласмин и Кенни подходят ближе.
Эласмин протягивает вперед раскрытые ладони с поджатыми большими пальцами, и говорит одними губами:
- Вам нужна помощь?
Люди моментально замолкают, и смотрят исподлобья, неприязненно. Кенни незаметным движением поправляет винтовку.
Эласмин ждет, продолжая держать руки с раскрытыми ладонями перед собой. «Кенни, мать твою, покажи им руки.» Рейф стаскивает перчатки и повторяет жест Эласмина.
- Я врач, - говорит Эласмин, он осторожно снимает с плеча оранжевый бокс-сборку, и ставит рядом с собой.
Автоматический переводчик говорит сухим бесстрастным голосом, что у них все в порядке, и что они никого не ждали, и тем более рейфов, так что они, рейфы, могут уходить к себе на корабль, здесь им делать нечего. У них полно своих дел, так что пускай рейфы идут своей дорогой.
Хорошо, никто и не собирался им мешать. Но может быть, он, Эласмин, может помочь кому-то, кто болеет?
У них есть свои врачи, так что рейф напрасно пришел сюда. Пускай он и его товарищ уходят, пока не получили пулю в голову.
А все же? Они могут пройти и мимо, но тогда вон тому человеку с забинтованной головой может стать совсем плохо…
В конце концов они договариваются.
Эласмина и Кенни ведут под растянутый между двумя палатками драный тент – медпункт. Трое раненых на замызганных циновках даже не пошевелились.
Кенни рассматривает местных. Страшно худущие, очень бледные, длинноносые, с тусклыми глазами, кутающиеся лохмотья неопределенного цвета, почти все – босые. Кожа их словно изъедена коростой, странные, оплывшие лица, как будто поднесли к восковым куклам коптящие свечи, и поплыл воск, вздулся пузырями, покрылся разноцветными потеками.
«Ну как, - с неожиданной злобой спрашивает Эласмин, - как тебе они?»
Он указывает пинцетом на девочку, баюкающую свернутую из лоскутков куклу. На ручке ребенка – уродливо зажившая рваная рана, как будто какой-то
зверь схватил ее, и жевал, тащил, вырывал куски кожи и мышц.
Подходит мальчишка лет семи, обходит Кенни кругом, почтительно задирая голову, рассматривает экипировку. Жутко бледный, с торчащими через одежку ребрами, он похож скорее на сморщенную обезьянку, чем на человека.
- Дяденька военный, дайте патрон, - он протягивает к рейфу грязную ручку с обгрызенными ногтями.
Кенни выщелкивает из магазина пару патронов, протягивает мальчишке.
«Молодец, программер, - влезает в голову мыслеобраз Эласмина. – Правильно сделал.»
Мальчишка бежит, зажав в поднятом кулачке патроны, кричит:
- Мам, посмотри, посмотри что у меня есть!
Эласмин, надев перчатки, протерев руки салфеткой с дезинфектантом, с каким-то остервенением копается в своей сборке, вытаскивает пакеты с перевязочным материалом, плоские коробки с медикаментами.
Дробно щелкают иглодержатели, звякают, падают в контейнер использованные инструменты.
«Нравится тебе, что ты здесь видишь? – Эласмин морщится, выхватывает из надорванной упаковки стерильную салфетку, и стирает брызнувшую на рукав кровь. – Скажи мне, программер, сильно это отличается от лекций в Академии, а? Когда я садился на тот распроклятый крейсер, мне никто не сказал, что здесь будет жара, пыль, мухи, трупы и гноящиеся раны, а наш крейсер превратится в госпиталь... Местным теперь, поди, уже все равно, кто начал войну - свои или чужие, их это не волнует... Слушай, зажим...Этих людей, - Эласмин на секунду отрывается от своего занятия, и кивает в сторону палаток, - не интересует, какая экспозиция сейчас открылась на Северной Выставке, или что там за премьера в "Плазме", или чем ты, программер, вечером занимаешься... Их больше интересует - будет у них еще один день, или нет, и какого черта рейфы сюда приперлись... достань мне ампулу с шелком...они, мать твою - люди, программер, и уж они-то знают, что это такое - милосердие... Программер, мать твою, достань мне еще один москит я ни черта не вижу из-за крови!»
-
сильная штука. продолжаем читать)
-
Вода в них ядовито-голубая, вонючая – такая бывает в прудах возле фабрик на периферийных планетах, сливающих химические отходы в близлежащие озера.
Этот карась мне все руки испачкал (с) ;)
После того, как они по своим же ядерными ракетами долбанули,
Всё-таки правильно рейфы делали, что душили развитые цивилизации на корню. Так спокойнее. old7
Они замечают рейфов, и между ними ширится негромкий шепоток – как будто люди боятся говорить громко.
Но, что характерно, никто не бросился наутёк.
они никого не ждали, и тем более рейфов, так что они, рейфы, могут уходить к себе на корабль, здесь им делать нечего.
Ну как нечего делать? Не пропадать же еде? Еду надо холить, беречь и лелеять. И лечить, когда она болеет. old7
«Молодец, программер, - влезает в голову мыслеобраз Эласмина. – Правильно сделал.»
А если гранату попросит?
Программер, мать твою, достань мне еще один москит я ни черта не вижу из-за крови!»
«Зажим… спирт… вата… спирт… Всем спирт – помянем». (с) xsorry
:nju: :nju: :nju: :nju: :nju:
-
Кенни чертыхается сквозь сжатые зубы, помогает приятелю вытащить застрявшую сборку с медикаментами.
Юкко, мелкая поправка - у нас эта сборка называется "укладка" :)
Их окружает стадо машин – обгорелые грузовики, чудовищные, квадратные, с десятком колес с рост человека, броневики, похожие на жуков, легковушки, тягачи со своими автоплатформами, забитыми какими-то коробками, разваливающимися ящиками, ненужными теперь станками и странными машинами.
Хрустит и скрипит под ногами мусор – битое стекло, автоматные гильзы, обрывки какого-то тряпья,
Словом милая картинка локального апокалипсиса. Эх, что же рейфы за союзниками не смотрели - разве можно им волю давать? А кто теперь будет за ними прибирать и обратно экономику восстанавливать? Правильно, Федерация :smoking:
После того, как они по своим же ядерными ракетами долбанули, по стране волна прокатилась.
Вот ещё один довод за то, что переферийным человеческим планетам (пусть даже сто раз союзным) ни воли ни серьёзного оружия давать нельзя (а если и давать, то под жёстким присмотром своего военного контингента). Ну, прям свербит у людей в одном месте - раз в двадцать лет обязательно начинают масштабную заваруху :sg-1:
Кстати, про Эласмина с Кенни. А чего они вдвоём попёрлись? В зоне конфликта врач - желанная добыча, ибо лекарства и наркота из укладки востребованный товар. И то, что врач рейф, никого не остановит. Пристрелят из-за угла, и дело с концом.
:nju: :nju: :nju: :nju: :nju: :nju: :nju:
-
ээээ, Грин, таки я ж непрофессиональный переводчик ;D
Кстати, про Эласмина с Кенни. А чего они вдвоём попёрлись?
да делать им нечего, ога. ;D
В зоне конфликта врач - желанная добыча, ибо лекарства и наркота из укладки востребованный товар
еще какой востребованный :imho только у этих рейфов попробуй что-нибудь забрать, сожрут или сдохнут - однако не отдадут.
Пристрелят из-за угла, и дело с концом
эээ, есть вот поговорка - дуракам везет. пристрелить не пристрелят, но неиллюзордных дадут, только попозже. ;D
-
пристрелить не пристрелят, но неиллюзордных дадут
оййй... бедные рейфята
-
***
Жара – умопомрачительная. Воздух как патока, влажность высокая, поэтому кажется, что не идешь, а плывешь в густом мареве. Над столицей висит кажущееся тусклым и каким-то сплюснутым бледное от жара солнце. Зелени – море, город стоит как в лесу – везде вьются лианы, нет-нет да и встретится дом, построенный вокруг дерева, а может быть, это дерево выросло позже, чем построили сам дом, и пробило его насквозь. Ничего похожего на серо-желтые равнины севера – там Ча расползается невысокими кварталами зданий-кристаллов, секциями серебристых башен промышленных районов.
На улицах в центре много студентов.
Две женщины-мерк, прилетевших из соседнего доминиона в Ча на выходные, решили с толком провести время. Собираясь прогуляться по городу и поужинать, они оделись как положено: туфли на высоких каблуках, чулки, шелковые платья с поясом, и обязательно – шляпы и перчатки. Подумать только, эти одуревшие от жары и безделья рейфы, прыгающие в воду с обломанного зуба старого пирса, смотрели на них как на сумасшедших.
Сами рейфы разгуливают в бриджах, некоторые парни раздеваются по пояс, те немногие, которые не раздеты, носят футболки или расстегнутые рубашки с короткими рукавами. Девушки ничем не отстают от парней, наряжаются в куцые шортики, маечки с тонкими бретельками и глубокими декольте, в платья из тончайшей ткани, которые больше показывают, чем скрывают, демонстрируют свои прелести всем желающим. И те и другие одинаково длинноволосые, прячут глаза за зеркальными стеклами очков, собирают волосы в сотни тоненьких косичек или в хвосты, щеголяют пирсингом. Девушки красят волосы, парни – тоже.
Взрослые рейфы одеты куда как приличней, но все равно – ходят с голыми ногами. Ча – столица их фракции, здесь не пляж, и странно что приезжие одеты гораздо приличней местных жителей. Самих рейфов это, похоже, не смущает. Редко-редко увидишь рейфа, одетого в строгую черную безрукавку и узкие кожаные штаны, а если увидишь, то обязательно на вороте будут блестеть серебром инсигнии фракции – это вернулся в город по своим делам какой-нибудь командир улья или его помощник.
Мерки идут по мощеному мозаичной плиткой бульвару. Вот – цепочка фонтанов, по желобам течет прозрачная вода. Если опустить руку – чуть теплая. Студенты разуваются и шлепают по такой импровизированной дорожке, держа в одной руке обувь, в другой – свои ноутбуки.
Мерки рассматривают скульптуру на берегу – полосы металла, изогнутые под невероятными углами, скрученные в невероятные узлы, похожи на взорвавшийся в космосе двигатель, скрутившийся вокруг бронзовой фигуры девушки с тяжелым венком цветов на голове. Фигура – бронзовая, темная, а цветы блестят как золотые. Скоро становится ясно, почему – идущий мимо рейф коснулся венка рукой, потер чашечки цветов. Мерки останавливают его:
- Простите, уважаемый, что это за памятник?
- Это? – рейф, не рейф даже, а рейфеныш, худощавый подросток с растрепанными волосами, указывает через плечо пальцем. Руки у него маленькие, пальцы тонкие, с обкусанными когтями. – Это Владычица, хозяйка Ча. Вообще-то это памятник иным формам жизни, но все ее Владычицей называют.
Он внимательно смотрит на женщин, обращает внимание на широкополые шляпки, на кружевные перчатки.
- Ну все студенты ее своей покровительницей считают, прикоснись к ее венку и будет тебе счастье и автоэкзамен на сессии…
Он разворачивается и идет прочь, мерки смотрят ему в след. Непонятно, парень это был или девушка – идет, скрестив руки на груди, штаны едва держатся на выступающих косточках, клетчатая рубашка на груди поверх простой футболки не дает ни малейшего намека на что-либо, горячий ветер мотает пушистые волосы, показывает крашеные в оглушительно-бирюзовый виски и затылок, подскакивает на бедре в такт шагам сумка, в которой миротворцы возят свои датапады. На сумке – нашивки, которые заявляют, что их обладатель – представитель такой-то бригады ограниченного контингента наземных войск, приписанных к пограничному доминиону. Эээ, да вы студент, дорогой рейф.
Женщины подходят к пьедесталу – шестиугольной глыбе зеркального обсидиана. Пьедестал низкий, едва в две ладони высотой, Владычица смотрит на них раскосыми широко расставленными глазами из-под чащи падающих волос и цветочных лепестков. Тяжелая рама локонов обрамляет острое лицо рейфа. Удивительное лицо – кто был тот мастер, который смог вдохнуть жизнь в темную бронзу? Одежда ее – падающая прямыми складками хламида, какое-то покрывало, укутывающее фигуру от шеи до лодыжек. Губы изгибаются в едва заметной улыбке, и меркам кажется, что вот-вот она завершит свой жест – то ли прощения, то ли примирения, и, наконец, улыбнется.
Мерки идут дальше, и натыкаются на сбившуюся в кучку молодежь – три десятка рейфов, людей, мерков, обрианов окружили экран информатория, смотрят внимательно.
Женщины улавливают обрывки разговора:
- .. да, да, тот самый…
- Тот, который…
- В Академии теперь куча камер, и сканеры.. У меня уже глаза болят..
- Ага, лучше пусть нас каждые пять минут считают и проверяют..
- Да, да, я не хочу потом лежать на секционном столе.. без половины черепа..
Они галдят и спорят, мерки подходят ближе, и становится ясно – сейчас трибунал выносит приговор некоему обриану, Маро Саори, расстрелявшему во дворе Академии дюжину студентов. Мелькают кадры – вот обриан самого респектабельного вида показывает свое удостоверение личности на входе, доброжелательно улыбается охранникам, ежится под излучением сканеров и идет по коридорам. Вот он достает "змею", стреляет - визг, вопли, студенты мечутся, летят красные брызги, воет сирена, опять - кровь, кровь, кровь, вот сам обриан - со скрученными за спиной руками, охранники заталкивают его в машину, вот - он же, в больничной робе, стоящий перед трибуналом.
Вот возникает на экране лицо рейфа, он улыбается – мягко и доброжелательно, и говорит, что обриан приговорен к уничтожению как личность, его память сотрут, убирая все воспоминания, даже те, которыми он обладал еще до рождения, а тело будет кремировано в лабораториях Академии после использования биологического материала. Семья преступника находится в другом доминионе, имена и фамилии изменены во избежание ненужных вопросов и преследования. Приговор будет приведен в исполнение через два часа по местному времени.
***
Во фракциях рейфов этот вид казни не был распространен – обычно преступников по законам военного времени расстреливали или кремировали в реактивной турбине. Но это был особый случай.
В лаборатории с черными стенами, покрытыми матово поблескивающими плитами, на хирургическом столе лежал Маро Саори, одетый в белую больничную робу. Его руки, ноги и голова были зафиксированы в зажимах стола.
Рейф, одетый в синюю робу хирурга, с волосами, убранными в тугую косу на затылке, склонился перед ним в легком поклоне.
- Именем коммандера фракции, именем Империи, именем Военного Суда, я, Айнеке Тоур, старший медицинский офицер госпиталя Академии, обвиняю вас в убийстве с особо отягчающими обстоятельствами, я обвиняю вас в государственной измене, ибо среди убитых рейфов были представители других фракций. Приговор не подлежит обжалованию и будет приведен в исполнение немедленно. Ваше тело будет передано во внутренние лаборатории Академии фракции, и использовано как биологический материал для проведения практических занятий, и затем кремировано.
Он показал ему шнур с контактными иглами на конце – Маро Саори знал, что это такое – некоторые хакеры использовали такие девайсы для прямого соединения с сетью через порт в своих височных костях, превращающий хакера в кибер-фрика, удивительное существо, наполовину киборга.
Ему была сделана небольшая операция – в его мозг лучшие хирурги вживили имплант, превращающий мозг живого существа в компьютер.
Рейф показал ему маленький ноутбук, выглядевший совершенно безобидно. С поцарапанной крышкой, с несколькими наклейками и парой надписей он казался уместным в комнате студента-программиста. Поползли на экране диаграммы и графики, приятный голос сообщил:
- Система готова, загрузка 0 %.
- В ваш мозг будет загружена программа, которая в конечном итоге разрушит вашу личность. Если у вас есть какие-либо слова, которые вы желаете сказать, сделайте это сейчас.
- Не я один, - сказал обриан, - не я один такой.
- Как скажете. – Медик равнодушно протер кончики пальцев маленькой салфеткой, взял контактную иглу двумя пальцами.
Игла с противным хрустом вошла в портал, полился через кабель чудовищный поток сжатой информации – полумифический Серый Шум, уничтожающий все на своем пути. Серый Шум был кошмаром «крыс» СЕТИ и хакеров, работающих на фракцию. Столкнувшийся с этой защитной программой хакер терялся в СЕТИ, превращался в ее часть, растворялся как личность.
Обриан закричал, закричал так, что рейфы оскалились и зашипели. Он задергался в эпилептическом припадке, рейф-медик подскочил, с трудом нашел на руке слипшуюся вену, ввел успокоительное и кардиостимулятор. Обриан обмяк на столе, и завыл – тоненько, на одной ноте, неразборчиво ругаясь и проклиная рейфов, своих собратьев, фракции и Империю. В минуту уничтожались годы жизни.
Они смотрели не отрываясь, наблюдая как умирает личность Маро Саори, как обриан сначала воет, затем плачет – громко, навзрыд, и потом мычит, пускает слюни, как несогласованно подергиваются его конечности. Через десять минут все закончилось. Лежало теперь на операционном столе просто тело, у которого остались только безусловные рефлексы – этакий манекен из костей, мяса и кожи, у которого нет ни одного воспоминания, ни одной мысли. На энцефалограмме – едва заметные кривые глубокого ритма. Красота почти убитого мозга.
- Мозги спеклись, - сказал кто-то из рейфов, рассматривая тело на столе.
Медик взял в руки тонкий черный сканер, чем-то похожий на карандаш, приблизил к глазу теперь уже бывшего Маро Саори. Тончайший луч скользнул по сетчатке, по выжженным программой идентификационным меткам, сканер запищал, передавая данные. Медик удовлетворенно кивнул.
- Теперь действительно все.
-
ого. да они выдумщики на казни, эти рейфы. хорррррошая прода...
А вот дуреюшие от жары рейфеныши в куцых шортиках порадовали) это так мило)
-
Дааа... Казнь через стирание личности впечатляет, очень впечатляет... 8)
Подумать только, эти одуревшие от дары и безделья рейфы, прыгающие в воду с обломанного зуба старого пирса, смотрели на них как на сумасшедших.
Неудивительно… ;)
странно что приезжие одеты гораздо приличней местных жителей.
А что же тут странного? :)
- Ну все студенты ее своей покровительницей считают, прикоснись к ее венку и будет тебе счастье и автоэкзамен на сессии…
Ага, но без пятачка в ботинке на экзамен всё равно лучше не приходить. ;D
и меркам кажется, что вот-вот она завершит свой жест – то ли прощения, то ли примирения,
Или поднимет правую ручку, и шлёп на грудь. ;D
Вот он достает
Опа! Кажется, здесь кусок выпал. :o
:nju: :nju: :nju: :nju:
-
эээээ, ну болею я болею, ога, и русских скриптов на клаве нет. щито-то я пропустил, ога... xsorry xsorry все не через так как я хочу получается:'(
-
Сами рейфы разгуливают в бриджах, некоторые парни раздеваются по пояс, те немногие, которые не раздеты, носят футболки или расстегнутые рубашки с короткими рукавами.
Ну а что? Жара ;D Непривычно, конечно, представлять рейфов в таком виде, однако глупо было бы считать, что они всюду и всегда бродят исключительно в кожаных плащах.
Вообще-то это памятник иным формам жизни,...
...которые были нами съедены (пардон, не удержалась :-[) ;D ;D ;D ;D ;D
Во фракциях рейфов этот вид казни не был распространен – обычно преступников по законам военного времени расстреливали или кремировали в реактивной турбине.
Всё-таки странно, что не ели. Вообще, мне интересно, как в федерации было налажено питание рейфов.
:nju: :nju: :nju: :nju: :nju:
-
Вообще, мне интересно, как в федерации было налажено питание рейфов.
+1
-
Вообще, мне интересно, как в федерации было налажено питание рейфов.
И мне тоже. ;)
-
Звякнула крышечка зажигалки, пламя осветило лицо рейфа, сверкнуло в сузившихся зрачках. Раз – и нет ничего, снова темнота.
…а как это было? Он не помнит, слишком много времени прошло.. Бежит по стриженой траве, трава кажется ему слишком яркой – как на фотографии в журнале. Весна, на деревьях распускаются клейкие листья.
Деревья шайя – высокие прямые светлые стволы и длинные голубовато-зеленые листья, Летом на месте гроздьев цветов появятся загнутые коричневые рожки. Можно забираться на деревья, жевать рожки-стручки со странным вкусом табака и меда, а потом обстреливать друг друга твердыми семенами.
Звонко цокает крышечка зажигалки в руках брата. Он подмигивает ему, и говорит:
- Не кури, а то посинеешь.
Брат подмигивает ему, поправляет сумку с ноутом, рассеянно похлопывает себя по плечу толстой книгой – на ее глянцевой обложке нарисовано разрезанное сердце, и написано «Анатомический атлас» - темно-красные скрипты поверх ослепительно-белого. Наверное, тогда он умел читать.
Женщина с очень темными вьющимися волосами нагибается, протягивает к нему руки, смеется. На ней длинное шелковистое платье, какого цвета - он не помнит.. Мама. У нее на запястьях много браслетов, и когда она двигается, они звенят – странный звук, стеклянный.
Земля ломается – как будто кто-то опрокидывает парк на бок. Мама протягивает к нему руки и что-то кричит, и он бежит навстречу, потому что если успеть ничего не случится.
Небо над горизонтом наливается черно-багровым, тянется гигантская тень – ложится на деревья, на вычурный фонтан, на мозаичную стену здания, на дорожку и ровный газон, роняет пятна гари на низенькую каменную ограду. Земля под ногами дрожит – как будто нечто огромное заворочалось там, в глубине, где пролегают городские коммуникации.
Он бежит, опускает голову и видит свои ноги на траве – трава почему-то серая, выцветшая. Над городом плывет яростный вой сирены. Земля под ногами содрогается, и половину мира заливает черно-красное – тень, наконец, добралась до края горизонта и упала вниз.
..странное лицо – не лицо вовсе, а какая-то маска демона из театра кукол на Старом озере. Он поднимает щиток забрала, и оказывается что лицо как лицо – не молодое, не старое, с разводами от пота и пыли, только татуировка на скуле – в виде двойной спирали, закрученной против часовой стрелки. Рейф улыбается, протягивает ему руку:
- Иди сюда, - солдат говорит это вслух. Он цепляется за жилистое запястье, и рейф легко вытаскивает его из-под плиты.
Нет больше города – как будто ребенок на берегу строил свой городок из песка, а потом он ему надоел, и ребенок взял лопатку и стал ковырять стены, пинать ногами башни, заравнивать каналы-канавки. Нет больше Старого озера и театра кукол – на месте озера странная яма с оплавленными краями, там, где был белый пляж – мутное застывшее стекло. И деревьев тоже больше нет, торчат из серого пепла обгоревшие размочаленные стволы. С неба падает серый снег – он протягивает ладонь – почему снег – серый? Пепел это, пепел.
Рейф стряхнул пепел с сигареты. На зажигалке была гравировка – девушка с птичьими крыльями, протягивающая в сложенных ладонях разрезанное сердце. Точь-в-точь такое же, как и на том учебнике. Девушка смотрела на него агатовыми глазами. Поверх сердца было выцарапано чем-то острым «анатомия».
Собрать вот сейчас вещи, и уехать отсюда к чертовой матери, чтобы больше не было ничего – ни этих людей, клянчащих патроны и убивающих друг друга ради фляги чистой воды, ни запаха разлагающегося в адской жаре белка, ни изнуряющей жары и снаряжения, которое приходится таскать на себе, ни крови, которую приходится каждый вечер смывать с пола. Воду для этого не используют – берут жидкий дезинфектант, голубоватую вязкую гадость, которая с одинаковым удовольствием растворяет и запекшуюся кровь и твои собственные ткани, если забыть про перчатки, эта дрянь похожа по составу на жидкий липофаг, универсальный растворитель для органики. Кровь тут же сворачивается в длинные бурые хлопья, и, кажется, что она начинает вонять еще хуже, чем до этого. Получается творожистая масса из кровавых хлопьев и дезинфектанта, ее упаковывают в прозрачные мешки, а потом жгут – как биологические отходы.
В дверь постучали – за закрытыми глазами как будто что-то взорвалось. В мыслеобразах возник кабан с кривыми загнутыми клыками, щетина на его загривке стояла дыбом.
- Меня нет, - сказал рейф.
Кабан не унимался, он бесновался перед закрытой дверью и бил копытом, рыл землю клыками и утробно хрюкал. В руках у кабана был датапад с тончайшим блоком питания и закрытой рамкой холо-экрана.
- Эээй! – протрубил кабан за дверью. – Открываааай!
Рейф швырнул зажигалку с крылатой девушкой в стену.
-
- Не кури, а то посинеешь.
Куренье – это йад. Йад – это смерть. Смерть – это покой. Покой – это здоровье. Курите ж, люди, на здоровье! old7
Мама протягивает к нему руки
и что-то кричит, и он бежит навстречу, потому что если успеть ничего не случится.
Любопытно… Хотелось бы узнать подробнее о вИдении Автором Королев, как матерей.
разводами от пота и пыли, только татуировка на скуле – в виде двойной спирали, закрученной против часовой стрелки.
Знакомая, но вспомнить не могу… Кто это?
Нет больше города – как будто ребенок на берегу строил свой городок из песка, а потом он ему надоел, и ребенок взял лопатку и стал ковырять стены, пинать ногами башни, заравнивать каналы-канавки.
Брррр… Точно Ленинакан.
берут жидкий дезинфектант, голубоватую вязкую гадость,
…похоже на антифриз…
:nju: :nju: :nju: :nju:
-
опять ничего непонятно, но очень здорово :D :D :D
-
- Не кури, а то посинеешь.
Кстати, вот нам не показали, пользуются ли рейфы табаком или наркотиками (один Шоун проявил себя как обжора и бухарь), а интересно было бы знать, чем они баловались на досуге (учитывая способность к регенерации, курение было бы именно баловством, а не вредной привычкой)
В дверь постучали – за закрытыми глазами как будто что-то взорвалось. В мыслеобразах возник кабан с кривыми загнутыми клыками, щетина на его загривке стояла дыбом.
(подскакивает) Что там за свин ломится? А? (eek)
Кабан не унимался, он бесновался перед закрытой дверью и бил копытом, рыл землю клыками и утробно хрюкал
Очень настойчивый кабан попался ;D
Цитировать
Мама протягивает к нему руки
и что-то кричит, и он бежит навстречу, потому что если успеть ничего не случится.
Любопытно… Хотелось бы узнать подробнее о вИдении Автором Королев, как матерей.
Да, и мне тоже. Как-то королевы (они же доминирующий пол) не воспринимаются нежными матерями, скорей, у рейфов дело поставлено как у страусов и морских коньков - детёнышами занимается папа.
-
у рейфов дело поставлено как у страусов и морских коньков - детёнышами занимается папа.
ога, так оно и есть ;D
Вселенская тоска, я потерялся где-то между приемным покоем и своим ноутбуком. Выскакивает зеленое окошко-предупреждение, черт бы побрал Кенни (Кенни, слышишь, программер, отец-настоятель своего датапада, ты куда дел мои таблицы, мой злобный Ангел-Хранитель?!)
Гордон скалится, тянется к смятой пачке сигарет, обиженно комкает пустую картонку в шелухе хрустящей пленки, перегибается через стол – почти ложится на него животом и смотрит сверху вниз в экран. Поднимаю вверх руку и показываю ему неприличный жест.
- Это еще что? – Он сладко зевает мне прямо в ухо. Не выспался, сердечный? Не надо было бегать за девчонками.
Палец с аккуратно подпиленным под самый корень когтем тыкается в фотографии, некстати выскочившие из папки. Папка называется «Эротика». Некстати выскочила, зараза, а в ней – о, только взгляните! - отчеты, упакованные в аккуратные таблицы – ах, прости, программер, бульдозер сигналит, выбрасывает белый флаг и сдает назад.
Гордон щурится, едва не тыкается носом в экран, смотрит на ярлык «Хочу и могу!». Не пугается, кликает – вот оно, зрите в корень! – строгие сведенные таблицы отчетов. Еще один – здесь шикарные фотографии. Посмотрите на этот отек головного мозга, а на этот открытый перелом, полюбуйтесь эту потрясающую субдуральную гематому, и на эту биопсию – дух захватывает, а теперь – насладитесь великолепными снимками разрыва левого купола диафрагмы.
- У тебя нет случайно папки с названием «Жесткое порно?»
- Есть, смотри верхнюю левую позу.
Не ориентируется – где верх, а где низ, потом находит, выпяливается в жуткие столбцы цифр и скриптов. А вот и то, что ему нужно – «экстренная хирургия». Читай, дорогой, я приду и спрошу. Трепать языком про отравления, эмболы и разрывы ты можешь до бесконечности, но сейчас моим усталым глазам нужен отдых. . Небрежно развалившийся в кресле Гордон курит тонкие сигариллы с ароматом хорошего старого коньяка. Ничего, мой дорогой стажер, я ненадолго, можешь примериваться к моему месту сколько угодно.
Больные ковыляют, придерживая пальцами трубочки капельниц. Вот мне навстречу катится этакий шар – господин Мор, человек, известный среди своих собратьев фильмами для взрослых, попавший к нам с разрывом диафрагмы. Из него можно выкроить меня, Гордона и троих моих домашних обезьян – стажеров. Кресло под ним еле ползет. Господин Мор хрипит что-то в коммуникатор, утонувший в складках на его шее. А вот прехорошенькая девчушка – левую половину личика уродует сизое пятно ожога. Игралась дома, ткнула стилом в накопитель – пожалуйста, обожгло паром. А что вы хотели – мы в третьем корпусе БК, госпиталя Академии Ча, на нашу голову валятся все экстренные. Закадычный приятель-программер удрал, не выдержав миазмов – словесных и реальных.
Топает по коридору начмед – высоченная, сухопарая старая кляча, мадам хазмат, Айра. Она выше меня на пол-головы. Ты-то мне и нужна! Пойдем перекурим, Айра, у меня сегодня бесновались семеро мартышек.
Через минуту сидим, она изщным движением вытаскивает из кармана робы пачку, достает тонкую белую сигарету с золотым кончиком, вставляет в длинный мундштук. Айра старая ведьма, но вот то, что настоящая леди – голову прозакладываю. Протягиваю ей зажигалку.
Айра, даже постарев, выглядит в моих глазах настоящей красавицей. Она чем-то похожа на вышку в космопорте – знаете, на которых треплются флаги и висят «уши» радаров? Я ее помню шикарнейшей женщиной – с фигурой, как лира. Маленькая гордая айрина головка помещалась на длинную шею, переходящую в великолепную грудь. Талия – пальцами обхватить, и такое пышное великолепие бедер, что когда она шла по коридору – предстать пред светлы очи командира улья, встречающиеся ей на пути офицеры влипали в стены и застревали в дверях, а сам командир на мгновение терял дар речи и улыбался, как ребенок, которому дали конфетку. А какие у нее были ручки – сливочно-прозрачные пальчики самой совершенной формы, и когти, которым любой рейф позавидует. Айра одной рукой открывала заклинившую дверь в отсеке и могла уложить дюжего десантника парой ударов… Башня – ее нештатное прозвище. В самую точку. Сейчас она тонкая, как та самая решетчатая башня с флагами.
Теперь Айра высохла, как рыбешка, десяток лет проведшая в пустыне. Из-под мятно-зеленой робы выпирают мослы. Интересно, сколько ей на самом деле лет? Осаду она точно помнит – после пары стаканов двойного диса.. Если разгладить сморщенный старый пергамент ее кожи, то можно увидеть былую красоту. Пергамент не расправить. Все проходит, я уже не студент, а она – совсем не та Айра, которая могла перепить пилота стрелы и выдернуть заклинившую дверь из пазов. В настоящем – почет, уважение, и высохшее тело, как будто ее кто-то сожрать пытался, вытянул почти всю жизнь, да так и бросил. Хазматы – их женщины, умопомрачительно красивы и неувядаемы, а потом приходит такой момент, когда – хоп! – роскошная красотка превращается в сморщенную высоченную оглоблю.
К вечеру я одурею от сигарет. Сигареты – слабость Гордона и Айры, но мы ладим. Айра неразговорчива, на моей памяти она ни разу не произнесла лишнего. На нашем языке ограничивается десятком необходимых для проведения операции фраз.
Ее голос ввинчивается в висок как коловрот:
- А где сейчас та девочка?
- Твою мать, Айра, я не знаю где она!
Ну конечно, она помнит – она все, наша старая высохшая ведьма
-
хорошо))) надо вдумчиво читать. На первый раз не дается.... такой текст. Но хорошо))
-
Ага, прода. lexx-dance Вечером зачту, откомменчу. :)
-
Папка называется «Эротика». Некстати выскочила, зараза, а в ней – о, только взгляните! - отчеты, упакованные в аккуратные таблицы
Знаменитое чувство юмора Кенни, а? ;D ;D ;D ;D
Топает по коридору начмед – высоченная, сухопарая старая кляча, мадам хазмат, Айра
Вообще-то интересно было узнать поподробней про расы, живущие с рейфами.
Талия – пальцами обхватить, и такое пышное великолепие бедер, что когда она шла по коридору – предстать пред светлы очи командира улья, встречающиеся ей на пути офицеры влипали в стены и застревали в дверях, а сам командир на мгновение терял дар речи и улыбался, как ребенок, которому дали конфетку
Таки оказывается, рейфы неравнодушны к женским формам, хотя в сериале и делали морды уставным кирпичом lexx-dance lexx-dance
Юкко, очень маленькие кусочки!!! :nju: :nju: :nju: :nju: :nju: :nju:
-
Гордон скалится, тянется к смятой пачке сигарет,
А вот, кстати, что курят рейфы? Ведь табак в Пегасе не растёт.
Поднимаю вверх руку и показываю ему неприличный жест.
Тоже интересно, какой конкретно жест у рейфов символизирует непристойность? Ведь пресловутая комбинация из трёх пальцев что наша, что забугорная, вряд ли им известна…
Папка называется «Эротика».
Вот так финт ушами. Неужели рейфы тоже западают на обнажённую натуру?
Посмотрите на этот отек головного мозга, а на этот открытый перелом, полюбуйтесь эту потрясающую субдуральную гематому, и на эту биопсию – дух захватывает, а теперь – насладитесь великолепными снимками разрыва левого купола диафрагмы.
Ребята неправильно поступают, что хранят такие картины в папке. Их надо распечатывать в типографии и вешать на стенку.
с ароматом хорошего старого коньяка.
Тоже, с этого места поподробнее, пожалуйста. Как произошло знакомство рейфов с коньяком?
Она выше меня на пол-головы.
Вот это да! Это же просто дядя Стёпа в юбке.
К вечеру я одурею от сигарет.
Значит, там всё-таки был не табак! lexx-dance
:nju: :nju: :nju: :nju: :nju:
-
А вот, кстати, что курят рейфы? Ведь табак в Пегасе не растёт.
эээ... в проде будет чего рейфы курят, ога. :smoking:
Тоже, с этого места поподробнее, пожалуйста. Как произошло знакомство рейфов с коньяком?
и это тоже будет ;D
Таки оказывается, рейфы неравнодушны к женским формам, хотя в сериале и делали морды уставным кирпичом
таки они неравнодушны. эээ, и на обнаженную натуру тоже того ;D
Юкко, очень маленькие кусочки!!!
а чего?!*надулся* будет болшой кусочек, будет. таки если жжив буду до вечера, ещще и в личку скину,ога.
-
таки если жжив буду до вечера, ещще и в личку скину,ога.
*первая на очереди получить в... личку :D* ты живи! куда ж мы без тебя)
-
Особенным шиком у стажеров-медиков считается распечатать что-нибудь эдакое. Куда уж нам – мы вешали на стены фото девушек в корсетах и чулочках, ненавязчиво показывающих свои прелести. Мои мартышки берут хорошенькие фото – скажем, разрыв селезенки, или какую-нибудь карциному, или – какой-нибудь ядреный гнойный парапроктит, расплавивший малый таз к чертовой матери, или стенозирующую опухоль какой-нибудь дряни, или – как вариант, для разнообразия, перитонит или фасцит, или открытый перелом со всеми подробностями-прелестями, и тащат это добро на десятый этаж, печатать. Неэээт, мои дорогие, здесь не обходится банальной распечаткой расчлененки – ушлые мастера сводят фото в каком-нибудь редакторе, и я наслаждаюсь их творчеством – целыми букетами гнойных язв в обрамлении изысканных орнаментов. Стена в моем кабинете увешана этими распечатками, прощайте, девушки в корсетах и кружевных чулочках. Ваше место занимает рубленое мясо. О, программер, заходи, я думал, что ты провалился.
- Что, Кенни, поймал «ангела», мать твою?
- Поймай я «ангела», - он подбирается, скалится, шипит мне в ухо, - ты бы сейчас со мной не болтал.
Ах, да. Прости, программер, выбрасываю второй белый флаг. Ангелы, как же, ваши цифровые ночные кошмары.
Сидим в харчевне Сета – я, программер и Айра, наша жердина. От парочки рюмашек двойного диса жеваные пергаментные щеки старой клячи покрываются румянцем.
Что? Вы не знаете харчевню Сета?! Сет, в прошлом – то ли солдат из миротворцев, то ли еще кто, полукровка – его батенька был рейфом, а матушка – то ли хазматом, то ли мерком. Харчевня – она так и называется, прочитайте, что написано над входом – находится в паре кварталов от Академии. Это местечко известно во всей империи – знаменитым двойным дисом, который готовит лично Сет, мороженым всех немыслимых видов, которое так любят девушки и общедоступностью – здесь за одним столиком можно встретить САМОГО (нашего коммандера, рейфа всея фракции, вы и без меня знаете, как он выглядит) в компании своих подопечных-хакеров, известного скульптора, своего старого приятеля или декана твоего факультета.
Айра нежничает со стаканом диса, программер – со своим датападом. Старая каланча дымит сигаретой, держит мундштук с тонкими высохшими пальцами. Сегодня Сет расстанется с галлоном отменного диса, приготовляя для нашей начмеда такой-то по счету коктейль. Мадам хазмат выкурит вместе с нами пару пачек адской травки, а потом отбудет в старый город, в свое логово, чтобы назавтра ткнуть мне в нос недостойным рейфа поведением – позволяешь настырным стажерам курить в коридоре, надираешься в стельку в баре, таскаешься за обрианшей, и так далее, и тому подобное…
В квартире темнота, не знаю, с кем я…
Откуда я знаю Айру? Айру знают все миротворцы, побывавшие на Хадо-32. (Кто не в курсе, мы звали ее Чертовы бега, десантники – Грязное донце, пилоты – Хрен-взлетишь – Черта-с-два-посадишь, Как-посадишь-так-и-сядешь, а медики – Смерть-стажерам.) Разруха – после войны всегда разруха, но там было еще ничего.
Городская больница – пятиэтажный монстр из серых блоков, расползшийся в стороны. Крыши как таковой нет, верхнего этажа, собственно, тоже – там торчат зубы арматуры, балки, остатки перегородок в жирной копоти. После стеклянисто-бетонного куба госпиталя на базе с его стерильными операционными блоками и белыми коридорами эта больница кажется сущим кошмаром.
Город – одно название, света нет, станцию взорвали к такой-то матери местные еще несколько месяцев назад. Улицы завалены мусором, повсюду стоят машины, не машины – а просто решето. Местные используют их вместо мешков с песком. Почему? Потому что людям лень – песок нужно насыпать, а машин здесь раньше было много. Теперь из них складывают баррикады, а дети отрывают зеркала и играют с ними.
До базы от города – восемь часов по бездорожью на вездеходе, дороги здесь такие, что мама моя родная, плакать хочется – машина воет и буксует в колее, пока ты в компании с каким-нибудь другим рейфом ее толкаешь и тянешь. Из-под колес летят фонтаны. Люди смотрят на это, как на представление – указывают пальцами, и спорят, долго ли мы провозимся. Грязь – жирная, густая, дорога напоминает реку из такой грязи – на поворотах она собирается в складки, когда нет дождя они застывают, трескаются. Когда идет дождь люди прыгают с камешка на кирпичик, с кирпичика на досочку, с нее – на остатки мостовой, выбирают место, куда бы можно было поставить ногу. На улицу выйти без бронежилета опасно – ночью могу пристрелить просто так, да и днем тоже..
В больнице – чисто, персонал опытный, но на нас смотрят волками, двигаются медленно но дело свое знают. За спиной ползет вечный шепоток – мать вашу, как нас только не называли! Самое мягкое – энергососы…Неделя - на то, чтобы ознакомиться с ситуацией и сработаться с персоналом. Языка не знаем, общаемся на пальцах, просим переводчика.
Переводчик - похожая на скелет веснушчатая девица в ботинках на три размера больше и в куртке с эмблемой миротворцев боялась нас до одури. Через три дня программеры настроили переводчики, еще через неделю рыжая девица заговорила на техническом сленге и перестала шарахаться.
В подвале больницы гудела своя электростанция – машинка, жрущая местное топливо, которую наши ребята монтировали неделю – убирали прогнившее старое оборудование, тащили кабели. Мать вашу, вы думаете, там была горячая вода?! Черта с два, мы мыли руки из фляжки, вытирали салфетками, которыми в полевых условиях одежду оттирали, хирургические инструменты мы привозили свои, одноразовые – в больнице этой все было с истекшим сроком годности, скальпели зазубренные, как пилы, иглы – кривые и погнутые скакали в иглодержателях, зажимы – одно название, достаешь ампулу с шовным материалом, достаешь нить – а она истлела… Местный анестезиолог бился в эпилептическом припадке, когда на ладан дышащая хреновина для гемодиализа отказывалась работать. Какая там база данных для больных, если на всю больницу – два десятка терминалов, и на эти два десятка – семь работающих мониторов.. Наши программеры выли и волосы на себе рвали, когда подключались к сети – их чистенькие датапады горели от перепадов напряжения. В больнице - холодно. Пальцы коченеют. Каждую ночь на площади перед больницей - стычки и выстрелы.
- ..богиня! – голос удивительно знакомый. По сверкающему белым кафелем коридору идет Скрати.
Скрати – рейф примечательный. Носит очки – такие прямоугольнички в черной оправе, такие же носят программеры и студенты, и до короткой щетинки выстригает виски. Худущий, с вывернутым трилистником татуировки прямо на седьмом шейном позвонке, он славился на весь флот как один из лучших военных медиков. Скрати воевал с программерами,и вел эту войну по всем правилам – в дни, когда его настроение падало к ядру планеты, госпиталь превращался в линию фронта с окопами, дотами, дзотами и огневыми точками, и этой вакханалией правил наш добрый доктор.
Скрати идет вместе с затянутым в черную кожу командиром улья, к которому приписан наш крейсер. Даже не идет, а скачет вприпрыжку – рейфы – вы не поверите – не поспевают за женщиной. О, что это за женщина! Женщина с большой буквы. Каланча, вышка, стартовый комплекс – все что угодно, но ей это не подходило. Великанша.
Наши медсестрички в красных робах перед ней блекнут, как свечки перед реактивным выхлопом. Вы когда-нибудь видели женщин-хазматов, одетых в полупрозрачный халатик такой тесноты, что воображение капитулирует тут же? Эта женщина поражала воображение, как вспышка сверхновой – двое взрослых рейфов казались рядом с ней щуплыми подростками.
Она не идет, а выступает, несет себя с достоинством, и в сопровождении двоих рейфов здорово напоминает улей, за которым идут два вертких маленьких крейсера. Наш командир – здоровенный мужик, но он макушкой достает ей ровно до виска.
- Царица, - поет он сладким голосом, поддерживая ее под локоток так, как будто локоток из стекла сделан.
- Ну что вы, уважаемый, - гудит эта каланча. Она прикладывает ручку к левой груди, а другой делает изящный жест, как бы отмахиваясь от комплиментов.
Скрати замечает меня, сладко улыбается, а в голове у меня жужжит циркулярной пилой его голос: «Живо сюда!»
***
Просыпается с дикой головной болью и ломотой во всем теле. Голова кружится. Рецепторы на лице пересохли, даже покрылись корочкой, прикасается кончиками когтей – больно. Волосы спутались.
«Проклятье, Сет, вирус паршивый, из чего он мешает свои коктейли? Что за ядреная самогонка с молочком от бешеной коровки были в моем стакане вчера, если я ни черта не помню?! Сет, убл@док, хитрющий с@кин сын, если я узнаю, что ты добавляешь в свое пойло – устрою тебе информационную войну…»
Со стены в изголовье смотрит потрясающей красоты женское лицо – мозаика из кусочков полудрагоценных камней. «Аранвен?» он смотрит на мозаику. Женщина на стене улыбается – томно и загадочно.
В комнате холодно, рейф ежится. Из вороха простыней показывается кисть с аккуратно подпиленными когтями. Запястье слишком широкое, жилистое.
- Мать твою…
Шипит, фыркает, возится, вьет гнездо в разворошенных простынях. Он сдергивает простыню. Яростное шипение сменяется воплем:
- Программер?!
-
какая вкусная часть)))
Стена в моем кабинете увешана этими распечатками, прощайте, девушки в корсетах и кружевных чулочках
о времена о нравы)))
машина воет и буксует в колее, пока ты в компании с каким-нибудь другим рейфом ее толкаешь и тянешь. Люди смотрят на это, как на представление
таки да, могу представить как оно зело забавно выглядит))
Языка не знаем, общаемся на пальцах, просим переводчика.
покажите в лицах ;D ;D ;D
рыжая девица заговорила на техническом сленге и перестала шарахаться
первый пошел)))
хирургические инструменты мы привозили свои, одноразовые
от рейфов одна большая польза))
их чистенькие датапады горели от перепадов напряжения
это ж стресс-то какой мамочки
Каждую ночь на площади перед больницей - стычки и выстрелы.
за каким чертиком их вообще туда понесло?...
- Царица, - поет он сладким голосом, поддерживая ее под локоток так, как будто локоток из стекла сделан.
и это хочу видеть в лицах)))
в сопровождении двоих рейфов здорово напоминает улей, за которым идут два вертких маленьких крейсера
зачет! ;D шикарное сравнение
Яростное шипение сменяется воплем:
- Программер?!
;D ;D ;D "Маша, ты куришь?!" ;D ;D ;D
:nju:
-
Эх, чем дальше, тем больше фанфик нравится lexx-dance
За спиной ползет вечный шепоток – мать вашу, как нас только не называли! Самое мягкое – энергососы…
Ха, а недолюбливают союзнички-люди рейфов.
Каждую ночь на площади перед больницей - стычки и выстрелы.
Надо было им не госпиталь ставить, а вводить прямое правление, комендантский час и немедленный расстрел за всё на свете (а чо? Время тяжелое, военное los)
Она не идет, а выступает, несет себя с достоинством, и в сопровождении двоих рейфов здорово напоминает улей, за которым идут два вертких маленьких крейсера. Наш командир – здоровенный мужик, но он макушкой достает ей ровно до виска.
- Царица, - поет он сладким голосом, поддерживая ее под локоток так, как будто локоток из стекла сделан.
;D Представила рейфа-командира, истекающего патокой и комплиментами. Рассматриваю получившуюся картинку и тихо млею lexx-dance lexx-dance
Просыпается с дикой головной болью и ломотой во всем теле. Голова кружится. Рецепторы на лице пересохли, даже покрылись корочкой, прикасается кончиками когтей – больно. Волосы спутались.
Это сколько же надо выпить рейфу, чтобы допиться до похмелья? (eek)
Из вороха простыней показывается кисть с аккуратно подпиленными когтями. Запястье слишком широкое, жилистое.
- Мать твою…
И правда, мать твою... Кто там, в кровати?! :o
Шипит, фыркает, возится, вьет гнездо в разворошенных простынях.
То есть этот "кто-то" явно чувствует себя в чужой постели как дома ;D ;D
- Программер?!
Короче, хорошо гульнули, как бы не втянуться ;D ;D ;D
:nju: :nju: :nju: :nju: :nju: :nju: :nju: :nju:
-
Куда уж нам – мы вешали на стены фото девушек в корсетах и чулочках, ненавязчиво показывающих свои прелести.
А шеф следом ходил, сдирал со стен эти художества, а потом на выбор, кому что нравится: а) растапливал ими баньку; б) утаскивал к себе в кабинет и любовался единолично. ;)
прощайте, девушки в корсетах и кружевных чулочках. Ваше место занимает рубленое мясо.
Так главный герой стал вегетарианцем… old7
- Что, Кенни, поймал «ангела», мать твою?
- Да! – самодовольно осклабился Кенни, протягивая мне кисет с «планом». Небольшой такой, килограммов на пять. – Попробуй – и не такое поймаешь! ;D ;D
От парочки рюмашек двойного диса жеваные пергаментные щеки старой клячи покрываются румянцем.
Ещё пара «дринек» - и Айра, задрав многочисленные юбки, лезет на барную стойку танцевать канкан. ;D
полукровка – его батенька был рейфом, а матушка – то ли хазматом, то ли мерком.
Ого! А вопрос межрасовых связей и их последствий рассматриваться будет? Ежели что, обещаю в спойлер спрятать. ;)
вы и без меня знаете, как он выглядит)
Выглядит он обычно хреново после «вчерашнего»… Иначе, что он делает в кабачке с утра? ;D ;)
Айра нежничает со стаканом диса, программер – со своим датападом.
А я в обществе этих двух фетишистов чувствовал себя неуютно, ёжился, нервничал и замахивал стакан за стаканом. ;D
держит мундштук с тонкими высохшими пальцами.
Ой, кажется, тут союз «с» лишний.
песок нужно насыпать, а машин здесь раньше было много. Теперь из них складывают баррикады,
Эти люди не только лентяи, но и идиоты. Песок-то не горит, вот что важно. А машины – отличным таким синим пламенем! В песке пули вязнут, а машины простреливаются насквозь. old7
До базы от города – восемь часов по бездорожью на вездеходе, дороги здесь такие, что мама моя родная, плакать хочется – машина воет и буксует в колее,
Ба, удивил! У нас такое сплошь и рядом, хотя военных действий не было после Гражданской войны. ;)
Когда идет дождь люди прыгают с камешка на кирпичик, с кирпичика на досочку, с нее – на остатки мостовой, выбирают место, куда бы можно было поставить ногу.
Муа-ха-ха, я четыре года на работу по такой дороге ходила. ;D
На улицу выйти без бронежилета опасно – ночью могу пристрелить просто так, да и днем тоже..
Погодьте? Это был город-герой Москва? :sg-1:
на нас смотрят волками,
А, союзники союзниками, но всё равно рейфов здесь не очень любят. Хотя, в целом:
За спиной ползет вечный шепоток – мать вашу, как нас только не называли!
Народ отчаянный. А почему? Знает, что не тронут?
Каждую ночь на площади перед больницей - стычки и выстрелы.
А вот, кстати, о птичках. Местные бандформирования не пробовали захватить больничку? Там ведь можно поживиться…
и огневыми точками, и этой вакханалией правил наш добрый доктор.
…держа палец на красной кнопке. ;)
Скрати
Получается, это был флэшбек? Ведь Скрати потом убили.
молочком от бешеной коровки были в моем стакане вчера, если я ни черта не помню?!
Выглянув в окно и прочитав надпись «Welcome to Las Vegas!» он понял, что Сет готовит коктейли из ракетного топлива… ;D
Он сдергивает простыню. Яростное шипение сменяется воплем:
- Программер?!
Вот это ДА! :o :o Хочу проду, срочно!
:nju: :nju: :nju: :nju: :nju:
-
Хочу проду, срочно!
еду как могу
[spoiler] ***
Мина Юос была весьма крупной пожилой женщиной, любящей шелковые платья, которые обычно носили мерки – нежнейших оттенков, с рукавами-фонариками, декольте и пышными нижними юбками. Один Бог ведает, каких трудов ей стоило натянуть на себя скользкий шелк. Разумеется, она носила перчатки – кружевные, «с мушками». Она красила свои седые локоны в благородный бледно-голубой цвет и тщательно их завивала, укладывая на голове в некое подобие корзины. Сверху этой корзины на макушку прикалывалась кокетливая шляпка с цветами и вуалеткой. Она пудрилась, румянилась и приклеивала мушку на щеку. Студенты-рейфы, живущие в этом же доме, за глаза звали ее Воздушный Шар, – за объемы и общее сходство именно с воздушным шаром.
***
Ах, как она любила общение и гостей. Мадам Юос была сторонница неписанного правила «больше – значит лучше», и готовила каждый день, зазывая к себе в гости многочисленных подруг – на чашечку чая. Она заворачивала пироги, пекла кексы, торты и пирожные. Она фаршировала, запекала, солила и перчила, и бог знает, что еще она делала на своей кухне. Она готовила суфле и желе для своего любимца – отдышливого, лысого, глупого и толсто песика Мака, который больше походил на этакий складчатый колобок на тоненьких дрожащих лапках, чем на собаку. Это была отдушина в жизни мадам Юос (вторая после подружек и готовящихся в духовке рулетов с маком). Песику покупались комбинезончики – мадам Юос следила, чтобы цвет собачкиных одежек совпадал с цветом ее перчаток и сумочки. Маку стригли когти в салоне и возили в машине в специальной корзинке с мягкими подушками. Общественным транспортом мадам Юос не пользовалась – она терпеть не могла толкаться во флаерах со студентами, а еще больше – с рейфами. Нет-нет, что вы, она вовсе не была расисткой, она была порядочным человеком, которому были чужды подобные предрассудки. Мадам Юос просто не любила общественный транспорт – Мака в нем укачивало и тошнило к вящей радости нахальных студентов.
***Она жила в Стеклянном районе-секторе столицы фракции в доме номер 741/11, на таком-то по счету этаже (мадам Юос не любила цифру сорок, поэтому говорила «такой-то по счету»). Сектор города, утонувший в зелени парков, был застроен старыми зданиями со стеклянными фасадами. В квартирах были стены из стеклянных блоков – непрозрачные, кобальтовые, густо-зеленые, молочно-белые. Стеклянный сектор походил на широкий треугольник, упиравшийся основанием в море. Хороший район, чистый, светлый.
Одно было плохо в этом районе – рейфы. Треть живущих в доме были рейфами – после такой-то военной компании фракция охотно отдала освободившиеся квартиры студентам, поступившим по целевым направлениям. Мадам Юос считала это большой глупостью – кампус Академии вполне мог вместить всех желающих, но политика фракции не считалась с мнением этой почтенной и умудренной опытом женщины.
Возвращаясь вечером после прогулки, держа на руках Мака, устроившегося на необъятной груди хозяйки с видом командира улья, только что одержавшего очередную победу в космосе, под руку с обожаемой внучкой Стеллой – сухопарой, невзрачной девицей, больше походящей на сухую палку, чем на девушку, мадам Юос никак не ожидала, что именно этим вечером ее жизнь повернет в совершенно другую сторону, и ее отношение к рейфам из легкой неприязни перерастет в желание тотальной войны.
Как только двери лифта открылись, мадам Юос, ее внучка и собака стали свидетелями невероятнейшей сцены, достойной занимать центральный разворот журнала «Интим».
************censored
Фоном этой сцене служила панорама ночного города и чернильное небо, в котором оглушительно сияла полная луна.
Луне было наплевать на рейфов, решивших разнообразить свой вечер сексом в неподходящее время в неподходящем месте. На мадам Юос с ее внучкой, собачкой и моралью луне тоже было наплевать. Луна занималась своими делами, и ей не было дела до рейфов, людей и их проблем. [/spoiler]
-
Ага, прода! lexx-dance Вечером зачту, откомменчу. :)
-
Ага! Продолженьице lexx-dance lexx-dance
Мина Юос была весьма крупной пожилой женщиной, любящей шелковые платья, которые обычно носили мерки – нежнейших оттенков, с рукавами-фонариками, декольте и пышными нижними юбками. Один Бог ведает, каких трудов ей стоило натянуть на себя скользкий шелк.
И во всем этом она походила на каравеллу под всеми парусами ;D
Она заворачивала пироги, пекла кексы, торты и пирожные. Она фаршировала, запекала, солила и перчила, и бог знает, что еще она делала на своей кухне.
У меня сокурсница есть, точь-в-точь с таким же хобби ;D
Общественным транспортом мадам Юос не пользовалась – она терпеть не могла толкаться во флаерах со студентами, а еще больше – с рейфами.
(Представляет себе битком набитый рейфами автобус. Радуется этому зрелищу чрезвычайно) lexx-dance
Мака в нем укачивало и тошнило к вящей радости нахальных студентов
Они радовались тошнящейся собачке? Видимо только те, кто стоял подальше, и на кого не попало ;D
Хороший район, чистый, светлый.
Одно было плохо в этом районе – рейфы.
Не, всё-таки расистка эта шарообразная Мина Юос ;D Наверное в душе всё время ждала, что одной прекрасной ночью соседи сожрут её в её же постели ;D ;D
************censored
(Поволоклась на Прозу.ру - читать выстриженное)
Луне было наплевать на рейфов, решивших разнообразить свой вечер сексом в неподходящее время в неподходящем месте
;D ;D ;D И посмотрев на это дело мадам Юос поняла, что быть сожранной в постели, это вовсе не самое плохое. Есть участь ХУЖЕ ;D ;D ;D Кстати, мне вот интересно, а как она с ними стала бороться? Подстерегать на лестницах и окатывать водой, как мартовских кошек? ;D
:nju: :nju: :nju: :nju: :nju: :nju: :nju:
-
Ага! Продолженьице
ээээ.. так вот еще, ога
Война мадам Юос началась в тот злополучный день, когда в квартиру напротив переселился рейф. Скромный, тихий парень с длинными волосами, молчаливый, как рыба. Кто он был на самом деле мадам Юос узнала позже.
Мадам Юос видела, как он вместе с друзьями таскает в квартиру странные контейнеры, какие-то коробки, мотки кабеля – мадам Юос любила смотреть новости, и знала, что в таких контейнерах перевозят мониторы и системные блоки. Зачем одинокому студенту десяток мониторов и системных блоков? Рейфы возились целый день – она слышала, как за стеной жужжат перфораторы, а потом кто-то из студентов включил музыку – дверь на балконе нового соседа была распахнута, и на несчастную мадам Юос обрушился поток холодных механических звуков, жуткий скрежещущий голос спросил что-то непонятное, а затем взвыл женский хор. Мак заскулил и спрятался под кресло – он разделял мнение хозяйки, и ему тоже не нравилась такая музыка.
Рейфам, очевидно, нравилась – они явно решили устроить вечеринку, чтобы таким образом отметить переезд своего приятеля на новую квартиру. Через час после захода солнца в квартиру напротив пожаловало еще несколько рейфов – в руках у них были пакеты, в которых они несли никак не сок и не молоко, судя по эмблемам на пакетах там был преотличный двойной дис из харчевни старого сукиного сына Сета, того самого полурейфа, который держал свою забегаловку недалеко от Академии и был известен своим пойлом высочайшего качества и просто таки убойной крепости.
Жалобы Мака на чудовищный шум потерялись в механических стенаниях и воплях неизвестных мадам Юос музыкантов. Задисторшенные вопли какого-то оголтелого исполнителя проникали через оконные рамы, забирались в уши мадам Юос и не давали спать ни ей, ни ее собаке. Муж мадам Юос был избавлен от изысков студенческой вечеринки – он давно упокоился в бозе, а точнее – в крематории – после века, прожитого в счастливом (а может и не очень счастливом браке с мадам Юос) господин Юос мирно отошел в мир иной, оставив безутешной вдове пса Мака, изящную и дорогую легковушку и квартиру в Стеклянном секторе.
Мадам Юос была женщиной разумной – как любой человек, выросший в городе, в котором полным-полно рейфов, она знала, что связываться с компанией студентов-рейфов, в квартире которых воцарился обыкновенный разгул с сетовским дисом и доступными девушками, небезопасно. Взрослые рейфы могли и сожрать, но разгулявшиеся подростки были опаснее – один бог знает, что могло взбрести в их головы. Мадам Юос на своем опыте неоднократно убеждалась, что разозленные рейфовские студенты могли выкинуть практически все, что угодно. В этом году раззадоренные медики, прочно обосновавшиеся на последнем этаже после крупной ссоры с мадам Юос (она намекнула им, что рейфам хорошо бы встречаться с рейфами, и оставить девушек других рас, например людей, в покое) распечатали в типографии за углом огромный баннер, где один талантливый остроумец изобразил ее саму, мадам Юос в виде толстой крольчихи в балетной пачке, едущей верхом на пироге с ягодами, придав кроличьей морде почти портретное сходство с физиономией оригинала, и этот баннер нахалы растянули на всю стену лифта, в котором мадам Юос спускалась на первый этаж. Баннер провисел всего один день и был снят ближайшим родственником мадам Юос лично, но медики на том не успокоились – после повторного замечания, что воспитанные молодые люди так не поступают машина мадам Юос оказалась окрашена в мятно-розовый цвет, а на месте водителя оказалась корзина, полная оригинальных вещиц из магазина для взрослых. В приложенной открытке – так же крайне оригинального исполнения, чья-то рука вывела знаменитую и известную каждому фразу про то, что старость не в радость. Оскорбленная в лучших чувствах почтенная старая леди написала внушительную жалобу в деканат факультета, в котором она призывала преподавателей обратить внимание на вопиющую наглость и беспредел, учиненный студентами в ее доме. Рейфы обещали примерно наказать провинившихся. На деле студенты отделались легким порицанием.
Разозленные медики пригрозили мадам Юос, что если она не перестанет следить, кто кого приводит в гости, то они переманят на свою сторону программеров, и тогда мадам Юос побоится выйти на улицу. Мадам Юос обзавелась еще одной причиной, которая подогрела ее извечную неприязнь к рейфам.
***
Очевидно, нахальным разгильдяям не были чужды какие-то правила приличия – ровно в полночь они убавили громкость и потушили свет, но мадам Юос все же была недовольна – утомленный неожиданным концертом, Мак страдал бессонницей, и не мог найти себе места. Мадам Юос взяла песика на руки и решила подождать рассвета в кресле на балконе – с такого-то по счету этажа открывался чудесный вид на залив и спускающиеся к нему террасы парка. Удобно устроившись в кресле, в котором простой рейф мог улечься спать, свернувшись калачиком, мадам Юос нацепила на нос очки и взяла в руки книгу. Мак устроился у хозяйки на коленях – он поскуливал, жалуясь хозяйке на негодяев-студентов, вспоминая вечерний концерт.
Над городом висела душная осенняя ночь.
***
Мадам Юос была большая сплетница и любительница общения, она не могла пропустить такого важного события, как переезд, пусть даже в квартире напротив поселился рейф. Она не могла пойти против своего любопытства, пусть даже прошлой ночью рейфы и устроили безобразную вечеринку.
К удивлению мадам Юос рейфа дома не было, и это было странным – насколько она знала, ни один студент не будет выходить в выходной день из дома раньше трех часов после полудня. Сказать, что мадам Юос удивилась, означало ничего не сказать – за пару месяцев она изучила привычки всех студентов, живущих в этом доме, и могла с уверенностью сказать, что подобное поведение было по меньшей мере странным и не укладывающимся ни в какие рамки. Рейфы были порядочными студентами, то есть пары они не прогуливали, относясь к учебе со всей серьезностью и должным вниманием, а некоторые даже умудрялись работать – как, например, та премилая девушка с десятого этажа, подумать только, она была лингвистом, и в свободное от учебы время работала в какой-то компании переводчиком.
***
У мадам Юос была еще одна слабость (за исключением сплетен, пирогов и Мака) – она до слез любила свою единственную внучку Стеллу.
Девицей Стелла была совершенно неинтересной – плоской, худосочной, с прямыми почти бесцветными волосами, длиннорукая, голенастая, с торчащими локтями и коленками, с выступающими вперед беличьими зубами, обгрызенными ногтями, она одевалась в ужасные длинные футболки с маловразумителыными надписями, мешковатые штаны и сандалии, из которых торчали костлявые пальцы с накрашенными ярким лаком ногтями. Любящая бабушка баловала, холила и лелеяла Стеллу, пытаясь нарядить ее в платье, чтобы «выглядела как порядочная девушка». Стелла упрямо продолжала носить свои футболки.
Потерпев на прошлой неделе фиаско – рейф так и не появился, мадам Юос решила подождать и все же выяснить, кто такой ее сосед. Буквально через пару дней слепой бог случай зажег свет за черными жалюзи в квартире рейфа.
Положив на плетеное блюдо кексы, посыпав их сахарной пудрой и прикрыв салфеткой – разумеется, безукоризненно отглаженной, она отправилась к новому соседу – знакомиться.
Знакомства мадам Юос заводила подчас с определенными целями – все же она была женщиной практичной и чрезвычайно этим гордилась. Даже от бесхозяйственного и несерьезного на первый взгляд студента можно было получить какую-то пользу. Например, было бы неплохо, если бы ее ненаглядная куколка (куколкой мадам Юос звала свою внучку) выучила, наконец, хотя бы один из рейфовских диалектов – это так неудобно, жить в таком большом городе, и подчас не понимать, о чем говорят аборигены.
Дверь открыл худой парень. Выглядел он впечатляюще – волосы у него были пластиковые, в нижней губе и в ухе у него были кольца. Одет он был только в полурасстегнутые пятнистые бриджи, едва держащиеся на бедрах и позволяющие всем желающим полюбоваться достаточно сложной татуировкой внизу его живота.
Очень интересный рейф. Он с легким интересом посмотрел на мадам Юос, держащую на кончиках пальцев блюдо с кексами.
- Ну и? – поинтересовался он, упираясь одной рукой в косяк двери. В другой руке он держал сигарету. Любезностью здесь и не пахло. – Что вам здесь нужно?
- Я ваша соседка, мадам Юос, - представилась мадам Юос. – Но все меня зовут тетушка Юос. Я могу к вам зайти?
- Нет. Не можете. – Улыбка у него была жуткая. Как будто улыбалось большое плотоядное животное. Зубы у него были длинные и почти прозрачные. Улыбался он так, как будто хотел показать ей все зубы разом. Он склонил голову набок, к чему-то прислушиваясь. Досадливо поморщился, встряхнул головой – ленты зашуршали с неприятным звуком. – Извините.
Дверь захлопнулась перед самым носом у недоумевающей мадам Юос.
-
Это шик))) и первая и вторая прода (нашла ее в полном варианте - вообще шик, мальчики зажигают))
Смотрю рейфам там закон не писан, удобно так устроились)) никого не стесняются и ничего не боятся - причем взрослые им в этом потворствуют, не призывая к порядку, что хорошо - пусть знают, "кто в доме папа" :D порадовали оба отрывка, хорошо показывают быт местной молодежи, порядки и устрой - радостно видеть местную культуру)
Динамично, приятственно, коментить поцитатно сейчас не осилю, но плакатиком для переводческой музы помашу :nju: :nju: :nju:
-
Мина Юос была весьма крупной пожилой женщиной, любящей шелковые платья,
Мне кажется, в этих платьях она была похожа на дирижабль. ;D
Студенты-рейфы, живущие в этом же доме, за глаза звали ее Воздушный Шар, – за объемы и общее сходство именно с воздушным шаром.
Или Кремовый-Торт-с-Безе-и-Цукатами. ;D
и бог знает, что еще она делала на своей кухне.
Да, никто не видел её в мясном отделе местного супермаркета, а между тем мяса у неё всегда водилось в избытке. ;)
Она готовила суфле и желе для своего любимца – отдышливого, лысого, глупого и толсто песика Мака,
…над которым потешались все окрестные коты. 8)
Мака в нем укачивало и тошнило к вящей радости нахальных студентов.
Радость продолжалась лишь до той поры, пока пёсика не начинало тошнить на них. ;D
Как только двери лифта открылись, мадам Юос, ее внучка и собака стали свидетелями невероятнейшей сцены, достойной занимать центральный разворот журнала «Интим».
Пока мадам Юос закрывала пёсику глаза, дабы не смущать невинную душу зрелищем Содома и Гоморры, внучка выхватила мобилу и начала снимать на видео.
Фоном этой сцене служила панорама ночного города и чернильное небо, в котором оглушительно сияла полная луна.
А при том она ещё ухмылялась и подмигивала.
Рейфы возились целый день – она слышала, как за стеной жужжат перфораторы,
И раздаются возгласы с характерным акцентом: «Командира! Кильминды-бельминды!» ;D
на несчастную мадам Юос обрушился поток холодных механических звуков, жуткий скрежещущий голос спросил что-то непонятное, а затем взвыл женский хор.
Так мадам Юос познакомилась с дарк-электро с элементами эмбиента и индастриал-металла.
вопли какого-то оголтелого исполнителя проникали через оконные рамы, забирались в уши мадам Юос и не давали спать ни ей, ни ее собаке.
Судя по всему, исполнение местного административного законодательства, регламентирующего соблюдение тишины в ночное время, оставляло желать лучшего.
медики, прочно обосновавшиеся на последнем этаже после крупной ссоры с мадам Юос (она намекнула им, что рейфам хорошо бы встречаться с рейфами, и оставить девушек других рас, например людей, в покое)
Я уже уважаю эту отважную женщину! :ry:
Рейфы обещали примерно наказать провинившихся. На деле студенты отделались легким порицанием.
Чего-то они… эээ… слегка наплевательски относятся к общественному мнению среди союзных человеческих племён.
Положив на плетеное блюдо кексы, посыпав их сахарной пудрой и прикрыв салфеткой – разумеется, безукоризненно отглаженной, она отправилась к новому соседу – знакомиться.
А, то есть, топор войны был временно закопан.
волосы у него были пластиковые,
*задумчиво* Кого-то мне это напоминает… :smoking:
:nju: :nju: :nju:
-
Мадам Юос видела, как он вместе с друзьями таскает в квартиру странные контейнеры, какие-то коробки, мотки кабеля – мадам Юос любила смотреть новости, и знала, что в таких контейнерах перевозят мониторы и системные блоки.
Бу-га-га! Как человек, ТРИЖДЫ переезжавший вместе с работой на новое место, могу сказать: мониторы и системные блоки перевозят в картонных коробках, натыренных с помойки у ближайшего рынка. Тряпочками обкладывают и суют в эти коробки, ага ;D
Зачем одинокому студенту десяток мониторов и системных блоков?
Совершенно незачем! Мораль: ЭТО НЕ СТУДЕНТ! (ну, или их там на самом деле много. Но прячутся)
Задисторшенные вопли какого-то оголтелого исполнителя проникали через оконные рамы, забирались в уши мадам Юос и не давали спать ни ей, ни ее собаке.
Мда. Что поделать – молодёжь, не задушишь, не убьёшь (с) :smoking:
как любой человек, выросший в городе, в котором полным-полно рейфов, она знала, что связываться с компанией студентов-рейфов, в квартире которых воцарился обыкновенный разгул с сетовским дисом и доступными девушками, небезопасно. Взрослые рейфы могли и сожрать, но разгулявшиеся подростки были опаснее – один бог знает, что могло взбрести в их головы
Кстати, о птичках. А вот какие в федерации существовали законы? Насколько жёстко наказывали рейфа, сожравшего гражданина иной расы? И наказывали ли вообще? Были ли рейфы «ровней» всех иных рас, или как?
Баннер провисел всего один день и был снят ближайшим родственником мадам Юос лично, но медики на том не успокоились – после повторного замечания, что воспитанные молодые люди так не поступают машина мадам Юос оказалась окрашена в мятно-розовый цвет, а на месте водителя оказалась корзина, полная оригинальных вещиц из магазина для взрослых.
(пренебрежительно машет рукой) Ха! Беззубая месть. НАШИ студенты куда изобретательней ;D
Очевидно, нахальным разгильдяям не были чужды какие-то правила приличия – ровно в полночь они убавили громкость и потушили свет
Вообще милые лю… рейфы, грех на таких жаловаться old7
Девицей Стелла была совершенно неинтересной – плоской, худосочной, с прямыми почти бесцветными волосами, длиннорукая, голенастая, с торчащими локтями и коленками, с выступающими вперед беличьими зубами, обгрызенными ногтями,..
А, внучек любят не за внешность old7
волосы у него были пластиковые
Это, того... Не его, случайно, у Ред на картинке пристрелили?
Улыбка у него была жуткая. Как будто улыбалось большое плотоядное животное.
Так по сути он такой и есть – хЫщник же. А тётка ему какие-то там кексы под салфеточкой ;D ;D ;D
:nju: :nju: :nju: :nju: :nju:
-
Наконец-то асилил ;D
общественный транспорт – Мака в нем укачивало и тошнило к вящей радости нахальных студентов.
А когда Мак спешно начинал ликвидировать последствия, тут уж начинало тошнить студентов - к вящей радости Мака :smoking:
Выглядел он впечатляюще – волосы у него были пластиковые, в нижней губе и в ухе у него были кольца.
Готэ такие готэ >_<
Положив на плетеное блюдо кексы, посыпав их сахарной пудрой и прикрыв салфеткой – разумеется, безукоризненно отглаженной, она отправилась к новому соседу – знакомиться.
Мдэ... Кто-то собрался купить соседство с рейфом за кексы... :ry: Луше бы живность какую привела - бобика своего бесполезного, например... :smoking:
-
***
[spoiler] - Эм… - Эласмин замер на пороге. Прихожая чем-то была похожа на коридор в больнице – белые стены, белый пол, скругленные углы, на стенах – постеры в простых черных рамах, черный-белый-красный, образчики современного искусства. С кованой люстры под потолком прихожей (настоящее произведение искусства, фантастический клубок змей и водопад синих граненых бусин) свисала белая футболка. – Эй, Кенни!
Молчание. Мыслеобраз вкрадывается в сознание настолько неожиданно, что он вздрагивает – ввинчивается в затылок и выскакивает пучком раскаленных игл где-то из переносицы. Бьет, как молотом – поток чудовищно сжатой информации, из которой он не может вычленить хотя бы отдельную фразу. Внезапная атака выбивает его из душевного равновесия.
- Кенни, мать твою!
Рейф, устроившийся где-то в глубине квартиры, извиняется.
Прости, друг, я забыл, что ты меня иногда не понимаешь.
В комнате – полумрак. Жалюзи – темнее, зеленее, чем обычно бывают, не пропускают солнечный свет. В комнате водопад электронной музыки, шорох системы вентиляции и бархатное гудение системников, стоящих на двух стеллажах. Мерцание десятка мониторов на стене. В углу, на этажерке – какое-то растение с блестящими мясистыми листьями.
В комнате царит и властвует беспорядок. Возле стены – стопки книг, какие-то бумаги на столе – в коробках, разорванные листочки устилают пол. На стеллажах, в нишах которых не торчит очередной системник, в противовес раздраю, воцарившемуся в комнате, в идеальном порядке расставлены какие-то книги, пластиковые и металлические коробки с номерами. На столе – еще один монитор, клавиатура вынесена над столешницей, клавиши не сенсорные, обычные. Рейф, полураздетый, с забранными в хвост волосами, не оборачиваясь, машет ему рукой. Он делает несколько дел одновременно – зажав зубами незажженную сигарету, он листает растрепанную книжку – Эласмин узнает безликое пластиковое издание толкового словаря обрианов, что-то ищет в СЕТИ, и, не глядя, тыкая стилусом в монитор, отвечает на пришедшее сообщение. На столе перед ним, прямо на растрепанной стопке тонких пластиковых листов с распечатками, стоит стеклянная хреновина с какими-то сластями.
Повернулся, посмотрел на вошедшего, убавил звук – едва-едва на грани слуха остался пульсирующий ритм. От внезапной тишины заложило уши, как будто внезапно оказались под водой.
- Конфетку хочешь?
- Нет, спасибо. – Эласмин досадливо поморщился. Программер устраивал вокруг себя потрясающий беспорядок – на столе распечатки, коробки, сломанные и целые кристаллы, еще одна клавиатура – половина клавиш выдрана, некоторые подпалены, между ними торчат деревянные палочки и мосты, рядом – пепельница, полная окурков, горка оберток от конфет, пустые банки из-под энергетика стоят перед монитором, как солдаты на параде. Из некоторых вываливаются окурки и обертки.
- А зря… - Кенни заправил за ухо выбившуюся из хвоста прядь. – Мозги работать быстрее будут от сладкого, а, медик?
- У тебя они работают слишком быстро. Что это у тебя здесь было?
- Память искал.
Рейф ставит на стол пакет. Хакер заглядывает внутрь.
- Ты собираешься надраться в стельку, а, Эласмин? Шемак это хорошо, шемак - это просто прекрасно, только завтра тебе на пары, а я могу и дома остаться.
- Это лучше, чем секс, - рейф складывает руки на груди. – Лучше, чем секс с тобой.
- Пошел ты…
Хакер задумчиво смял так и не зажженную сигарету. Улыбка у него была бледной – на мгновение приподнял уголки губ, как будто беззвучно мяукнул.
На кровати бесстыдно развалилась толстая ящерица, показывает пятнистое бледное брюхо, раздувает горловой мешок. На шее ящерицы – цепочка с какими-то побрякушками. Ящерица медленно моргает, дышит тяжело, морщинистое брюхо вздымается, как мешок, мягкие зеленовато-белые чешуйки на спине поднимаются торчком. На секунду выпрастывает блестящий лиловый язык, делает челюстями движение, как будто что-то пережевывает. На ее боках выделяются плотно прижатые ложные ребра с кожаной перепонкой.
- Твою мать, что за гадость, - Эласмин с отвращением тыкает пальцем в сторону ящерицы.
- Это не гадость, детка, это Манамара, - отвечает Кенни. Ящерица раздувает ярко-розовый зоб, шипит противно, и, вскидывая лапы, с неожиданной скоростью перебегает с кровати к нему на плечо, взбирается по голой спине, и сворачивается на шее как экзотический воротник. – Девочка моя, - нежно говорит хакер, и чешет ящерицу под челюстью. Звук когтя скребущего по чешуйкам, неприятен. - Иди, познакомься с моим другом.
Тварь таращит на рейфа холодные, бледно-розовые глаза. Эласмин выставляет вперед руки с растопыренными пальцами:
- Твою мать, программер, что за дрянь ты здесь завел, а?
- Эта ящерка, знаешь ли, местный эндемик, в парке, который от нас в паре кварталов, такие же на деревьях живут. Не видел никогда?
- Видел, видел.
Кенни поджал под себя ноги, устраиваясь в своем кресле. Сложил кончики пальцев шатром. Эласмин спихнул в сторону стопку каких-то распечаток, присел на край кровати. Некоторое время рейфы мерили друг друга взглядами.
- Ты же не просто так пришел, а, медик?
Эласмин отвидит глаза в сторону.
- Я разве не могу просто так прийти к лучшему другу?
- Эээ.. Как к другу ты бы приперся с парой бутылок отравы не среди ночи, а под вечер, как раз после пар и БК. Ну, а сейчас-то ты пришел ко мне как к хакеру, а не к другу. После полуночи ни один законопослушный гражданин сюда не заглянет.
- К другу, программер, в первую очередь – к своему другу. Тебе нужна работа?
- Рабоота? – Кенни даже приподнимается с места. – Да я пока неплохо устроился…
- Ну да, да, - Эласмин ухмыльнулся. – Я говорю о кое-чем другом. Миротворцы, мой дорогой любитель высоких технологий. Контракт на десять лет, получим наши дипломы раньше. Практика, ты только подумай!
- Хмм… - хакер прикрыл глаза. Наклонился, сгреб с системного блока пару стаканов с толстым дном, открыл бутылку с шемаком и плеснул ядовито-голубой отравы ровно на два пальца. Все это он проделал с ловкостью бармена. - Индульгенция, мой дорогой друг. Ты мне предлагаешь поставить закорючку, и прокатиться с миротворцами к черту на кулички?
Эласмин отрицательно покачал головой, отказываясь. Кенни пожал плечами, отставил стаканы в стороны.
- О да. Да. – Рейф сворачивается в уютный клубок, пользуясь своим правом чувствовать себя здесь как дома. – Ты цикл ведешь себя как примерный гражданин и выполняешь свои обязанности перед фракцией, а фракция тем временем закрывает глаза на все твои маааленькие проступки. Твою мать, программер, тебя же и так из Академии чуть было не выперли за…
- Не считается, - Кенни ответил резковато, чего обычно себе не позволял.
Молчание. Неловкое, ломкое.
- Эласмин, зачем я тебе понадобился в три ночи? Ты не поленился поднять свой зад и приехать ко мне с другого полушария только ради того, чтобы сказать мне то, что я давно знаю? – В зрачках у него загорается зыбкий зеленоватый отсвет.
Эласмин достает из кармана маленький плоский кристаллик, оправленный в черный металл – карта памяти, маленькая, студенты такие карты вешают на связку с ключами, почтенные старушки вроде мадам Юос, записывают на них свои контактные данные и подвешивают на ошейники своим любимцам, которые никогда не теряются.
- Вот… - он протягивает кристалл. Рейф берет его – кончиками когтей, аккуратно, вертит в пальцах. Затем поднимается. Достает со стеллажа портфель из дорогой кожи, и достает из него поцарапанный ноутбук в металлическом корпусе.
- Безопасность, безопасность, - Кенни скалится. – Безопасность, мой дорогой друг, и ничего кроме нее.
Схватил ящерицу за хвост – она зашипела возмущенно, растопырила лапы, попыталась уцепиться за хозяина. Рейф неласково сбросил ее, широким движением смел со стола скомканные бумаги. – Прости, дорогая, но я занят.
- Ну, что ищем? – Он спросил это таким тоном, как будто Эласмин пришел к нему за какой-то пустяковиной, и отвлекает его, Кенни, от более важных дел. – Ломаем, крадем, или просто развлекаемся и безобразничаем?
- Эм…Ты что! - Эласмин сцепил пальцы так, что костяшки побелели. Встал за спиной Кенни, ткнул когтем в фото, на котором юная женщина прижимала к себе смеющуюся пухленькую малышку в кружевах и лентах. – Чара Саори. Ребята на работе не смогли…
- О, - хакер обернулся. - Да ты, никак, спятил? Это же иголка в стоге сена.
Он потянулся, хрустнул пальцами.
- Для парней из БК несложно кубики друг на друга поставить. Оставь поиск для нас. А твои отмычки пусть направляют свою энергию в нужное русло. Сходи на кухню за сахаром, шемак без сахара – дрянь дрянью. До утра многое сделать надо.
***
- Ацид? - рейф повертел окурок. Нервно отвел волосы с лица. - Дитя технологий. Говорит, что не помнит, какой у него почерк - что там в шрифтах есть? С компом не на "вы", даже не на "ты", а на "эй, ты, там!". Прирожденный программист. Он все разговоры к компам сводит. Если бы он родился в каменном веке, то он был бы тем самым парнем, который придумал нуль и единицу. На худой конец, он бы вырубил из камня планшет и придумал машинный код. Этот сукин сын взломает сервер только ради развлечения. Делать ему, видите ли, вечером нечего было... [/spoiler]
-
Кучеряво выходит) Значит Эласмин таки пошел искать свою любовь-до-гроба)) Вопрос - а чего ж раньше не искал-то, или там немного времени прошло?
Наконец проясняется тема с контрактом, вот любопытно, чего ж такое Кенни натворил, что рассматривает вариант податься миротворцем и получить индульгенцию? Хееее тема рейфов-миротворцев стоит особняком, жаль такие не заглядывали на Атлантис или к иным народцам этой части галактики - вот бы людей инфаркт хватил))
А вообще мне нравится. И хакер нравится, эта бесшабашная манера "мне все можно" завораживает в позитивном смысле. Хороший хакер. А кто такой Ацид не вкурила :smoking:
-
- А зря… - Кенни заправил за ухо выбившуюся из хвоста прядь. – Мозги работать быстрее будут от сладкого, а, медик?
Это у половозрелого-то рейфа? А по канону они после 15-16-летнего возраста вообще никакой еды не усваивали, так что от сладкого у них только кариес мог развиться, а вот убыстрение в мозгах – навряд ли ;D
- Ты собираешься надраться в стельку, а, Эласмин?
- Это лучше, чем секс, - рейф складывает руки на груди. – Лучше, чем секс с тобой
Ай-ай, а в ТОТ момент не жаловался :smoking:
На кровати бесстыдно развалилась толстая ящерица, показывает пятнистое бледное брюхо, раздувает горловой мешок. На шее ящерицы – цепочка с какими-то побрякушками. Ящерица медленно моргает, дышит тяжело, морщинистое брюхо вздымается, как мешок, мягкие зеленовато-белые чешуйки на спине поднимаются торчком
Что это?! (eek)
- Это не гадость, детка, это Манамара, - отвечает Кенни. Ящерица раздувает ярко-розовый зоб, шипит противно, и, вскидывая лапы, с неожиданной скоростью перебегает с кровати к нему на плечо, взбирается по голой спине, и сворачивается на шее как экзотический воротник. – Девочка моя, - нежно говорит хакер, и чешет ящерицу под челюстью
А, домашнее животное (смотрит в лорнет и милостиво кивает) Пусть будет :)
- Твою мать, программер, что за дрянь ты здесь завел, а?
Ну что за брезгливость? Ящерицы классные на ощупь (кстати, змеи тоже очень приятные lexx-dance)
- Ты же не просто так пришел, а, медик?
(Понимающе хихикает) Не, не просто 8)
После полуночи ни один законопослушный гражданин сюда не заглянет.
И вот снова – почему законопослушный гражданин не заглянет? Это что, трущоба? Или район-притон, или вообще, 13-й район, воспетый Бессонном? Хотелось бы всё-таки про побольше про устройство этого сообщества узнать.
- Ну да, да, - Эласмин ухмыльнулся. – Я говорю о кое-чем другом. Миротворцы, мой дорогой любитель высоких технологий. Контракт на десять лет, получим наши дипломы раньше. Практика, ты только подумай!
Контракт в горячую точку на десять лет? Интересно, стоит ли оно того, чтоб «раньше получить диплом» Да и практика в качестве военврача выходит очень специфическая.
Наклонился, сгреб с системного блока пару стаканов с толстым дном, открыл бутылку с шемаком и плеснул ядовито-голубой отравы ровно на два пальца. Все это он проделал с ловкостью бармена
Чувствуется большая практика в общении с бутылками ;D
- Индульгенция, мой дорогой друг. Ты мне предлагаешь поставить закорючку, и прокатиться с миротворцами к черту на кулички?
.....
- О да. Да. – Рейф сворачивается в уютный клубок, пользуясь своим правом чувствовать себя здесь как дома. – Ты цикл ведешь себя как примерный гражданин и выполняешь свои обязанности перед фракцией, а фракция тем временем закрывает глаза на все твои маааленькие проступки. Твою мать, программер, тебя же и так из Академии чуть было не выперли за…
- Не считается, - Кенни ответил резковато, чего обычно себе не позволял.
Так. Секундочку. Кенни предложена индульгенция (видать, нахакерил, где не надо, и был вычислен) Но зачем Эласмину-то вербоваться? Или он тоже не совсем чист, э?
:nju: :nju: :nju: :nju: :nju: :nju: :nju:
-
Кенни предложена индульгенция (видать, нахакерил, где не надо, и был вычислен) Но зачем Эласмину-то вербоваться? Или он тоже не совсем чист, э?
есть у студентов такая вещь - тусовка... :smoking:
-
С кованой люстры под потолком прихожей (настоящее произведение искусства, фантастический клубок змей и водопад синих граненых бусин) свисала белая футболка.
Варвары, однако...
стоит стеклянная хреновина с какими-то сластями.
Мозги работать быстрее будут от сладкого,
Сникерс сахар - хлеб программера ;D
- Ацид?
А кто такой Ацид не вкурила
;D ;D ;D Аааациидд... Ой, КТО такой Ацид... ;D ;D ;D
Модератор, а МОДЕРАТОР! А за что весь текст в спойлер загнан? Если из-за одного предложения, то почему именно его нельзя заспойлерить, чтоб все остальные гости могли текстом насладиться? :smoking:
-
Гости пусть регистрируются и смотрят целый текст в спойлере, а не отрывки текста, разбитые посередине спойлером.
-
О да, наивернейший способ привлечь новичков на полусдохший форум - не давать им читать :smoking:
Какая забота о притоке свежей крови! :smoking:
-
Давай-ка сразу определимся. Кому действительно интересен фанфик, тот зарегится и почитает. И спойлер только подогреет интерес. Кто не хочет региться - это его проблемы, а никак не мои. Читаем восьмое правило этого форума. На этом тема закрыта.
-
О да, наивернейший способ привлечь новичков на полусдохший форум - не давать им читать
Вув, а где твой фик? Ты месяц назад сказал, что вот-вот. Больше фиков - больше людей, всё просто ;D
-
Я просто закрою глаза, совсем ненадолго… На две минуты.. И все, потом снова за работу, я знаю, спать сейчас нельзя. Только на две минуты, я не буду спать, не буду…
Дождь льет, льет.. Вот – город.
Странный серый цвет фасадов – жители ушли, умерли, здания еще продолжают держаться, сохраняя внешнюю оболочку, обманывая.
Когда идет дождь, все чувства притупляются – отгораживает мир сплошная пелена воды. Тоже серая. Дождь – это воздух с прослойкой воды. Здесь было наоборот – вода с прослойкой воздуха. Дождь лил, лил лил.. Тонны воды падали на город, на подступившие вплотную джунгли, превращали молодые листья и ветки в кашу.
Там, где капли не секли так беспощадно землю, тут же поднимались бледные цветочки, прорастала плесень. Крошечные растения, похожие на ряску, пытались пустить корни на одежде, запутывались в волосах. Дождь все лил и лил, от него кожа на руках сморщивалась, и кисти становились похожими на обезьяньи лапы.
Капли разбиваются об экран датапада, барабанят по шлему.
Холодно. Мост взорван, торчат ржавые зубы арматуры. Река внизу – гадкая, глянцевая, лаковая. Берега заросли серыми кустами и блеклыми лианами. Если это, конечно, лианы – стволы толстые, кольчатые, на вид не стволы даже, а щупальца какого-то животного.
Нет, не может быть – не может быть такой огромной твари, разлегшейся внизу, выпустивший псевдоподии на берег, поджидающей кого-то в чернильной глубине вонючей воды.
С балкона таращатся статуи – животные с длинными телами, извитыми, как ленты, с шеями, связанными в восьмерки. Бронза стала зеленой от старости. Выпуклые, больше глаза тварей до сих пор источали почти осязаемую злобу.
Сигареты во внутреннем кармане отсырели. Плывет в нише голубоватый дымок. Раз – разгорается ярче ярко-красная точка, вдох, вдох, отрава наполняет легкие горячим горьким дымом. Медик – не его друг, какой-то другой, с волосами, заплетенными в косы, щелкает крышечкой зажигалки. На гладком металле гравировка – девушка с крыльями.
- Где-то в СЕТИ живет изначальный программист… позвал он как-то своих ангелов, и сказал – дети мои, вот – СЕТЬ, будет она для вас раем…
Медик делает выразительный жест пальцами у виска – совсем, мол, уже.
- А что такое рай?
- Рай это место, где живут ангелы.
Через пелену дождя пробивался чей-то тягучий жалобный крик – далеко, не понять, кто это.
Медленно, опираясь на старую трость, идет вдоль улицы старик в драном пальто, в шапке, надвинутой на самые глаза. Волосы и борода как старая пакля, мумийное лицо с глубокими морщинами как вырублено из дерева. Тащит за собой проволочную тележку, забитую погнутыми побитыми ржавчиной консервными банками, за ним плетется тощая собака с прилипшей к ребрам покрытой язвами шкурой.
Старик замечает спрятавшихся от дождя рейфов, сидящих в нише под балконом, Поднимает голову – они видят, что в карстовых провалах глазниц растет пушистая плесень, и уже распустили тонкие лепестки бледные мелкие цветочки.
- Здравствуй, хакер, - сказал старик. Голос у него скрипел, как древний-древний затворный механизм, который никто не трогал несколько десятков лет, и теперь вот открыли, лязгнул скрипуче, протяжно, и что-то заклинило внутри, скрежетнуло резко. Из его глазниц выползает что-то черное, вязкое, заполняющее собой весь мир.
Вот оно. Просто кошмар… не спать, спать – нельзя. Сколько он вообще не спал? В слепом экране монитора лицо – белое, как у привидения. Бессонница обвела глаза темными кругами. Скулы заострились. На щеке отпечатались клавиши, можно даже прочесть – отпечатки складываются в слово «уда…»
- Кенни, слышишь? – Не мыслеобраз даже, а какая-то тень, смазанный отпечаток.
- Просыпайся!
Вцепился в плечо, как клещ, трясет.
- Да, да, я знаю, знаю…
Связь, нужна связь… Не может же он ошибиться?! Времени хотя бы еще день, чтобы заработали наконец генераторы, чтобы ненужно было ждать, что вот-вот снова подскочит напряжение и выбьет к чертовой матери все предохранители, и еще один монитор сгорит.
В палатке темно, воздух сырой и влажный, его можно на куски резать. На столе слабо отсвечивают осколки разбитого монитора. Смотрит – на жестком неудобном стуле сидит рейф, откинулся назад устало, руки лежат на клавиатуре с опаленными клавишами. Голые кости со сползшей кожей и отрубленными пальцами.
- Да я его потерял на основном сервере… Твою маааать!
- Что у вас там за ситуация?! Где мои координаты?
- Просыпайся! Да просыпайся же ты!
Плесень прорастает в волосах, поднимает стрелки с черным пухом. Слепые провалы глазниц. Не успел. Никто не прилетит. Вы останетесь здесь навсегда, и на ваших телах вырастет плесень, а дождь потом вобьет в землю то, что от вас останется. Не останется никого - ни рейфов, ни людей, ни корабля, который тоже будет медленно гнить под дождем, его тоже сожрет плесень - ей все равно, на чем прорастать - на мертвом теле, на живом, или на псевдоорганической обшивке крейсера рейфов.
Я в каждом сне вижу себя мертвым.
- Просыпайся, мать твою, ты, кибернедоумок!
Кенни наконец открывает глаза, стряхивает сон. Волосы на висках взмокли от пота, футболка мокрая, хоть выжми. Бежит по спине неприятный холодок. Стоит над ним медик, вцепился руками в отвороты куртки так, что когти прошили ткань, как мокрую бумагу.
- Злой ты, медик… уйду я от вас.
- Да, да, злой, пойдем скорее, времени нет!
Глаза как будто песком засыпаны, свет режет, хочется снова провалиться в темноту. Без снов, и забыть, забыть…
Для человека нет этого разговора – есть два рейфа, вцепились друг в друга как осенние каштаны, шипят, фыркают, смотрят друг на друга злобно. Не замечают, что здесь есть еще и третий – неприметный человечек с жидкими волосами, ждущий, когда хищники перестанут выяснять отношения и, наконец, обратят свое внимание на него. У человечка свои интересы, которые он намерен отстаивать, ему интересно, когда же наладится связь - в отличие от рейфов? он не может впасть в спячку, и прождать крейсер.
-
Последние два абзаца - супер!))) А так очень настроенческий отрывок, но я опять теряюсь во временнОй линии что-где-КОГДА. Это наверное мини-минус этого фика, все происходит очень разрозненно, персонажей туда-сюда кидает, и я если честно теряю нить(( воть. НО при этом мне нравится атмосфера, очень специфическая, ради нее продираюсь через эти отрывки разного времени, и признаться мне доставляет, да ;D ;D
-
Jukko, сударь, извиняюсь, все не прочитала, но лезу. Но обещаю прочитать.
Честное извращенское!
- Злой ты, медик… уйду я от вас.
- Да, да, злой, пойдем скорее, времени нет!
Это случайно не намек на "Жихаря"?
-
Happy Bastard, таки читайте на здоровье ;D
Это случайно не намек на "Жихаря"?
это у меня прихоть так эту хреновену переводить. :smoki
-
А пока с твоей стороны наблюдается лишь очередное генерирование срача.
А то как же - я же без этого жить не могу.
Ну, коли такое дело, то темка почищена. Нечего засорять фанфик.
-
Планета Дождя… очень приятный настроеньческий отрывок, напомнил мне «Гадких лебедей» Стругацких.
- Где-то в СЕТИ живет изначальный программист… позвал он как-то своих ангелов, и сказал – дети мои, вот – СЕТЬ, будет она для вас раем…
А вот и ответ на вопрос, есть ли у рейфов религия. Есть, по крайней мере, у рейфов-программистов
Медик делает выразительный жест пальцами у виска – совсем, мол, уже.
;D А медики, как им и положено, атеисты
И согласна с Тото - Последние два абзаца отличные. lexx-dance lexx-dance
Это случайно не намек на "Жихаря"?
Это который из «Время Оно»? Боюсь, только я тут знакома с Успенским ;D ;D ;D
-
Милейшая Green Tea!
Ну почему же? Еще я.
(Нас уже двое. И это как минимум романтично.)
-
(Нас уже двое. И это как минимум романтично.)
Ты прав, нас теперь ДВОЕ lexx-dance lexx-dance
(влезает на трёхтомник Успенского и с его высот приветствует Happy Bastardа энергичным помахиванием руки) ;D
-
***
В комнате воздух сизый от сигаретного дыма. Система натужно гудит, заглатывая куски дыма.
Смотреть на хакера, занятого своим делом, неинтересно – сидит, согнувшись, перед монитором, на худой спине выпирают позвонки. В наушниках орет какая-то музыка. Он что-то пишет, морщится, с кем-то разговаривает – Эласмину подмигивает глазок включенной веб-камеры. Из пепельницы вываливаются окурки, пепел на столе, падает на клавиатуру. Рейф смахивает его тыльной стороной кисти, и снова пишет, пишет, пишет… Клавиши стучат, как четки в руках человеческого священника.
- В начале всего был Изначальный Программист, и сказал он: да будет СЕТЬ.
И стала CЕТЬ.
И создал он ангелов, и сказал им: в трудах и заботах вы будете проводить день свой, нелегки будут возложенные на вас обязанности, и будете вы мне крепкой и надежной опорой, и в этом будете находить свое счастье.. И так понравились ангелы Изначальному Программисту, что наделил он их множеством даров, чтобы гордо они могли нести себя и без страха смотреть в глаза СЕТИ…
- И ты в самом деле веришь в эту чушь?
- Поошел ты, медик…
Он пьет шемак, кривится так, как будто это отрава. Отрава и есть, люди не пьют шемак – рейфы вроде Сета добавляют при его приготовлении травку, эфирные масла которой даже в малых дозах вызывают у людей красочные галлюцинации, а в больших – убивают, парализуют дыхательные центры. Жертва кайфует недолгое время, глупо хихикает, и задыхается, даже не успев понять, что с ней происходит.
Смотреть на работающего хакера неинтересно. Сидит, согнувшись, за монитором, пишет что-то, кому-то отвечает, окружающему миру не достучаться до него – одел наушники. На шее, там, где выпирает седьмой позвонок, интересная татуировка – вывернутый символ, чем-то похожий на сложный узел. «Знак на поле».
Вот появляется еще один рейф. Высокий, волосы – длинные синие и белые пластиковые ленты. На нее у него ошейник с квадратными пряжками из черного металла. Странное лицо – стоит отвернуться, тут же исчезает. Вспоминаешь – вот глаза, вот скулы, вот линия челюсти, и рассыпается, не вспомнить.
- Это кто? – Эласмин тыкает в рейфа пальцем. Шемак выбивает пол у него из-под ног.
- Ацид, - рейф коротко кивает. Еще более коротки обмен мыслеобразами – никакого обыденного «привет, как дела?» Он равнодушен и холоден, Эласмин удивляется, когда касается его разума – его обжигает холодная темнота. Как будто этот рейф здесь и бесконечно далеко одновременно. Наконец он все же пускает его в свой разум. – Факультет ксенобиологии.
Бог мой, он думает на нескольких языках одновременно. О! какая внезапная вспышка. Его разум напоминает сосуд с ртутью, его энергия утомляет в одно касание. Прежде, чем рейф успевает понять, кто его внезапный собеседник, на него снова обрушивается внезапная ментальная пустота. Ацид двигается совершенно бесшумно, как будто ступает на кончиках пальцев.
- Ксенобиология.. – Эласмин собирает расползающиеся мысли. – Это хороший факультет… Вы тут сидите, а я пока вздремну, что-то я сегодня не в форме.
Ацид складывает руки на груди, смотрит через плечо Кенни некоторое время. Щурится близоруко, читает, а затем отвешивает хакеру подзатыльник, от которого тот едва ли не тыкается носом в монитор. Аккуратно берет его за хвост, поворачивает его голову к себе.
- Ты головой ударился, хакер хренов?! Давай отключайся, секунд через десять тебя самого выпотрошат, а завтра утром ребята из управления невиртульно сделают с тобой то же самое, что ты делаешь сейчас с личкой этой девчонки.
- Бред!
***
- И что же ты мне предлагаешь?
- О, разумеется, дикий разврат.
- Ты с ума сошел…
- Конечно, но ты сходишь с ума со мной…
***
Сдвигает в сторону жалюзи, открывает окно. Солнце заливает светом город. День меняет все – и из логова хакера залитая солнечным светом комната превращается в спальню студента, учащегося на факультете информационных технологий, который, пожалуй, разве что увлекается немного больше, чем положено, своей профессией.
- Эласмиииин…
Вкрадчиво, нежно, в самое ухо. Рейф шипит что-то сонно, закрывает лицо локтем.
- Эласмиииин.
Пихает в бок.
- Медик!
Рейф отмахивается как от назойливой мухи, переворачивается на другой бок. Кенни аккуратно льет воду из стакана прямо на затылок спящего. Вскакивает, взъерошенный, разъяренный. Верхняя губа изгибается, скалится, шипит, фыркает. Прямо на него таращится уродливая харя рептилии – розовые глаза медленно моргают, ящерица длиннющим языком чистит себе склеру, зарезвает пасть, полную мелких конусообразных зубов. Между ними застряли ножки и жесткие надкрылья какого-то насекомого. Она таращится на рейфа с видом брюзгливого философа.
Над ним стоит ухмыляющийся хакер, собрал уже свои патлы в аккуратный хвост, переоделся, смыл размазанную краску с лица. Стоит теперь перед ним примерный студент. Глядя на таких рейфов, почтенные тетушки вроде мадам Юос умиляются – «Какой умный мальчик/девочка», говорят они, глядя, как парни и девушки в аккуратных футболках и рубашках, с гладко причесанными волосами, прижимая к себе сумки со своими тетрадями и ноутбуками, утром спешат на пары.
Выбиваются из общего образа только футболка с фривольной надписью на спине, и глаза – красные, с темными кольцами бессонницы. Кто знает, отчего не спит ночью этот рейф.
Запрокидывает голову, закапывает в глаза что-то из темного флакона. Щурится болезненно, моргает. Зрачки у него медленно сужаются, уходит болезненная краснота.
Нет больше на полу скомканной бумаги, на столе – идеальный порядок, пустые банки из-под энергетика, бутылки, обертки, все исчезло как по мановению волшебной палочки.
Эласмин стряхивает с волос воду.
- Придурок, мать твою!
- Давай, давай, выметайся, я опаздываю, у меня сегодня еще защита.
- А как же…
- Нашел я твою телочку, держи кристалл. – Улыбка у Кенни потрясающая, наверное, в этом городе нет другого рейфа, который может улыбаться настолько жутко – как будто у него парализованы мимические мышцы, которые позволяют улыбаться, и он скалится в уродливой пародии на улыбку.
-
люди не пьют шемак – рейфы вроде Сета добавляют при его приготовлении травку, эфирные масла которой даже в малых дозах вызывают у людей красочные галлюцинации, а в больших – убивают, парализуют дыхательные центры. Жертва кайфует недолгое время, глупо хихикает, и задыхается, даже не успев понять, что с ней происходит.
Ха-ха, практика показывает, что полно клинических идиотов, которые всё равно выпьют. Однако рейфы, я смотрю, тоже наркотой не брезгуют. Интересно, что на эту тему их законодательство говорит? И возникает ли у них привыкание (и не нарушают ли тяжёлые наркотики их регенерацию)
Эласмин собирает расползающиеся мысли. – Это хороший факультет… Вы тут сидите, а я пока вздремну, что-то я сегодня не в форме.
Обдолбался рейф вконец ;D
Вообще, похоже у них там всё как на наших студенческих кампусах, никаких отличий
:nju: :nju: :nju: :nju: :nju:
-
Итак нам раскрыли секрет приготовления шемака)) Отрывок милый, но такой, очень уж студенческий наверно. Не хватает рейфо-ноток) Но опаньки, девушку-о нашли) это плюс)))
-
Юкко, а дальше-то будет? Продолжение?
-
вообще актуальный вопрос, было бы классно еще почитать *вытащила поюзаный всем примелькавшийся плакатик* :nju:
-
Опять-таки, вопрос ребром: прода будет или нет? Если нет, сброшу в архив.
-
Мда, кажется, всё, проды не будет. жалко, мне нравился фанфик, и написан отлично :(
-
Прода есть. Просто у Финляндии проблемы со связью, поэтому выкладываю кусок по его просьбе.
Есть спойлеры.
***
- Кафедра информационных технологий? Кафедра военной медицины? - рейф в синей медицинской робе машет им рукой. За ним дверь в патологоанатомическую секционную – белоснежная, с красно-черной трафаретной надписью «Осторожно!», и трафаретной припиской, сделанной чьей-то циничной рукой – «Не шумите, пациенты жалуются». У него на руках перчатки, вымазанные лаковой кровью. Лезет в карман – вот в руках у него кпк, умещающийся на ладони. Рейф тыкает стилом в экран, ищет их в списке, близоруко щурится, внимательно смотрит на двух студентов, и несколько разочарованно говорит:
- А, так вы не из группы…
- Нам Мэтт нужен, - говорит один из студентов.
- Дальше по коридору, - там подождите, - он указывает пальцем дальше по коридору. – И переоденьтесь, в следующий раз так явитесь - выгоню к такой-то матери.
С кончика пальца на его робу медленно падает блестящая капля, он брезгливо морщится, и исчезает за дверью.
- А нельзя так?
- Программер, ты что, первый раз здесь? – Рейф дергает его за футболку. – Пошли, переоденемся, и Мэтта подождем.
***
Еще одна секционная, свет здесь слишком яркий, не оставляющий полутеней. На столе тело, накрытое голубой простыней.
- Эй, Кенни, ты мертвых еще не видел? – Эласмин берет длинный корнцанг, и аккуратно приподнимает простынь. – Здорово, а?
Женщина-хазмат. Восковые ноздри, желтоватая влажная на вид кожа, из раны на плече торчат перламутровые кости и багрово-синеватые ошметки мышц. Эласмин смотрит на труп с любопытством зоолога, увидевшего розового слона.
- Интересно, а у нее сестра есть?
- Ты придурок, - Кенни закладывает руки за спину, стараясь ничего не коснуться. – Извращенец хренов.
- Я? Кенни, у меня в голове нет железяк…
- Базис – это колония искусственно выращенных клеток и псевдоорганических кристаллов…
- …интегрированных в живой мозг носителя, и кто после этого извращенец? – Эласмин брезгливо растопырил пальцы, показывая всем своим видом, что он бы ни за что не подпустил ненормальных хакеров к своей голове. Даже если те будут одними из лучших хирургов фракции.
Кенни заплетает косу, и склоняется вместе с Эласмином над трупом – любопытство всегда пересиливает отвращение.
[spoiler] На ее лице фиолетово-зеленые трупные пятна, глаза приоткрыты и видны мутные зрачки – как будто в глазное яблоко впрыснули голубовато-молочную жидкость. Сладковато-въедливый запах разложения пробивается сквозь дезинфектанты, его не в состоянии истребить работающая система вентиляции. [/spoiler]
- Интересно, кто ее так… - Эласмин быстро убирает волосы в хвост и склоняется над трупом. – Кенни, посмотри сюда… [spoiler]
- Рейф тыкает корнцангом в лицо трупа, - видишь, труп пролежал пару дней, окоченения уже нет… а представь, если бы ее привезли сюда недельки через две после смерти, то тут был бы настоящий зоопарк из личинок и куколок…[/spoiler]
Вот в том семестре тут таааакое было, - он раскатал этот звук, как пекарь раскатывает тесто. – Одна дура, тоже хазмат, нажралась таблеток и умерла, так она у себя три дня пролежала…
- А соседи?
- Что соседи? В пригороде знаешь как удобно – не в квартире жить, а в своем доме… с садом. Откуда вся эта дрянь и наползла к ней. Ну отпуск взяла, чтобы никто не помешал и таблеток нажралась… [spoiler] Так – ооооо, когда ее привезли, воняло от конца коридора, они приехали – а ее черви уже жрали… Ползали везде. - Он нахально влез в мыслеобразы другого рейфа, щедро отдавая ему свои воспоминания. – Ее вообще можно было сливать в бочку из-под химикатов. [/spoiler] Тебе что, не интересно?
- Нет, не очень… я бы…- в его мыслеобразах мелькает образ кафедры информационных технологий, прохладный кондиционированный воздух, запах нагретого пластика, ассемблер, с которым он работал недавно.
- К сссебе на каффедрууу, - шипит Эласмин, - пойдешшшь после того, как Мэтт нам экзамен проставит по медичке.
- Я…
- Экзамен! – Эласмин даже забыл про труп. – Э-к-з-а-м-е-н!
В секционную входит Мэтт, за ним – хвостом, десяток студентов-инженеров, которым не посчастливилось иметь в списке своих предметов ксенобиологию и анатомию.
- А… пришли все-таки. Ну, дорогие мои крысята, - обращается он к студентам, замершим за его спиной, - сейчас вам будут портить аппетит и настроение.
Он натянул перчатки.
- Приступайте, дети мои. Кенни, я хочу услышать, что происходит с телом после смерти.
- Эм…Сразу после смерти у рейфа.. – Кенни посмотрел на труп, с которого Мэтт жестом фокусника снял простыню, - хазмата.. у трупа начинаются первые посмертные изменения..
- Какие?
«Температура тела выравнивается с температурой окружа…»
- Температура тела падает до температуры окружающей среды.
Эласмин закатил глаза и сложил руки домиком, показывая всем, что он никому ничего не подсказывает. Мэтт понял его маневр, но ничего не сказал. Инженеры, ставшие в кружок вокруг стола слушали, быстро-быстро стучали по своим датападам, записывали.
- Обычно это занимает несколько часов. Остывание, - Кенни скосил глаза на друга, тот незаметно кивнул и показал ему скрещенные пальцы. – Потом наступает трупное окоченение…
[spoiler]
- После того, как запустевают левые камеры сердца, кровь заполняет нижележащие отделы тела, вследствие развивающегося посмертного гемолиза эритроцитов плазма крови пропитывает ткани, в результате чего развиваются трупные гипостазы, которые исчезают при надавливании, - Эласмин пихнул приятеля в бок, взял труп за руку, показывая всем фиолетовые пятна на предплечье и кистях, - поскольку с момента смерти прошло несколько дней, гипостазы превратились в трупные пятна. Окоченение наступает в первые часы после смерти, и в первую очередь затрагивает мышцы лица и шеи, затем распространяется на…ээээ…мышцы тела и конечностей… [/spoiler]
- Хорошо. – Мэтт складывает руки на груди.
«Ну и?» Кенни наступает Эласмину на ногу, «Что теперь?» «Теперь, программер, будет сеанс аутопсии… как ты там говоришь, онлайн, в реальном времени.» «Этого мне не хватало… - он вздыхает. - Что, жесткое форматирование мозга?» «Жестче не бывает». [spoiler] Эласмин берет скальпель, и делает аккуратный разрез на коже головы – через темя, от уха до уха, натягивает кожу на лицо трупа. Жужжит циркулярная пила.
- Подержи мне ее. – Эласмин вставляет в распил загнутый крюк, тянет на себя. С чавкающим звуком крышка черепа отлетает, какая-то девушка охает, зажимает рот руками и выбегает из секционной. Мэтт качает головой.
Из полости черепа вываливается мозг. Гнилостный запах становится сильнее. Под лопатками трупа – анатомическая подушка, которая приподнимает грудную клетку выше головы.
- Нож, - Эласмин запускает в полость руку, обрезает нервы, продолговатый мозг.
На секционный стол вываливается этакий комок – как подгнивший сыр в наполненном жидкостью пакете. Из пустого черепа лениво течет вязкая на вид кровь.
- Вот… Отек мозга, - говорит Эласмин. Он разрезает соединяющее полушария мозолистое тело. [/spoiler]
Мэтт анатомическим пинцетом показывает студентам желудочки мозга.
Кенни думает, что экзамен не стоит дня, проведенного в секционной в компании медиков и мертвеца. «Думаешь, твои компы лучше? – Эласмин с безразличным выражением лица делает разрез от яремной ямки до лонного сочленения, получает неодобрительный взгляд патолога, и исправляет ошибку, продлевая разрез до перстневидного хряща. – Здесь то же самое, только твои компы груда кремния, стекла, и металлопластиков, или псевдоорганика, как у тебя в мозгах, а здесь…мать его… органокомплекс.. мозг это тот же процессор.. материнская плата, что там есть в компе?.. Вот легкие, сердце, печень…у тебя, у меня, у нее вот…у любой твари есть.. в компе твоем эти.. схемы, контакты… то же самое..»
[spoiler] Он снимает кожу, растягивает крючками, распиливает ребра.
- Грудину убери.
Кенни с любопытством, смешанным с брезгливостью, смотрит, как Эласмин копается в горле трупа, морщится досадливо.[/spoiler]
«Мне это зачем?»
«Мне зачем учить машинные языки, если я ни черта в этом не понимаю…а анатомию знать надо… мммм….вот попадет в тебя на какой-нибудь Далии пуля.. со смещенным центром тяжести, влетит в плечо, вылетит из, мммм…скажем, паха.. перепашет тебе легкие, печенку, кишки, сразу вспомнишь, где что находится…
«Кто использует пули?»
«Люди используют… [spoiler]
- Эласмин берется за язык трупа, и поднимает весь органокомплекс, аккуратно укладывает на стальную поверхность секционного стола. –Твою мать, разорвано все, хорошо что и кишечник не лопнул… все в сгустках, мать его… [/spoiler]
Без датапада прожить можно, программер, а вот если у тебя почки откажут…или сердечко станет, тут-то тебе и наступит…как его там?» «Тоталофф, друг.» «Твою мать, какая разница…» « Систему можно снести, медик, а без техники ты ничего сделать не сможешь.»
«Оооо, сел на своего коня. Заткнись и смотри, я знаю, чего я смогу, а чего нет, программер… Мэтт сейчас спрашивать будет, так что скальпель в руки и сердечко режь, вот видишь – это аорта… лопнувшая. А это хорды, на которых клапаны держатся…» Кенни пожимает плечами, осторожно режет сердце – камеры пустые, крови нет, смотрит на Эласмина.
«Ну все, теперь отвечать будем.»
Мэтт начинает резать все органы по очереди, спрашивая их, время от времени обращая внимания на инженеров, которые притихли и на всякий случай отступили от стола так, находиться подальше от трупа и в то же время иметь возможность все увидеть.
- А можно спросить? Отчего она умерла?
Эласмин делает круглые глаза, и смотрит на Мэтта. Патолог оборачивается к студентам.
- Видите ли, крысята мои дорогие, когда вас в вашей легковушке заносит на хорошей скорости, и вы въезжаете прямо в задницу тягача, и при этом вы не пристегнуты и к тому же концентрация алкоголя в крови у вас превышает допустимый уровень раз в пять, то ваша машинка превращается в консервную банку под прессом, вам становится совсем не весело, потому что вы умираете от травм, не совместными с жизнью, и попадаете в секционную. – Он взял тот самый корнцанг, который до его прихода побывал в руках Эласмина, и достаточно невежливо постучал по лбу студента, который задал вопрос не вовремя. Эласмин хихикнул. «Кенни, если ты об этом подумаешь, я тебя убью…» Студенты загудели, как растревоженный улей, взрослый рейф оскалился, и постучал цангом по секционному столу.
- …как вот эта дама, которая умерла от массивной кровопотери после разрыва аорты, печени и селезенки. Отек мозга и открытые переломы нам добавляют впечатлений, но умерла она от того, что сердечку качать нечего стало.
Выступает вперед девушка, чем-то похожая на олененка – нежная, голубоглазая, рыжая, маленькая, хрупкая, с огромными глазами, в бахилах на тонких ножках. Единственный человек в группе.
- А что такое аорта?
- Что-о? – Рейф фыркает. - Что такое аорта? Это, моя милая, такой сосуд в вашем теле, чрез который за минуту проходит пять-семь литров крови. Так вот, если она у вас лопнет, скончаетесь вы очень быстро. Если вы рейф, - Мэтт посмотрел на студентов поверх очков. – Если вы, разумеется, взрослый рейф, то вы, после такой аварии, когда вас вытащат из вашей машинки, скорее всего, попадете либо в приемный покой с неправильно сросшимися костями, где вам их заново переломают и сложат, либо в ПИТ, потому что черепно-мозговые травмы, как и травмы позвоночника, никакая регенерация до конца не лечит, и если вам проломили череп, ваша регенерация даст вам возможность прожить до приезда БИТ… При условии, что вы не находитесь в зоне боевых действий. Ну а если вам так уж не повезет, то ваша душа встретится с Ре Инреном лично, а ваше тело попадет к моим коллегам. – Для студентов-рейфов Мэтт сопровождал свои слова красочными мыслеобразами, показывая травмы и смерти со всеми подробностями. Кто-то захихикал, шепнул на ушко соседу – «Прикинь, привозят тебя с неправильно сросшимися переломами, а ты им говоришь – эй, ребята, давайте без обезболивающего! А они тебе – давай!». Мэтт обернулся.
- Что еще? Кто это у меня такой умный? Ну, если вы пожелаете, когда ваши косточки будут ломать врачи, можете отказаться от анестезии… Я с удовольствием посмотрю на это. Что? Вы отказываетесь? А жаль, я бы от такого зрелища не отказался…
Кенни переступил с носков на пятки, разгоняя кровь. Эласмин сделал неопределенный жест кистью.
- Желудок вскрывать?
- Пожалуй, нет. – Мэтт усмехается. – На сегодня все. Вы, - он указал инженерам на дверь, - можете быть свободны. А вы можете убирать. Я подожду.
[spoiler] Эласмин злобно смотрит на Кенни.
- Засовывай все обратно. Теперь твоя очередь.
Кенни пожимает плечами, и собирает изрезанные органы.
- Мозги обратно в череп не засовывай, - Мэтт своей импровизированный указкой тыкает в то, что осталось от мозга, - потечет к чертовой матери. [/spoiler]
Он вручает Кенни иглодержатель с толстенной иглой, и велит зашивать через край.
Будущий программист с невозмутимым видом шьет – шов получается изящный, как на мешке с овощами на заштатной планетке. Кляня свою лень и экзамен по ксеноанатомии с такой изобретательностью, что ему бы позавидовал любой пилот крейсера, сажающий свое корыто на пятачке, на который не то, что крейсеру не сесть, десятку стрел уместиться с трудом можно, Кенни шьет и поглядывает на Эласмина - тот скрывает тщательно сдерживаемое довольство. Одинаково блестят очки – у патанатома и будущего военного врача. Мэтт отмечает в своем журнале, что экзамен сдан, размашистым почерком черкает в датапады студентов, что такой-то экзамен принял.
Выходят из секционной. Совершенно спокойно, с отрешенным лицом, Кенни вцепляется когтями, всей пятерней, в подставленный бок приятеля. Коридор оглашает «Твааааааааю мааааааааать!!!», сравнимое по мощности разве что с ревом сирены идущего на посадку улья.
На рев и дикие вопли из секционной выскочил Мэтт – растаскивать дерущихся студентов.
***
Flashback
Может быть, человеку понравилась власть над жизнью? [spoiler] Удар в живот, заставляющий тело скорчится, вышибающий дыхание. Корчится на белом полу, часто-часто дышит. Под тонкой тканью медицинской робы видны шишки от сломанных ребер. В беззвучном крике раздвигаются окровавленные губы. Волосы тонут в луже из сворачивающейся крови и комочков мозга – рейфеныш почти уткнулся лицом в плечо мертвеца. Оскаленное в предсмертной судороге лицо взрослого рейфа напоминает какую-то маску. Кто-то расторопный присел рядом с трупом, и медицинскими кусачками аккуратно выдергивает когти – своеобразный трофей на память. Студент смотрит на это – люди гогочут, комментируют:
- Смотри, надо же, оно плачет!
Второй рейфеныш выплевывает коричневатые, стеклянистые на вид комочки зубов, скалится, с хрипом втягивает воздух. Пытается подняться. Удар – прикладом по затылку, и еще один – точно в солнечное сплетение. И еще – в подставленный бок. Треск, влажный хруст. В уголках губ пузырится розоватая пена. Человек становится на колени, берет рейфа за хвост на затылке – аккуратно, почти нежно.
- Ну что, тварь… - Капитан поворачивает голову рейфа в сторону. Тот цепляется слабыми пальцами за его рукав. Рука соскальзывает. Другой человек наступает тяжелым ботинком на пальцы, давит. Косточки не выдерживают и ломаются. Даже не крик – а судорожный вздох.
- Ничегооо, - раскатывает это слово, как тесто, - эти твари живучие. А если подохнет – ничегооо, их вон целая галактика, плодятся, небось, как крысы.
Прикосновение стали к виску. Человек поддевает лезвием выход базиса, раскачивает, тянет на себя – кольцо из хирургического сплава щелкает и отходит, глаза рейфа закатываются и он теряет сознание. Хруст, хлюп – за разъемом тянется эфемерное кружево контактных схем из псевдоорганики, тоненьких сосудов. Течет кровь – из ноздрей, сочится из жаберных щелей – густая, вязкая, из раны на виске вместе с кровью сочится что-то прозрачное. В мозгу вспыхивает ослепительный свет, все звуки в отсеке превращаются в высокочастотный писк, и все заливает чернота с багровыми сполохами. Потекли ошметки кодов, превращая программы в набор скриптов. Мышцы сводит судорога, так что тело касается пола только пятками и затылком, пальцы выворачиваются, когти впиваются в мякоть ладоней. Перед глазами разворачивается экран – система предупреждает о фатальных ошибках.
Красное.
Поврежденный базис уничтожает сознание – медленно, неотвратимо. Рейф точно знает, что без помощи медиков и айтишника умирающая система, интегрированная в его мозги, превратит их в кисель – в прямом смысле.
- Ты ему что, мозги вывернул? – Детина с нашивками сержанта легонько пинает рейфа носком ботинка. Тело переворачивается легко. – Неужели подох? Вот тварь, весь пол загадил… [/spoiler]
Наклоняется, двумя пальцами брезгливо нащупывает пульс – на запястьях пульсации нет. Неужели хакер отдал концы после того, как из его башки выдернули одну железяку? Нет, на шее бьется венка, закрытые веки подрагивают. Кто-то сомневается:
- Командир, может, хватит с них? Для рейфов они же навроде детей….
- Ты что, сержант, тупой? – Капитан поднимается, на дочерна загорелых руках вздуваются вены, когда он берет сержанта за ворот грязной куртки. – Эта тварь – хакер, ты его жалеешь сейчас, а он неделю назад ржал тут с приятелями, когда дерьмо свое писал и нам через сеть впаривал.
- Так их тут вон сколько было…
Одобрительно хохочут, рассматривают на ладони командира занятную для человека штучку – как будто вывернули из датапада гнездо для контактного кабеля.
Человек задумчиво водит кончиком ножа по второму выходу – кожа на виске разрезана, свисает лоскутками, как этакий цветок, в сердцевине которого тычинки – одна смотрит черным провалом, вторая – серебристым колечком.
Рейф дышит часто-часто, кожа из синевато-зеленой стала мраморной, липкой от обильно выступившего пота, губы и пальцы посинели. - Интересно, - задумчиво проговорил капитан, - у рейфов долгая агония?
***
Джуно ехал из города, и никак не ожидал, что в такое время кто-то попадется ему на дороге. Какой-то парень с полупустым армейским рюкзаком за спиной шел по полосе жесткой травы между глубокими колеями, выбитыми в грунтовой дороге грузовиками. Точно не местный, подумал добрый фермер, разглядывая мешковатые штаны с камуфляжными разводами, перехваченные под коленями ремешками, футболку с логотипом одной из рейфовских корпораций – странный такой значок, вроде водоворота, и рюкзак с нашивками сухопутных войск. Студент, что ли, домой возвращается? Выглянул из окна своей машины, рычащей двигателем внутреннего сгорания, дребезжащей, как ржавое ведро с гайками.
- Эй, парень, куда топаешь?
Обернулся – из-под козырька армейской кепки блеснули стекла очков, глаза – как будто в серу окунули, желтые. По плечам мотнулись белые пряди - батюшки, так это рейф, только молодой совсем.
- Так куда топаешь? - Снова спросил Джуно.
Эласмин махнул рукой вдоль дороги. Он ничего не понял из того, что сказал ему обриан, но на всякий случай улыбнулся.
- Тасс Грранн, - улыбка рейфа напоминала какой-то оскал.
Фермер подумал, до чего чудной язык у рейфов, если вся речь у них – шипяще-рычащая, не поймешь ни слова.
- Гран что ли?
Рейф кивнул.
- Ну садись, довезу я тебя так и быть. Полезай назад, уж извини, сударь, а с рейфом рядом я ехать не могу, у меня, как вы рядом появляетесь, голова болеть начинает.
«Твою мааааааать, - тоскливо подумал Эласмин, забираясь в кузов пикапа, который, очевидно, сошел с конвейера еще в те годы, когда он, Эласмин, был сморщенным розовым беззубым младенцем. – Ну программер, скотина, что же ты мне не сказал, что это такая….такой… такое.. Как это вообще назвать?! Что это за планета такая...»
В кузове были остатки какой-то соломы, и на ней лежали доски – правда, новые, белые, аккуратно связанные проволокой. Эласмин уселся на доски. В зеркало заднего вида обриан видел, как его пассажир отряхивает штаны от соломинок и трухи.
- Ровно барышня какая, - хохотнул обриан.
***
Я никогда не мог послать тебе свою мысль. Может быть, все дело было в том, что мое сознание всегда было агрессивным, и твой разум закрывался передо мной, как цветок перед грозой?
В …..23 году я приехал к тебе в Гран, город в доминионе Варта, где ты вместе с дочерью жила в небольшом каменном коттедже. У меня была прекрасная квартира в столице, но ты не захотела возвращаться в Ча.
Я взял свои документы и пошел устраиваться на работу в местную больницу.
Эту больницу возглавляет женщина.
Читает мои документы, пялится сквозь очки в тонкой оправе. Она из тех женщин, возраст которых меняется вместе с расстоянием. За 100 метров – юная девушка. Ближе – молодая женщина. Еще ближе – немного увядшая, но все еще красивая. В упор – все что угодно вашей душе.
Гусыня в белом халате. Стол, за которым она сидит, по ширине не уступает причалу на старой набережной в столице.
Смотрит в экран своего компа.
- Ама Эласмин, рейф… Академия… Академия Ча? Что же такой блестящий студент делает у нас?
- Понимаете ли, - наклоняюсь вперед, улыбаюсь так, как могу, смотрю ей в глаза поверх очков – с этаким намеком, - мне ОЧЕНЬ нужна эта работа.
- Десять лет практики на станции скорой помощи? – Гусыня вытягивает шею, хотя дальше уже некуда, подается вперед всем, что может вывалиться из халата. Ее шпильки нацелились в мое сердце. В глаза смотреть! В глаза! Складывает ручки под грудью – в вырезе халата увядающая грудь в сетке тонких морщин. В глубокой ложбинке примостился на цепочке дурацкий кулон-сердечко. Сердечко на сердце.
Ее глаза перебираются с целины тончайшего монитора (Lightspeed inc, знай наших! Привет, программер, не той ли корпорации базис у тебя в голове?) на мою коленку. Сижу, положив ногу на ногу. Глаза взбираются на коленку, дальше – скоростной спуск вниз. Смотри, дорогая, смотри. Мысли ее почти материальны – как далеко могут зайти фантазии стареющего человека? Ее разум открыт, как забытая в парке книга. Нет ни блоков, ни глубоких потоков в подсознании – все удивительно четко. Создатель мой, вот это воображение!
- Мы наслышаны о госпитале, который принадлежит вашему факультету.
- Мое резюме у вас на экране, - улыбаюсь монитору, как старой подруге, сладко и откровенно. – Я неплохо разбираюсь в ксенобиологии. Вам ведь нужен толковый хирург, мадам?
Озадачиваю ее биологией.
- Господин… как ваша фамилия? У вас так все запутано… - старая гусыня раздулась, кокетливо, бочком, садится в своем кресле, поигрывает туфелькой.
- Ама, мадам.
- Рейфы прекрасные медики... Скажите, Эласмин, у вас во всем такой опыт работы? – Многозначительная полуулыбка.
Поправляет сухонькими пальчиками прическу. Поворачивается боком, показывая ушко. О нет, мадам, ты слишком стара для меня. Я не коллекционирую древности. Мы одного возраста с тобой, женщина, но для рейфов я все еще сопляк. Для людей ты уже увяла. Прости, но к своей коллекции ты меня не добавишь. Поднимаюсь со своего места, опираюсь руками на ее стол и наклоняюсь – к самому лицу. На меня смотри! Вот! В глаза!
Поправляет очки. Смотрит сквозь стекла, как через закрытые шлюзы – ее взгляд сделает честь любому голодному рейфу.
- О да, мадам. Во всем.
Вот оно! В яблочко! Попал в самое сердце.
Добавляю в голос мед, патоку, сироп, все, что угодно – у самого скулы сводит. Гусыня тает – смотрю, как маслянисто блестит зрачок под длинной челкой. Становится смешно.
- Что же, я могу сказать, что мы с вами сработаемся.
- Разумеется, - повторяю любимое слово нашего Самого. Гусыня оценивает.
***
-
Ух ты, сколько спойлеров! lexx-dance
У него на руках перчатки, вымазанные лаковой кровью. Лезет в карман – вот в руках у него КПК
И вот уже в кровище и карман и КПК. Фу.
Рейф тыкает стилом в экран, ищет их в списке, близоруко щурится,
Вот этот момент мне неясен, впрочем, как вообще неясен мотив рейфов-очкариков. По идее, у них не должно быть плохого зрения.
- Эй, Кенни, ты мертвых еще не видел?
А должен был, если уже кушает по-взрослому. Мало того, что видел мёртвых людей – он их мёртвыми и делал ;D
- Обычно это занимает несколько минут. Остывание, - Кенни скосил глаза на друга, тот незаметно кивнул и показал ему скрещенные пальцы. – Потом наступает трупное окоченение…
Тут описка, наверное. Не несколько минут, а несколько часов?
Весь блок про вскрытие порадовал, я люблю профессиональные подробности в текстах (ну, а кто интересуется НАШИМИ моргами, стучите в личку – пришлю фотку, которую я не рискну выложить на форуме даже в спойлере)
Если вы, разумеется, взрослый рейф, то вы, после такой аварии, когда вас вытащат из вашей машинки, скорее всего, попадете либо в приемный покой с неправильно сросшимися костями, где вам их заново переломают
И вы пожалеете о своей регенерации и проклянёте её :smoking:
– Неужели подох? Вот тварь, весь пол загадил…
(Супится) Это кого это они? И что им за это будет? >:( Надеюсь, подкрепление прибудет и всем наподдают? los
Какой-то парень с полупустым армейским рюкзаком за спиной шел по полосе жесткой травы между глубокими колеями, выбитыми в грунтовой дороге грузовиками.
Я взял свои документы и пошел устраиваться на работу в местную больницу.
Даже странно представлять себе рейфа, добирающегося куда-то автостопом, а потом ищущего работу :)
Эту больницу возглавляет женщина
Для рейфа такое должно быть привычно – женщина в начальниках :)
- Десять лет практики на станции скорой помощи?
Офигенно долгая практика
Добавляю в голос мед, патоку, сироп, все, что угодно – у самого скулы сводит. Гусыня тает – смотрю, как маслянисто блестит зрачок под длинной челкой.
Рейф заигрывает с человеческой тёткой ради того, чтобы получить работу… Вот она, обратная сторона союза с иными расами. old7
:nju: :nju: :nju:
-
м... ну. это... рейфа жалко! >:( *мля*
-
Мдэ... Я вижу, прода нужна охренеть как многим...
Тут описка, наверное. Не несколько минут, а несколько часов?
С разрешения переводчика исправлено.
А должен был, если уже кушает по-взрослому. Мало того, что видел мёртвых людей – он их мёртвыми и делал
Не должен (и не делает), потому что (пока) не кушает, как утверждает автор.
-
Не должен (и не делает), потому что (пока) не кушает, как утверждает автор.
так вот где собака зарыта) интересно, а есть ли регенерация у тех кто еще не кушает? По идее нет, т.к. организм еще работает по-людски... итого мы наблюдает счастливые деньки рейфячей жизни)
-
Н
е должен (и не делает), потому что (пока) не кушает, как утверждает автор.
А когда он вырастет до нормального способа питания, автор не говорит? А то очень мне всё-таки интересна эта тема. Как союзники рейфов из числа людей воспринимают надобность собирать людей, где-то их держать.
-
Не будет ничего. Вообще. Они все одинаковы, и мужчины, и женщины. Разница между ними исчезает, когда они оказываются на перепутье жизни и смерти.
Вот женщина, за девяносто лет, желудочное кровотечение. Сознания нет, давление упало, поднимаю в операционную. Она снова умирает. В течении часа продолжаю реанимационные мероприятия. Безуспешно. Смерть. Утром придут безутешные родственники, и снова будут одни и те же слова – будь она рейфом, он бы сдел всё возможное…
Плевать. Сказать можно всё, что угодно, даже если это далеко от истины.
***
Опять всё повторяется. Ну, давай же, проснись!
Ничего этого не было. Не было того рейфа, которому выстрелили в висок. И хакера, у которого – тоже из виска – выковыряли-вырвали выход базиса.
Были койки, белые. И свет – тоже белый. Там всё – белое. В углу стоял медик, а за ним – два студента. И медсестрички там тоже стояли.
Вспышка. Грохот. Падает медик, медленно, раскинув руки, а в голове – крутятся строчки из песни « я вижу, как идут серые вдовы, руки – как крылья, их руки – как крылья…»
Растёт на кафеле яркое пятно, расплывается, расширяется, заливает всё вокруг поднявшейся багрово-чёрной волной. Звуки исчезли. В ушах – толчки сердца. Что делать?
Что вообще происходит?!
Человек скалит в усмешке зубы. Говорит что-то. Что-то блестит, и из горла человека начинает расти кровавый цветок – веером вылетают брызги из пробитой трахеи.
И только тогда в уши врывается крик.
Этого не было.
На самом деле, к сожалению, было.
***
Аккуратно, как ювелир, вставляющий в оправу драгоценный камень, он потянулся к разложенным по нумерованным директориям пакетам данных. Рейфу было начхать на общественное мнение и справедливость, все, что его волновало – это собственная безопасность. И персональная справедливость – для себя. Все не согласные с этим могут поцеловать его тощую задницу. А затем – попытаться вычислить «призрака».
***
- Буги! Буги, а ну стоять, стоять, скотина!!!
Он останавливается, как вкопанный.
Пялится на него другой рейф с дурацкой стрижкой – как будто кромсали ему волосы садовым секатором. Буги расплывается в улыбке:
- Эласмин, какого хреееена?
Буги – штурмовик. Два метра роста, почти полтора центнера веса, дреды, крашеные в развесёлый цвет «электрическая лава», татуировки на руках и на шее – нетипичный рейф, правда? Кажущийся неповоротливым добродушный гигант, у которого на первый взгляд интеллект платяного шкафа, вертел в руках тончайший датапад. По своему призванию Буги был хакером.
Странная компания – здоровяк-десантник, похожий на медведя, очкарик-заморыш в футболке с идиотским принтом и медик. Как давно это было… Подходит ещё один – худущий, с киберлоками* на голове, в камуфляжных бриджах, спадающих с тощей задницы. Пластиковые волосы синего цвета. И губы у него тоже синие.
- Ацид, ты с нами?
Улыбка святого на лице хакера.
***
Волны лижут песок. Набегают с лёгким плеском. Из песка торчит заржавленный хобот орудия, видны обрывки массивных траков. На камне, опустив ноги в воду, сидит кто-то.
Если подойти поближе, становится ясно, что это рейф. Лицо скрывает уродливый намордник респиратора. Льдисто блестят окуляры. За ними – чернота.
Он с хрустом потягивается. Тускло блестят части экзоскелета – на сгибах локтей, на плечах. В руках – маленький огонёк. Серебристая зажигалка с девушкой-ангелом на боку. Девушка смотрит загадочно, улыбается. Зажигалка щёлкает, вспыхивает фитилёк, пропитанный бензином.
В стекле отражается пологий серый берег и такое же серое небо.
Дни, сменяющие ночи, которые почти не отличаются друг от друга. Радиоактивное небо после ядерной катастрофы. Рейф приподнимает респиратор и делает затяжку. Вдох, вдох, прикрывает глаза, горькая отрава врывается в лёгкие дымной сладостью. Волны набегают, лижут толстые шипастые подошвы его ботинок. Это надежда – океан выживает.
Рейф щурится.
Они торчат здесь уже год.
Против тебя холод, мелкий дождь, разъедающие туманы. Радиоактивная пыль. Ненависть местных. Повстанцы. Летом – на месяц адская жара. Остальное время года – то ли зима, то ли осень, с туманами-дождями, липкой сыростью и холодом.
Внимательно смотрит на зажигалку. Подарок друга. Мелькнуло снова перед глазами: коченеющий пальцы, пузырящаяся на губах кровь, и жуткий шёпот «Друг… возьми, друг, на счастье… ты куришь, тебе она пригодится…» Стекленеют бледные глаза, запрокидывается голова. Кровавые пузыри больше не лопаются на губах.
Рация зашипела:
- Периметр?
- Чистый.
На той стороне выплюнули порцию мата и замолкли.
Там, где волны не могут дотянуться, холмик. На нём – валун с выцарапанной ножом надписью «спи, друг. 1012A.D.»
1012A.D. - непонятная надпись, шифровка, оставленная Изначальным Программистом своим последователям. Этими цифрами и буквами провожали друзей. Всё равно, кем были эти друзья. Эту же надпись оставляли на стенах – шутки ради, красным и чёрным. Её же вплетали в программный код хакеры, подписывая себя в сети, сообщая всему миру – «это я, я сделал, я был здесь, у меня нет имени, но я есть!»
Как умирал его друг, он предпочел бы никогда не знать. Подлая баба-память всегда будет выбрасывать на поверхность алые пузыри на бледно-сиреневых губах и хрип-шёпот: «Друг… возьми, друг, на счастье»
Он вынул короткую лопатку. Набежала волна, лизнула подошвы ботинок. Люди больше не хозяева здесь.
Лопатка входит в песок с шершавым звуком. Чавкает. Вода стекает, заворачивается бурунчиками вокруг кучи песка. Наверное, дети на этом пляже строили замки. Как это делается, знаете? Берёшь мокрый песок, он стекает по пальцам и застывает – воображение лепит из этих потёков зубцы башен. Детей теперь нет. Никого нет. Умирающий мир.
- Здравствуй, друг. – Говорит рейф. Голос звучит, как из другого мира. Так, в общем-то, оно и есть.
Он поднимает голову, смотрит на свинцовую морщащуюся гладь. Рейф щурится – на горизонте полоса тумана расцветает розовым.
Маска респиратора уродует лицо, он дышит через него, уже не обращая внимания. Привычка. Въедается в кожу, становится частью тебя. Маску снимать – только в помещении, после обработки.
Медленно встаёт солнце. Ветер лениво морщит море. Раньше, год назад, такой ветер нёс смерть. В наушниках-таблетках ревёт яростно, скрежещет-визжит индастриал. На поток лязгающих звуков накладывается нежная мелодия, почти не ощутимая, и сладчайший девичий голос поёт жуткую песню о холоде, о войне и мучениях.
Ничто никогда не заканчивается. Солнце медленно поднимается. Отражается в окулярах защитных очков атомным грибом в замедленной съемке.
Мне солнце кажется неопалимым древом… «Хреновый из тебя поэт, Тир» - говорит Кенни, и улыбается. В глазах у него пустота. Голос – бесцветный. «А знаешь, - отвечает он, - ты один, сонный, ленивый, занудный кибер-придурок, зовёшь меня по имени.» «Дурацкое у тебя имя, Ацид.» «Я знаю.»
Рейф поворачивает голову. За пенной полосой прибоя – лес. Чёрные голые стволы стоят без коры. Странно – только пара лет прошла, а кора уже облетела. Да и деревья почти не гниют, даже те, которые падают.
Ничего странного.
Биологи разводят руками. А что вы хотели? После войны здесь солнца не было видно очень долго. Ядерная зима. Студентов такой пугают на лекциях. Апокалипсис. Какой, к чёртовой матери, апокалипсис? «…ад свой ты носишь с собой.» Вот именно. Рейф усмехается под маской.
Плывёт во влажном воздухе горький дымок сигареты. Обрезиненные пальцы в перчатках сминают тлеющую сигаретку. Песок под ногами белеет, когда он спрыгивает с валуна – как будто он отжимает из него воду.
Стоит на берегу в сером безликом защитном костюме с тусклыми щитками на плечах. На бронежилете – потёртая метка, красная полоса с двумя горизонтальными чертами. Окуляры невозмутимы. Респиратор выглядит, как продолжение лица.
«Если мы здесь останемся, - думает рейф, он срастётся с моей кожей. Единое целое. И я его больше никогда не сниму. Ха-ха. И чувство юмора у меня тоже – ни к чёрту.»
***
На шлюзе была намалёвана красной краской надпись «Не влезай – убьёт».
В техническом отсеке было тепло. Можно даже сказать, что уютно – если вы любители развороченных сломанных механизмов, непонятных девайсов и груды всякого хлама, который переползает с верстаков, а так же звуков, услышав которые, Страдивари упал бы в обморок. Сейчас там было относительно тихо – настолько, насколько там вообще бывало тихо – механики решили немного отвлечься от дел.
- Эй, уроды!
Рейфы обернулись. Худой, неприметный, чем-то напоминающий вылущенный стручок, человечек в чёрном с золотом то ли мундире, то ли френче. Аристократ мёртвого мирка в полупарсеке от граници Империи смотрел на рейфов снизу вверх.
- Ты что, прикалываешься? – Рейф, украшенный татуировками, как вождь туземного племени, помотал полувыбритой башкой, сдвинул на лоб очки-консервы. На насквозь мокрой майке проступали мазутные разводы.
***
Эласмин посмотрел на снег. Качнул головой.
Снег продолжал падать – медленно-медленно опускаться на оплавленный асфальт улиц, на разрушенные фасады. Двери в дома были распахнуты. Снег лежал и там. Потемневшая позолота вывесок выступала из белой пелены. Мерно хрустят сминаемые снежинки – рядом идёт хакер. Ацид. Его лицо скрывается за окулярами защитных очков и респиратором. На очках и над мембраной респиратора снег тает, превращается в капельки.
Медленный, не живой снегопад. Они идут по аллее. Мёртвые остатки былого величия города. Когда идёт снег, видимость падает почти до нуля.
- Будь честен.
Эласмин посмотрел на клубы пара, вырывающиеся из клапана респиратора, когда хакер говорил.
- Ты можешь лгать кому угодно – мне, другим, но перед самим собой ты всегда должен быть честен. Мораль – она относительна. – Под маской Ацид улыбался, добродушный, как исчадие ада. – У каждого в голове есть стержень, который скажет, как ты поступаешь.
Почему нет лёгких ответов на сложные вопросы? Хакер, который умел улыбаться, как ангел, наверное, мог ответить на этот вопрос.
Как бы всё это упростило, правда, медик?
Меняются города.
Меняются планеты.
Идёт время.
На самом деле, всё то же самое. История – это то, что было с кем-то другим.
- Так что ты скажешь?
...
_____________________________________________
Для непосвящённых:
* Киберлоки - (англ. — «Cyberlox» - Сайберлокс) - это такие шиньоны, сделанные из различных cyber-материалов (пластиковые полые трубочки, резиновые ленточки, узкие полоски синтетической ткани и т.п.). Они крепяться на хвостики (поверх своих волос) или пришиваются к эластичной матерчатой основе (бандане).
(http://s59.radikal.ru/i166/1111/4f/8607038680c4t.jpg) (http://s59.radikal.ru/i166/1111/4f/8607038680c4.jpg) http://industrial.blog.ru/77024835.html (http://industrial.blog.ru/77024835.html)
-
Ого! Вув, да ты, я смотрю, просто мастер вызывать призраков! ;D (ну а что? Я почитаю, мне этот фф нравился всегда)
-
Вот и этот фанфик наконец то прочитала :) Ну что могу сказать кроме "вау, круто!" Определённо автор профессиональный писатель :imho Только жааль, что фанфик не закончен :(
:nju:
-
Ой... Вот это фик. Здорово. Читать было очень тяжело, психологически. Но настолько ярко, настолько сильно... Здоровская штука.
[spoiler]А это разве не конец был?...[/spoiler]
-
Насколько я знаю, текст довольно обширный :)
***
Он стоит на разрушенном мосту. Вон там – если приложить ладонь к глазам - виден горизонт. Размытая пепельная линия. У подножия здания – облака. Тоже пепельно-серые. В кошмарах всегда мир серый. Или, в редких исключениях, кажущийся почти реальным, слишком насыщенный цветами. Если шагнуть вперёд, думает он, отсюда очень долго лететь вниз.
Он скользит взглядом вдоль реки. Поверхность глянцево-чёрная.
Катастрофа – страшная, клацающая отполированным металлом, старой медью, звенящая тысячами тысяч латунных и биметаллических цилиндриков патронов, остро пахнущая гарью и гниющим мясом, была близко. Так близко, что на самой грани слуха можно было уловить гул её разболтанных несмазанных механизмов.
Холод, серость, слякоть. Дождь, под которым любое сорванное растение тут же начинает гнить, расползается прямо в пальцах хлюпающей коричневой кашицей.
Скрежещущий, зыбкий голос внутри головы.
«Здравствуй, хакер». Безглазый старик в лохмотьях, вынырнувший из серой пелены.
«Ты вернёшься».
«Да иди ты! – со злобой думает он. – Катись к чёрту, дед!».
Плесень поднимает на бледных стрелках сиреневые лепестки цветов.
Можно спуститься с моста и пройтись.
Он обходит стадо машин, набившихся в проулок, остановившихся на площади. Сотни, тысячи мёртвых любопытных машин. Внутри остались их хозяева. Наверное, люди куда-то спешили. Это был кипящий день – тот, когда всё закончилось.
- Кенни.
Поворачивает голову.
- Просыпайся, - говорит хакер. Туман оседает на пластиковых волосах, на болтающемся на шее респираторе. Раздробленными пальцами он держит штурмовую винтовку. На белых вывернутых косточках с ошмётками сухожилий – тоже капельки. Ярко-алые, застывшие от холода. Ацид улыбается.
Вдалеке слышен глухой из-за тумана звук – как будто лязгнули огромные челюсти, перемалывающие добычу. Хакер поворачивается на звук. Справа кости оголены – вот скуловая дуга, вот часть лобной кости, вот глазница, вот зубы. Нити мышц напряжены. На шею наползают потёки крови, волосы липнут к сгусткам.
- Этого нет, - говорит он. – Я уже давно мёртв. Мне выдрал базис человек на той планете, и я истекаю кровью. Никто не прилетит. Не осталось никого. А теперь пришёл ты. Не было миротворцев, не было госпиталя, не было кораблей. Сейчас моя жизнь закончится – сердце остановится, и мозг умрёт от недостатка кислорода. Так?
- Нет.
***
- Поражающие факторы ядерного взрыва - ударная волна, световое излучение, проникающая радиация и радиоактивное заражение. Ударная волна — основной поражающий фактор при взрыве… И так далее, и тому подобное. Всё это мы знаем. Для местных это теперь бесполезные знания. – Рейф лениво поворачивает голову, смотрит на плывущие по небу облака. Человек смотрит на рейфа.
На нагретом солнцем лобовике бронетранспортёра сидят двое – человек в форме военного медика, этакий жизнерадостный толстяк, который не теряет природного оптимизма в любой ситуации, и рейф, больше похожий на пирата.
Рейф вертит пачку сигарет в руках. «Почти все здесь курят, - думает человек. – Здоровые… И хоть бы один из-за своих сигарет закашлял, или пожаловался на хоть какое-то недомогание…»
- Дети цивилизации, блин… у них даже электричества сейчас нет. Бог создал землю за несколько дней, - он презрительно скалится, - или как там было? А эти идиоты загубили целый мир за пару минут.
- Эй, Буги! – орут десантники, идущие мимо транспорта. - Кончай лекцию читать, тащи свой ленивый зад во второй корпус, к медикам, кончай пасти свою овцу. Эй, человече, смотри, оно тебя схарчит в момент!
- По-о… - Рейф прокашливается, матерится, ругая пыль, и продолжает. – По-о-ошли вы! – Как бы вам у медиков чего лишнего не отрезали!
- Смотрите-ка, кто-то нарисовал на борту этого гроба малышку Лу! – Рейфы обступают транспорт. Художник постарался от души, рисуя пышнотелую девицу, сидящую верхом на снаряде. Клочки ткани, прикрывающие её прелести, даже закоренелый оптимист постеснялся бы назвать одеждой.
- Буги, твоих лап дело?
- Нет, это Саймон ночью с фонариком лазил!
- Если папаша Саймон увидит, что кто-то нарисовал на вверенной ему колымаге сиськи, то всем пропишут по самое не балуй. Народ, надо такую девочку в каптёрке повесить, чтобы у других тоже рожи были не кислые!
- И не только рожи…
Они радостно ржут, как будто услышали нечто чрезвычайно остроумное, и уходят – а человеку остаётся только догадываться, что за мыслеобразами рейфы только что обменялись, если это вызывает такое бурное веселье. Впрочем, догадываться можно бесконечно – человеку хорошо известно, что рейфы далеко не всегда думают о том, о чём говорят, и за скабрёзной болтовнёй может скрываться всё, что угодно
- …термоядерные снаряды любят использовать люди – из-за своей природной глупости, жадности и недальновидности они вели войну по принципу «как карта ляжет», не заботясь о том, что останется после боевых действий, - говорит человек.
- Самый смак – это когда такие умники шарахнут боеголовкой по садящемуся крейсеру. Оно, конечно, интересно – посмотреть, как эта дура с высоты шарахнется, только овчинка выделки не стоит. А знаешь, почему? – Буги пялится на солнце из-под зеркальных очков. Рожа у него откровенно маргинальная – в зубах зажата сигарета, на обритой и блестящей, как костяной шар, голове была повязана бандана с похабными надписями; кроме того, радиация и солнечные лучи заставили его лицо, шею и плечи сначала покраснеть, как переспелый помидор, затем кожа потемнела и стала лопаться, слезать уродливыми лоскутами и чешуйками. Он со вкусом чешется – так, что хрустит, и облазящая шкура повисает новыми лохмотьями. – А знаешь, почему? – он тыкает дымящейся сигаретой едва ли не в лицо собеседнику – Да потому, что когда крейсер сталкивается с ракетой, которая вся из себя радиоактивная, и падает, его взорвавшийся движок тащит за собой весь боезапас, какой только есть на борту, и тут всё пылает так, что просто мама не горюй – и вся местность вокруг покрыта спёкшейся почвой, ошмётками, всяким дерьмом вроде поджаренных деталек и фонит так, что человек в этой топке изжарится, как гусь на противне в духовке твоей бабушки ко дню зимнего равноденствия, парень.
Рейф посмотрел на окурок, и щелчком сбросил на землю. Человек с сомнением посмотрел на рейфа.
- И что, крейсер всегда падает? То есть, если в крейсер попадёт такой снаряд, он точно упадёт?
- Вроде того. – Рейф покрутил окурок. – Ну, если конечно те ребята, что просиживают штаны за турелями на борту корыта, не собьют мчащуюся на них хреновину. Впрочем, обычно они сбивают.
-
Прода!!! lexx-dance
Даже сказать не могу как понравилось :) Нет слов, одни эмоции :) Автору и переводчику мои самые искренние благодарности за отлично проведенное за чтением фанфика время lexx-dance lexx-dance lexx-dance :nju: :nju: :nju: :nju:
-
Написано очень классно.
Только рейфы тут нифига не рейфы =/
Очень жаль.
Но проду жду, ага. :nju:
-
Рейфы тут как буржуинские студиозусы, увы ;D, и с сюжетом явный напряг (нету его), но само качество текста в достаточной степени искупает данные недостатки
-
Человеки они.
Абсолютно.
Фиг с ним с сюжетом, лишь бы рейфы были. А тут - нет. И это огорчает.
-
А тут - нет. И это огорчает.
Аминь
-
Рейфы тут как буржуинские студиозусы, увы ;D, и с сюжетом явный напряг (нету его), но само качество текста в достаточной степени искупает данные недостатки
Блин, а я маялась, пыталась понять этот самый сюжет, и молчала в тряпочку, думала что сильно тупая, и попозжа понятней станет. ;D ;D ;D Но написано действительно классно.
Да, и рейфы не рейфские, согласна с tenma.
-
Зато эмоции и атмосфера как переданы! :imho
-
Кстати, если кто не в курсах - немного более полные варианты текста есть на странице автора:
http://www.proza.ru/avtor/jukko (http://www.proza.ru/avtor/jukko)
Правда, последнего отрывка там пока ещё нет lexx-sm
-
За ссылку спасибо хотя я давно её через яндекс нашла ;D-
Правда, последнего отрывка там пока ещё нет lexx-sm
Интересно то как, тут есть, а там нет ;D Наверное вы этот отрывок долго в заначке держали ;D А больше ничего в заначке нет? ;D
-
я давно её через яндекс нашла
Ну, не все же такие шустрые и опытные в поисках нужных тем ;D
Наверное вы этот отрывок долго в заначке держали А больше ничего в заначке нет?
Нет пока, это последний переведённый кусочек, хотя он должен быть вроде бы больше по размеру 8) Когда будет возможность, всё целиком появится на авторской странице
-
Transformer Starscream, спасибо за ссылку) *ускакала читать*
-
Прочитала наконец-то! :) Мда, странное впечатление произвел на меня этот фанфик. Очень выделяется на фоне остальных. Столько мрачных моментов. Но в тоже время с уверенностью могу сказать, что он мне понравился. Единственное что не поняла, так это то, что же заставило рейфов, считающих себя вершиной эволюции, заключить подобный союз и существовать в таких ужасных условиях. Ну и конечно, чем они питались не совсем понятно. Ах да, еще скачки от одного к другому, а так же во временных рамках, иногда вводили в тупик, не сразу въезжала о чём речь.
Да, и рейфы не рейфские, согласна с tenma.
Поддерживаю.
:nju:
-
Сколько ни старалась так и не нашла здесь общую сюжетную линию. Конечно понимаю что какие то моменты могут быть не точными в силу того что это все же перевод, но мне лично сие произведение читать тяжеловато. :imho Хотя описанный здесь мир выглядит весьма необычно, на фоне многих других фф. ;)
Если что xsorry не хотела никого обидеть.
-
Аминь
кому как.
Фиг с ним с сюжетом, лишь бы рейфы были. А тут - нет. И это огорчает.
ну уж извините, не угодил переводом на столь изысканный вкус. алле, здесь не Америка, чтобы клиент был всегда прав, Макдональдс в другом месте.
***
- Нейтронная бомба убивает, но оставляет нетронутыми материальные ценности. Используется людьми. Империя отказалась от такого вида оружия, признав его неэффективным и слишком опасным при использовании.
- Я же тебе говорил, он как интернет. Только ещё круче.
Буги хрюкнул, признавая правоту медика.
***
Большинство из нас живут, полагаясь на твёрдые установки того, что завтра будет не хуже, а лучше, чем сегодня, что дети будут жить лучше, чем их родители. Предполагается, что женщина будет брать таблетку из коробочки, класть на блюдо, ставить его в печь, и вынимать уже готовое блюдо – жареную курицу под соусом и с гарниром, например. Так люди предоставляли себе будущее сорок лет назад, и так далее. Им говорили, что так и будет. На самом деле они очень плохо представляли себе события, которые произошли на самом деле.
Хрустит под подошвами серый ноздреватый шлак. Что-то горело, но что именно, сейчас сказать нельзя. Хрусткие хрупкие шарики, напоминающие пемзу.
Дальше начинался растрескавшийся асфальт дороги – кольцевая развязка, забитая стадом ржавеющих любопытных машин. Можно посчитать, сколько их.
Раз – лупоглазая округлая легковушка, со следами блёклой белой краски на крыльях и капоте, смешная, нелепая, какая-то…женская машинка. На зеркале заднего вида болтается брелок – то, что от него осталось. В салоне, посреди расползшейся обивки кресел, остатков одежды и костей – гнездо из травы и мелких веточек.
Два – гладкая, как акула, приземистая машина «представительского класса» - как говорили про них люди. Серебристо-серая, глянец до сих пор не сошёл с её боков. Стёкла подняты. Три – стоит рядом крокодил-внедорожник, и ещё один, и ещё – спорткар рядом кажется лягушкой, затесавшейся в стадо мамонтов. Внутри внедорожника – группа мумий. Большая мумия держит на руках маленькую. Пергаментная, сморщенная кожа, сияющие драгоценности на шее и в ушах большой мумии.
Он прикрывает глаза, представляя, как всё это было – вот несётся раскалённый поток воздуха, а перед ним – взрывная волна. И женщина в большой и кажущейся такой надёжной машине, судорожно прижав к себе ребёнка, поднимает стёкла, и видит в зеркале мчащийся прямо на них ад. Если постараться, можно даже увидеть, как это было – ударная волна, поднимающая машины, как будто они были вырезаны из картона, душная, страшная, несущийся за ней вал пламени, крик, паника, пойманные в железные клеточки своих машин люди поднимают стёкла, родители заставляют детей пригнуться, лечь на пол. Потом – всё. Как будто меняют слайд в проекторе. Ни зелени. Ни оживлённого проспекта. Ни стада лупоглазых машин. Ничего.
- Ни-че-го, - по слогам, как ребёнок, говорит вслух Кенни. Лицо его наполовину закрывает опущенный щиток забрала. Эласмин поворачивается – не осталось ничего. Эпохи глобальных катастроф выбрасывают на поверхность всю мерзость, за предыдущие столетия накопленную в социуме. И поэтому можно судить, насколько неблагополучной была раса до катастрофы. Люди. всегда одно и то же – люди, ищущие оправдание звериной жестокости, ненависти и эгоизму.
Звякнул где-то внутри разрушенной витрины колокольчик.
Медик перелезает через покрытые цементной пылью балки, через кучи мусора и битого стекла, и возвращается с маленькой металлической коробочкой. Музыкальная шкатулка. Надо же, думает хакер, безделушка из дешёвого сувенирного магазина уцелела. А город – в руинах.
Скрипят шестерёнки, и два фарфоровых человечка дёргаются в пародии на танец. Музыка была далеко не гениальна – почти вся музыка, которую слышали рейфы – всё то, что им могла предложить СЕТЬ, была лучше этой. Во всяком случае, они могли сравнить.
колокольчики. Глупая, простенькая, наивная мелодия, которая наносила визит господину Мозгу, заставляя рейфов думать о чём-то почти забытом, далёком, о том, что хранится где-то в глубинах сознания, спрятанное от посторонних до поры до времени.
Разруха. Руины. Серость. Сырость. Сырая земля. Некогда величественный храм в полукружье колонн огромным серым слоном возвышается над площадью. Некогда белые стены потемнели, над колоннадой торчат смешные башенки со шпилями – от кровли остался один скелет, Звенят колокольчики в музыкальной шкатулке.
Они замечают детей – маленькие сгорбленные фигурки, бредущие по развороченной траками дороге. Мальчик и девочка, судя по одежде. Хотя какая там одежда – лохмотья непонятного цвета. Девочка в донельзя застиранном платьице и ботинках, вероятно, снятых с какого-то убитого миротворца. Грязные, тонкие ножки торчат из чересчур широких голенищ, жалко отсвечивают окованные металлом носы. Мальчик тащит её на руках. У него через плечо – подсумок из-под противогаза, на широком потрёпанном ремне – короткоствольный автомат, лупящий его по коленкам.
Тут дети замечают рейфов. Мальчик отступает в тень, цепляется за приклад. Кенни смотрит на направленный в его живот автомат с непередаваемым выражением. Как будто его пребольно укусила какая-нибудь бабочка. Сомнительно, что автомат с самопальным стволом нанесёт серьёзный урон здоровью и снаряжению, но всё же, всё же… Эласмин садится перед мальчишкой на корточки.
Очень хорошо, говорит он, а чем они заслужили такую встречу? Мальчик огрызается, говорит, что помощи, в общем-то, им не требуется. Девочка жмурится. Ресницы у неё слипшиеся, веки в плёнках засохшего гноя. Эласмин берёт её за подбородок и разворачивает личиком к свету. Мальчишка таращится – выражение удивления, недоверия, страха, тянется, чтобы помешать – генетический страх не даёт ему покоя, свойственный всем людям, которые видят, как рейф тянется к ребёнку. Медик бьёт его по пальцам:
- Лапы прочь! Или хочешь, чтобы она ослепла к чертям собачьим? У, мать вашу, темнота!
Он не хочет. Девочка вертит головой, пытается плакать – получается какой-то жалкий писк, а не плач. Не глядя, Эласмин протягивает руку назад.
- Воды.
Она пьёт так, как пьёт человек, который мучился жаждой ВСЕГДА – захлёбываясь, шумно глотая, отфыркиваясь, вцепившись во флягу мёртвой хваткой. Чистой воды на планете, изуродованной ядерной войной, было мало. Точнее, её практически не было, нельзя было найти ни одного озера, водохранилища, речки, ручейка, или хотя бы цистерны, попив из которой, живое существо не рисковало бы получить дозу радиации. Чистая вода была либо где-то глубоко под землёй, либо на базе у рейфов. Эласмин с трудом разжимает маленькие пальцы. «Ого, - думает он. – Маленькая такая…а вцепилась, как здоровенный дикарь-амбал в нимфетку… вцепилась - не вырвешь.» «Жажда и голод, - мыслеобразы Кенни пропитаны ехидством, - самые искренние чувства. Для любого существа.»
Корки остаются на пропитанной стерильным раствором салфетке. Девочка моргает удивлённо, крутится, пытается оттолкнуть медика, когда тот оттягивает ей веко и капает лекарство. Глаза у неё чёрные, как смола, как космос, всё чёрное кажется бледным рядом с этой чернотой. Личико острое, щёки прилипли к губам. Губы бледные, пальцы как паучьи лапки. Рейфу кажется, что через тряпки, в которые она одета, ребрах торчат, как обручи на рассохшейся бочке. Голод. Они тысячи раз видели такие фотографии в глянцевых журналах под заголовками «Война».
Девочка смотрит в глаза рейфа, и тому становится страшно. Такие глаза у Ре Инрена, божества, которому поклоняются рейфы. Галактики плывут в Его глазах. И в глазах этого ребёнка.
«Эй, Кенни! Что с ними делать-то будем?» вопрос риторический – что двум рейфам делать с двумя маленькими детьми посреди разрушенного города? Некоторые люди заметили бы, что проще сожрать малолеток, или пристрелить их. Это было, в их понимании, милосердие. «Возьмём с собой. – Хакер выглядит явно раздражённым. - Я больной, у меня в голове железо, бла-бла-бла, можешь не продолжать. Оставим их здесь, и список жертв поганой войны пополнится ещё двумя жертвами.» «Бессмысленными, ага.»
Шоколад. Плитки в толстой фольге, горький и солёный, рубчатый, как подмётка миротворца. Дети грызут шоколад, пуская коричневые слюни.
- Знаешь, дети должны есть шоколад.
- Что?
- Дети должны есть шоколад. – Кенни повторил это так, как будто изрёк невероятно гениальную мысль, и теперь не понимает, почему медик тупо пялится на него. – Он даёт ощущение счастья. Те, кто были этого лишены, становятся маньяками, убийцами и просто редкими сволочами. Понимаешь?
У детей в детстве должны быть книжки с картинками, карусели, сладкая вата, и шоколад.
Оскорбительные выражения в адрес пользователей удалены.
-
Оскорбительные выражения в адрес пользователей удалены.
« Последнее редактирование: Сегодня в 01:22:46 am от Alcatel »
А оскорбления точно были? :o Я вчера заходил - ничего криминального тут не наблюдалось (eek)
-
Transformer Starscream, был выпад в адрес пользователя Elpis.
-
Так выпад или оскорбление? А то выпадами в адрес автора можно посчитать практически все последние отзывы на фик, учитывая нервную обстановку и подтекст личных заморочек некоторых присутствовавших :smoking: А если учесть, что Elpis, небось, сидит на вашем новоиспечённом дубль-Улье и носа сюда не кажет, можно было и не строжиться посреди пустоты :r
-
Transformer Starscream, ты лучше комментарии автору пиши.)))) И меньше переживай о том, чем другие занимаются.))))
-
Alcatel, чем вы там на своём дырявом космическом корыте страдаете, меня интересует меньше всего. :smoking: А вот чего вы опять начали любопытствовать о наших с автором отношениях
аж весь дневник мне истоптали, мне дюже интересно :r И свои отзывы и замечания я автору в скайпе пишу, кстати 8)
-
Transformer Starscream, ты пришёл в эту тему обсуждать не фанфик, а действия модератора, пользователй форума и другие ресурсы? Значит, все твои следующие посты, не относящиеся к теме, будут удаляться.
Alcatel, И свои отзывы и замечания я автору в скайпе пишу, кстати 8)
Значит, в этой теме не флуди. Для этого флудилка существует. 8)
-
был выпад в адрес пользователя Elpis.
избавь меня от подробностей, женщина.
-
Jukko, ага, размечтался ;D Собственного Улья мало, надо на кладбище вернуться и порядок навести :r
Давай следующий кусок кидай на вычитку ;D