Тема: Белый танец

[quilty]

Название: Белый танец
Автор: quilty      /официальный псевдоним: Саша Готф/
Бета: нет
Фандом: СПН   
/адрес размещения:  http://www.crossroad-blues.net/forum/viewtopic.php?f=7&t=1894 /
Персонажи: Сэм (15), Дин (19), Джон, Бобби, ОМП, ОЖП и еще много народу (их я не знаю)
Время действия: еще до того как…
Категория: джен
Рейтинг: PG-13 исключительно за намёк на изврат. Остальное – все как в жизни.
Предупреждения: ангст, обозначены сцены насилия
Статус: завершен.  (Севастополь, 12 марта – 26 мая 2011 г.)
Отказ от прав: что мое – то мое, остальное у Крипке и Компании.
Отношение к критике: фиолетовое
От автора: как-то добила меня мысль о том, что Сэма необходимо оберегать от малейших жизненных сквозняков. Как бы паренёк стоять вообще на ногах научился самостоятельно? А вот как учился.

"Белый танец"

В тот вечер он впервые за последние две недели позволил себе лечь на постель. Две недели…. Каждая ночь, как гонка со смертью. Каждый закат, как надежда. Каждый рассвет с отчаянием в глазах.
Часы таяли, дни перелистывались в календаре, а он не мог поверить. Никак не мог. Только не сдаться, не позволить темным мыслям, предчувствиям отравить теплящуюся еще уверенность, что жизнь, связанная навеки с его жизнью, не угасла.
Сегодня был последний день второй недели его битвы. Четырнадцатый день. И… он не хотел признавать поражения. Просто он очень устал. Он должен, наконец, выспаться, а вечером, когда темень упадет на поселок, он встанет и начнет все снова. Он найдет, он непременно вернет Сэма. Что бы ему ни говорили. Как бы ни уверяли в тщетности, безнадежности его усилий….
Заснул он, кажется, раньше, чем голова его коснулась подушки. А за миг до того: …Сэмми, не умирай….

А потом он проснулся. Его трясли за плечо. Настойчиво, требовательно.
Надо же было так провалиться в сон, потерять бдительность и подпустить к себе нежданного гостя! Инстинкты сработали, однако, безотказно. Прежде, чем его зрение полностью сфокусировалось, в руках его уже была Беретта. Ствол пистолета уперся в лоб смельчака, подобравшегося к нему - спящему.
- Охолонь, парень, это я.
От этого «я» от сердца отлегло. Рука опустила оружие.
- Бобби… ты?
- Нет, зубная фея… - Бобби выглядит серьезным, как никогда. – Собирайся быстро.
- Бобби, что? – Холодная ладонь скользнула по лицу. Секунда, и он уже спустил ноги на пол.
Бобби коротко глянул на него. Парень так и спит, не раздеваясь, не сняв ботинки. Две треклятых недели!
- Есть кое-что…
- Сэм….
Голос надломился. Тревога погнала порцию вскипяченного адреналина к сердцу. Бобби утвердительно кивнул. Дин поймал его молчаливый ответ, скрипнул зубами. Нет, он не был еще готов. Не сейчас. Он не…. Столько дней он не позволял себе подумать о том, что рано или поздно наступит этот час - ему сообщат. А, что, если ответ… Он не стал уточнять, быстро сглотнул подступивший к горлу ком, резким рывком вытащил из-под кровати сумку с оружием. Никаких вопросов. Просто нужно сделать свое дело. И пусть еще хотя бы час неведения отделит его от неминуемой реальности.
Жив? Мертв? Не сейчас.
- Джо его нашла. Позвонила. Кто-то сболтнул лишнего в баре. – На ходу сообщил Бобби, широким шагом пересекая парковку. - Я сразу за тобой, надо поторопиться.
- Джо? Она… какого?!…. – Внутри что-то сжалось при мысли о девчонке. Она - единственная, кто не смотрел на него ни с состраданием, от которого уже просто тошнило, ни с ненавистью, от которой кулаки чесались. Две недели он почти не замечал ее. По правде говоря, он и раньше-то не особо жаловал малявку вниманием. И, лишь, когда его взгляд случайно выхватывал ее из общей серой толпы, он улавливал… поддержку? Силу?…. Она, будто его собственная маленькая копия, была сосредоточенна, настороженна, она была… на охоте?…
- Она же!… – Внезапно пораженный нарастающим волнением, Дин мысленно обругал себя последними словами за неосмотрительность. Как же он не обратил внимания на то, что она задумала?! – Она же… дикая! Бобби, она бед натворит! Элен мне сердце вырежет кухонным ножом, если с ней что-то случится. Если еще и с ней… что-то.. случится….
Оценивающий прищур Бобби остановился на Винчестере. Тот бросил сумку на заднее сиденье, сел за руль и замер. И как день Божий стало ясно – не Элен с кухонным ножом сейчас занимает его мысли. Слова всегда были для Дина лишь железобетонными блоками, из которых удобно строить защитные стены для своей души. Его руки вцепились в руль с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Он медлил.
- Дин… Мальчик, просто дыши…. Она в безопасности. С Элен. Я бы не позволил ей участвовать в этом. – Напомнил ему Бобби спустя минуту, и, удостоверившись, что тот справился с собой, развернул карту, ткнул пальцем в обведенный красным сектор. – Сюда нам надо.
- Это же!!! – Недоумение на его лице быстро гасит Бобби:
- Да, он самый. И постарайся не разбить нас в лепешку по дороге, ладно?
Дин кивнул рассеянно, попытался усмехнуться, но вместо этого невольно сорвались с языка три отчетливых слова, и Бобби передернул плечами от этого голоса.
- Ты… его… видел?
- Нет. Я сразу за тобой.

Бобби старательно избегает смотреть на Дина. Дин же смотрит на дорогу. Очередная работа. Ее надо сделать хорошо, чисто, без потерь…. С чем бы им ни предстояло встретиться этой ночью, что бы они ни увидели в логове, они просто сделают свою работу. Убеждай себя, не убеждай, а в это дело замешано слишком много личного. Они оба прекрасно осознают – равнодушными здесь остаться не получится. Уже сейчас не получается. И, хотя каждый из последних четырнадцати дней они не позволяли себе раскиснуть, сдаться, опустить руки, занимаясь сбором информации, анализом, проверкой любой, пусть и самой нелепой версии, они про себя отсчитывали каждый потерянный час. Верить становилось трудно до невозможности.
О Сэме они почти не говорили. Даже имени его не упоминали. Бобби лишь однажды осмелился задать тот самый гнусный вопрос – не считает ли Дин, что охотники говорят правду? Задал и получил в ответ… тупое молчание. Неуверенность? Уверенность? Да или нет?
Без разницы. Для самого Бобби вопрос с самого начала стоял иначе: где искать Сэма…или…его тело. Его не заботило, стал ли Сэм предателем, из-за него ли сорвалась эта облава, он ли стал причиной гибели охотников, исполнилось ли неизбежное и стал ли Сэм Темным – все не то. Бобби не верил тому, что говорили ловцы и наемники. Ни на минуту не верил. А вот во что верил Дин? На самом деле только это и волновало Бобби. Ведь одно дело искать Сэма… или его тело… чтобы спасти, предать земле… кремировать…. Совсем другое – обрушивать на него ярость мести. Руками брата.
Дин, Дин, что же у тебя на уме? Сумели ли накрутить тебя завсегдатаи бара, и насколько круто затянута в тебе эта пружина?
А Дин гонит машину без остановок, в ночь, в собственный ужас. Ни он, ни Бобби не знают, чего ждать. Полная неизвестность. Дин, точно робот-навигатор следит за дорогой. Немой отсчет – миля, немой отсчет – миля… миля….
Он считает только, чтобы заглушить несносный голос в своей голове: «он предал нас, предал семью, он… мне не сын…».
Как же это, папа? Как же может быть такое, чтобы он предал? Почему ты поверил всем этим выродкам, которые тычут в него – в их Сэма - пальцем и твердят, что он не достоин жизни? Кто из них решает о достоинстве и с каких пор? Монстр? Сэм? Сэмми?! После того, как встал между тобой и тем вампиром? Тот укус предназначался не ему, тебе, отец. Твоя пуля не нашла вовремя цель, ты замешкался, а он сделал свою работу. В сотый раз. Ты сейчас жив только потому, что… черт, Сэмми, не смей умирать! Слышишь?!
Да, Сэм никогда не ладил с отцом. Вечные споры. О! Они спорили до крика и кричали до хрипоты. Два придурка! Как же он любил их обоих. И вставал между ними. И разнимал их. И… Сэмми, ты же не за себя с ним дрался. За меня.
А Дин не в силах был что-то исправить. Просто это была его семья. Не самая плохая. Но и Сэмми … не предатель.
 
Дин знал это в то утро, когда проснулся и увидел Джона, стоящего у окна. Штора сжата в кулак. Сожми он ткань сильнее, и она рассыпалась бы в его руке прахом. Тревога полоснула сразу. Щемящая тоска, пустота….
- Папа?
Тишина в ответ. Дин подошел, чувствуя, как ноги наливаются свинцом. Лицо отца – застывшая маска горечи, разочарования, боли. Дину достаточно было проследить его взгляд: там, за окном их номера, на парковке, Сэм стоял рядом с пикапом Прайда. Сердце подскочило к горлу. Сэмми говорит с Седым. Сэмми жмет ему руку. Сэмми садится в машину.
- Нет!
Приказ Джона останавливает Дина на полпути к двери. Он так и замер, перезаряжая карабин.
- Они же забирают его!
- Нет. – Повторил Джон. И будь оно не ладно, если Дин не занес ногу, чтобы ослушаться. Впервые.
- Ты слышал меня.
- Почему?!
- Потому, что я так сказал.
- Нет… - На выдохе.
- Дин, он выбрал. Он ушел. Он всегда хотел уйти. Ты же видел!
Он больше не понимал, что видел. Не хотел понимать.

Импала вильнула с шоссе на проселочную. Бобби сосредоточенно заряжает карабины, проверяет ножи. Его подбрасывает от неровностей дороги.
- Фары погаси. – Предупреждает он машинально. Голос сухой, бесцветный.
Существуют ли они сейчас? Перед схваткой для них и время застывает. Как в тот раз в «Форте»…

Бобби старался не оставлять Дина. Парень - не размазня, но даже ему иной раз нужно крепкое плечо. Деликатности Сингеру хватило. Дин принял эту услугу с молчаливой благодарностью. После того, как Джон хлопнул дверью, услуга заискрилась золотом. Отвернись еще и Бобби, Дин точно слетел бы с катушек. Бар «Форт» помнит его, каким он бывает на грани. Кулаки в кровь, кости в крошево и ярость по венам. Адреналин взорвал спертый воздух, тесно было для драки, жарко, а этот мальчишка рычал, и танец его среди хоровода охотников - страшен.
Твой брат заложил нас… ПРЕДАТЕЛЬ.
И понеслось…. Из бара Дин и Бобби не вышли. Их вынесли. Но и охотникам праздновать победу не перепало.
- Славное побоище, парень, - Бобби, отплевывая кровь, кое-как поднялся на ноги к утру, поднял Дина. В номер они добирались едва не ползком.
- Он. Не. Предатель. – Хрипел Дин.
А ведь у него не было доказательств. Факты неопровержимы – группа охотников готовила большую облаву, продумана каждая мелочь, но с самого начала все пошло не так. Неделя слежки, риска… в итоге – провал, гибель двоих человек. А потом кому-то хватило ума связать концы с концами – исчезновение Сэма Винчестера накануне сражения… слух о том, что приезжали за ним выродки из Прайда, и что не силой его увезли, распространился с невероятной скоростью, будто слух шел с опережением событий, будто…. Дин пытался достучаться до отца: Сэм не монстр, не чудовище, Сэма могли опоить, загипнотизировать, мало ли, до чего они додумались…. Ему, возможно, требуется помощь, его нельзя бросать одного…. У Джона была охота. Джон вышел за дверь и не вернулся после. А Дину уже было не до облавы. В ту ночь они стояли по разные стороны баррикад. Две недели он бился с отчаянием в одиночку. И, если бы не Бобби….

- Там… гляди в оба….
Горячая сила разливается по телу. Дин заглушает мотор. Сомнения отброшены, только уверенность в друге и никаких лишних слов. Они двинулись к дому, стараясь держаться наиболее темных участков. Они действовали, как десятки раз до этого. Приблизиться к объекту, оценить ситуацию, проникнуть внутрь. Это отработано до автоматизма. Поэтому стоит Бобби поднять кулак вверх, Дин замирает, как вкопанный. Оба обратились в слух. Ветер гуляет в кронах высоких деревьев, где-то вдалеке воет собака, может, в соседних домах…. Но здесь, на много миль вокруг, ни единого строения кроме этого добротного егерского дома. Должно быть, в лесу. Вот только вервольфов им теперь и не достает! Бобби глухо ругнулся, ища что-то… или кого-то… взглядом. Ему пришлось прикусить язык, когда в окне первого этажа, прямо напротив, мелькнул свет. Затем погас. И снова вспыхнул. Дин моргнул и потер глаза. Свет снова исчез.
Зато Бобби заторопился. Они прижимаются спинами к стене по обе стороны от того самого окна. Дин не вполне понимает маневр старшего напарника. Сингер предугадывает его немой вопрос, приложив указательный палец к губам. В этот же миг кто-то изнутри поднимает оконную раму.
- Ты?
Бобби отделяется от стены, выпрямляясь и поворачиваясь к незнакомцу лицом. От изумления Дин выгнул бровь. Какого?!
- Твою таки так, - Цедит парень сквозь зубы. – Ты слишком быстрый для старика, Сингер. Залезайте.
Дин следует за ним в окно без лишних вопросов. Не до бесед сейчас. Сингер всегда отвечал за то, что делал. Не припрет же его изменить свои привычки именно в эту холодную ночь.
Они не включают ламп, лунный свет, проникающий в комнату, не дает потеряться во мраке. Да и глаза привыкли.
- Я хотел предупредить…. Не успел. –. Голос парня звучит почти неслышным встревоженным шепотом, он нервно сглатывает, отчего Дин не может разобрать, чей голос он ему напоминает. Присмотрелся. Точно, это же Кайл-Крысёныш – парень лет двадцати, худой, точно щепка. Он приехал на сбор с группой из Канады в тот же день, что и Винчестеры. И, ради всего святого, пусть кто-нибудь скажет, зачем он тут?!
Внезапно по пустым комнатам эхом разносится вой. Скорее скулеж. Собака? Оборотень? От этого звука все трое как-то сжимаются, по инерции пригибаются. Воздух застывает на полвдоха. Кайл зажимает уши обеими руками.
- Не могу больше…. Боже, это должно прекратиться. Они… я просто хочу, чтобы это закончилось… за….
- Эй. – Грубо осекает его Бобби. – Где он?
ОН… Сэмми? Дин вскидывается, подбирается, словно борзая, учуявшая фазана. Палец ложится на спуск.
- В спальне на втором этаже. - Парень кивает в сторону лестницы. – Бобби, их двое. Они не пошли с остальными…. Остались, чтобы… и… Бобби, они….
- Отлично. Ты правильно сделал. – Бобби успокаивающе  кладет руку ему на плечо.
Скулеж повторяется уже более протяжный, пугающий, громкий. Он прокатывается по комнатам волной боли, пока не надрывается, не захлебывается в самом себе, переходит в слабый всхлип. Почти человеческий.
Стало совсем не по себе.
- Что это… к чертям собачьим… такое? – Не удерживается Дин.
- Это он…. - Пояснение Кайла обрывается, и он торопится произнести еще быстрее. – Бобби, уговор….
- Да, прости.
Они действуют, один помогая другому, а Дин, оглушенный внезапным ужасом еще не оформившегося, не обрисовавшегося подозрения, так и стоит посреди комнаты, не смея шевельнуться.
Бобби пристегнул парня наручниками к батарее у окна, тот послушно усаживается на пол и открывает рот. Кляп лишает его возможности даже шептать.
- Уверен? – Наконец поднимается Бобби. Парень утвердительно кивает: он уверен, он знает, что это лучший для него исход.  Точный, отлично рассчитанный удар обрушивается на его лицо. Дин не хочет знать, разбил ли Бобби ему нос, губы или все сразу. Он хочет наверх. Ему неспокойно, как никогда раньше, его почти колотит нервный озноб. Но оружие в руке дрогнуть не должно.
В одно мгновение они на лестнице. Обширный холл второго этажа, справа дверь – ванная, по обе стороны холла еще две двери – спальни. Одна из них приоткрыта, свет желтым киселем выливается через проем в темноту холла. Вместе с голосами. Дин перестает дышать. Сингер подбородком указывает на эту дверь, Дин кивает в ответ. Он понял.
Уже после он не поверит самому себе – он просто отказывается слушать те голоса. Он их слышит, ясно и четко, но что-то внутри его противится их пониманию, блокирует их смысл.
Он проводит ладонью по лицу.
- Не надо….
От этого вымученной, надломленной мольбы сердце пропускает удар.
- Прошу… нет… нееенннндо….
Что-то хлюпает, затем этот невнятный звук сменяется смехом. Смеются двое.
- Будь с ним поласковее, Ал.
- Слышишь, мразь, он говорит, что я не ласков с тобой. Но мы-то с тобой знаем, что нам нравится?
Дин и Бобби переглядываются. Дверь приоткрыта слишком мало, они не видят комнаты, они не видят тех, кто внутри. Ошибка, необдуманная поспешность будет стоить слишком дорого.
- Поставь его на колени.
Лязгнул металл, сдавленный стон отозвался новым приступом смятения в мозгу Дина. Он глянул на Бобби. Никогда раньше он не видел этого выражения на лице друга. Он колеблется. Похоже, он так же, как и Дин не узнает голоса, сломленного болью. Это просто не может быть… Сэм.
Они уже достаточно близко, чтобы обеспечить себе полную внезапность нападения.
- Ну, не будь недотрогой, су….
Он обязан закрыть этот поганый рот!
Дверь едва не слетает с петель. Миг растягивается в бесконечность. Вспышка, гром выстрела, еще один. И еще… еще… еще….
Сколько он пуль успел выпустить в тело? Всю обойму. Сколько затем еще жал на спусковой крючок? Он не помнил. Пружина в нем, закручивающаяся под невероятным давлением последние две недели, наконец, вырвалась, и инерция ее движения оказалась непредсказуемой. Что-то в мозгу щелкнуло, часть его видела, чувствовала, осознавала, другая часть протестовала каждому вздоху. А, может, он и не дышал эти минуты. Не важно. Просто какое-то время он не существовал. Стрелял. А потом глядел на кровавые пятна на полу, на грязном матрасе в углу комнаты, на стенах… особенно на матрасе…. Смотрел на цепи, перекинутые через балки на потолке, на ремни, приделанные к ним, и странно выкрученные запястья подвешенного на них человека. На кровь этого человека. На оголенные провода, протянутые к нему от разбитого торшера. На это невообразимое….
Он не пришел бы в себя, наверное, если бы Бобби не положил ладонь на его 45-й. В глазах: все, теперь все, парень, стоп….
Дин моргнул, уставившись на него. Он не хотел смотреть в центр комнаты. Лучше на Бобби.
- Дин, у нас мало времени.
Он тряхнул головой. Бобби прав, времени мало. Времени, кажется, больше нет. Потому, что, с той секунды, когда он подымет глаза на Сэма, он навсегда изменится. Все его существо уже знает, что случилось в этой комнате. Что происходило здесь каждый день его промедления. Четырнадцать дней…. Он убьет. Начнет убивать каждого, кто участвовал, кто смотрел, кто знал. Он откроет сезон охоты, спустит с цепи своих личных демонов, запертых, казалось, прочнее не бывает, в глубине его измученного сердца. Травля на охотников. Пощады не будет…. И вот сейчас он испугался. По-настоящему. Будто страха до сей минуты им не был испытан ни разу. Кто-то щелкнул пальцами и… вот он, пожалуйста, как вспышка, как атомный взрыв внутри клеток его тела.
И среди оглушительной тишины в его почти контуженном мозгу начинают расти звуки: Бобби что-то говорит, мужик – один из двух, тот в которого стрелял Бобби и который валяется на грязном матрасе с простреленным коленом – вопит что-то нечленораздельное; второй, путаясь в спущенных камуфляжных штанах, корчится у его ног, изгибается в позе похотливой креветки и скулит, скулит протяжно, навзрыд, а его ладони цепляются за оторванную выстрелом – одним из многих, что успел всадить в него Дин, – часть джентльменского набора. Кровь хлещет между сомкнутых пальцев, течет их простреленных ног, плеча…. Дин не целился в него толком, просто нажимал на спуск, чтобы унять собственный крик. Он сделал это. Он хотел бы закончить это. Здесь и сейчас. Немедленно.
Сингеру пришлось отвесить ему пощечину. Еще одну. Прежде, чем глаза Дина прояснились на столько, что он смог разобрать слова:
- После, Дин. Не сейчас. Сэм….
И в этот миг Дин проснулся.
Густая, тягучая пелена ярости порвалась перед ним, и он выпал в реальность. Звуки, запахи, боль – все разом. На счет «три».
- Сэ-эм… – Эхом повторяет он и бросается помогать Бобби.
Тот уже рядом с обнаженным человеком, стоявшим на коленях посреди комнаты.
Это Сэм….
 Руки его – каждая стянута ремнем на запястье – разведены в стороны, как на распятии. К каждому ремню пристегнута цепь, закрепленная на кольцах, вбитых под потолком на противоположных стенах, и дальше опущена на крепеж из таких же колец у пола. Ремни так сильно впились в запястья, что кожа под ними полностью стерлась в кровавое месиво. Он боролся! Конечно, разве могло быть иначе?! Он никогда бы не предал, не пошел бы на сговор добровольно.
Бобби и Дин, не теряя времени на застежки ремней, просто срезают их с цепей, и подхватывают Сэма, не дав ему завалиться вперед. Даже это незначительное касание вызывает протест пленника. Такой слабый, беспомощный и жалкий протест, паника затравленного зверька, которого высвобождают из капкана. Он забился в крепких руках, то ли рыча, то ли скуля.
- Нет, нет, нет, парень, не отпускай его. – Предупредил Бобби. – У нас нет времени. Они вернутся….
Дин согласно кивает. Они успеют осмотреть раны после, когда выберутся из этого упырьего гнезда. Главное – сердце Сэма бьется. Дин ощущает его бешенные удары под своей ладонью. А еще что-то мокрое, липкое…. Он скрипнул зубами.
Сэмми, держись, брат….
Он не понял, как они оказались на улице. Только Бобби отпускает Сэмми, закутанного в грязное одеяло, чтобы бежать к Импале, оставленной в укрытии. Приняв на себя вес брата, Дин удивился, каким же легким тот оказался. Нехорошие мысли вновь зароились растревоженным ульем. И злость. Злость на собственную безалаберность – они же были в этом доме! Дважды!!! В день приезда они зашли познакомиться к Дэймоном Хартом – инициатором облавы. И на следующий день после «предательства» Сэма – тогда Дин едва сдерживался, чтобы не вцепиться Харту в глотку и не свернуть к чертям его башку. Сэмми предатель?!
Он же были в этом чертовом доме!!!! Он был в двух шагах от брата, мог помочь и не сделал ничего, кроме как давиться немой яростью.
Он удобнее перехватывает брата поперек груди, пальцы скользят, и Дин только выдыхает:
- Боже, помоги…. Сэмми, Сэмми….
Бобби, наконец, подгоняет машину, помогает братьям забраться на заднее сидение. Дину сейчас не до принципов, ему сейчас вообще не до чего, и он позволяет Бобби вернуться за руль. Да он вообще не замечает Бобби, пока тот не заговорил, глядя на Дина в зеркальце заднего вида.
- Мы успеем, Дин. Седой приготовил для вас убежище, все подготовил. У них там неплохой лекарь…. Эй, сынок!
- Да? – Зеркало ловит беспокойный взгляд зеленых глаз.
- Говорю, спрячем вас….
- Бобби… у него пульс… пропадает….
- Мы скоро, скоро. Надо, чтоб продержался.
И Бобби давит на газ, выжимая скорость из машины, словно алкаш последнюю каплю из бутылки виски.
Дин пытается растереть плечи брата под одеялом. Даже под тканью ощущает жар тела.
- Слышишь, малыш? Надо продержаться. Совсем немного. Уже все, теперь ты в безопасности, теперь никто тебя не тронет, обещаю, обещаю…. Слышишь?
Из приоткрытых, разбитых губ Сэма вырывается хрипящий стон, тело выгибает внезапная судорога. Кажется, лишь сильные руки старшего удерживают его по эту сторону мироздания. Пусть и в беспамятстве, но все еще здесь, среди живых. И Дин не разожмет пальцев.
Он не следит за дорогой, взгляд прикован к изможденному, перепачканному запекшейся кровью лицу младшего. Он просто доверяется Сингеру. И тот не подвел.
Сколько прошло времени в дороге – вечность? Две? – не сообразить. Дин реагирует лишь на замерший вмиг мотор, и ногой едва не вышиб дверь. Благо, Бобби успевает открыть снаружи.
Дальше, словно в тягучем кошмаре – какой-то туннель, тусклые газовые лампы под сводами, бегущие к ним на встречу люди, голоса. Кто-то пытается перехватить тело Сэма из его рук, но Дин только скалится и почти рычит – сам, он сам…. Кто-то подхватывает ноги Сэма, нести становится намного легче, шаг ускоряется почти до бега.
Все происходит, будто в двух временных отрезках, параллельно. Все слишком медленно и в то же время невероятно быстро. Он не успевает ничего осознавать. Мозг отказывается выполнять обычный анализ, не подчиняется и бунтует, вцепившись в единственную мысль, точнее имя – Сэм.
А затем свет – намного ярче того, что был в туннеле – почти ослепляет. Это комната…
- Сюда. – Незнакомый голос. Дин привычно подчиняется командному тону и с опозданием на пару секунд все же заставляет себя поймать взглядом гибкую, сильную фигуру женщины.
- Обмотай… пристегивай….
Голос ее – уверенный, твердый и неприятный. Напротив, через стол, на который уложили Сэма, Бобби обматывает запястье брата чистым полотенцем, стягивает на нем ремень и застегивает. Ремень…. Дина мутит от звонких пощечин памяти, хлестнувших картинками из дома Харта. Сэм, растянутый на ремнях…. Но он подчиняется этой странной женщине и Бобби, который таким же образом фиксирует на столе щиколотки Сэма. Его пальцы касаются запястья Сэма…. И замирают. Он много видел ран. На теле Джона, на теле Сэма, своем, других охотников, жертв. Их семейный бизнес предполагает крепкие нервы завсегдатая анатомического театра. За девятнадцать лет, добрых пятнадцать из которых проведено на поле боя, глаза привыкли. Не сердце. Вот и сейчас, оно ухнуло в самый пол при виде этих повреждений. Кровавое месиво на запястье, рваная дыра на тыльной стороне ладони и пальцы… выломанные, кажется, в каждой фаланге. Каждый палец. Ни вервольф, ни оборотни, ни призраки, ни штрига, ни баньши, ни вамп – никакая самая матерая нежить не оставляла ТАКИХ следов. На ТАКОЕ способен лишь… человек. Зачем это?
Дышать стало невмоготу.
Плечом Бобби оттесняет застывшего Дина от стола, берет из его рук полотенце.
- Сядь.
Дин отступает еще на шаг, упирается спиной в неровную, шершавую стену, сползает на пол, подобрав колени к груди. Он знает, люди – не лучшее, что ходит по земле. Подлостей испробовал на собственной шкуре немало. Но сейчас его мир шатается палубой корабля в десятибалльный шторм, грозя или его за борт кинуть, или щепками рассыпаться. Его ум и его сердце не хотят вместить единственную причину, объясняющую то, из-за чего его брат мог получить эти раны. Сэма… пытали?
Женщина склоняется над пациентом. Дин с пола видит ее и Бобби. Всплеск воды – должно быть, с тела смывают кровь. Так и есть. Дин смотрит, как со стола на каменные плиты пола потекли красные струи, собираясь в водосток. Парень запускает дрожащие пальцы в коротко стриженные волосы и отворачивается. Справа от него приоткрытая дверь другой комнаты: открытый очаг, выложенный грубо обтесанным камнем, огонь трещит на свежих поленьях, рядом устроена постель; мягкие шкуры покрыты чистой льняной простыней. Здесь, действительно, готовились к их приезду?
Вдруг у стола останавливается еще пара ног.
- Забери его отсюда.
Голос женщины окончательно вырывает Дина из оцепенения. Она это о нем?
- Останусь. – Он уже на ногах, взгляд ясный, жесткий. Теперь он выше ее на голову, быстро, привычно улавливает ее образ. Азиатка, лет сорока-пятидесяти, седые пряди среди смоляных волос, собранных резным костяным гребнем на затылке, глубокие, уродливые шрамы на правой стороне лица, на шее уходят ниже, под ворот блузы. Дин и женщина смотрят друг на друга меньше минуты. Сильные, упрямые, цельные, как монолит, равные.
- Смени воду. – Коротко приказывает она. Не Дину, тому, другому. Сингер промакивает руки полотенцем. Он собирается с мыслями, прежде чем обратиться к Винчестеру:
- Нет, сынок. Мы подождем снаружи. Надо еще кое-что…уладить.
Дину дважды повторять не требуется. Он хороший солдат.
На пороге он кидает последний взгляд на тело брата, над которым теперь трудятся двое незнакомых ему людей – людей ли? – и, скрипнув зубами, торопится за старшим другом. У них еще есть дела. Неотложные, важные. На ходу он перезаряжает 45-й и возвращает обратно за пояс.

Том Эдингтон пропал вечером. Его видели на стоянке, видели в баре. Он не был человеком замкнутым, что делало ему честь – при его-то работе! Добродушный здоровяк. Не одиночка, каких тут много. Никогда не работал без группы. Любитель, но парень надежный.
А до него еще Виллоу, МакГарди, Каллиста и Александр Киприоты. Это за две недели.
Тело Тома нашли на горной дороге. По наводке. Говорят, кто-то из Прайда звонил Харту. Опознали здоровяка по остаткам татуировки на лысом черепе, половину которого просто снесли чем-то обоюдоострым. После того как убитого привезли в лагерь кое-кто решил паковать вещи.
Немного разрядило обстановку событие из разряда чудес – возвращение близнецов Джефферсонов. Мальчишки числились пропавшими больше недели. Возвращение, надо сказать, наделало шума, однако, дом Джефферсонов тут же превратился в неприступную крепость с заколоченными ставнями. Здесь на отрез отказывались принимать гостей, охотников же встречали с браконьерскими обрезами в руках глава семейства и его старший брат. Расспросить мальчиков о случившемся оказалось невозможно.
Лагерь погрузился в напряженное ожидание. Мужчины, женщины – немногим меньше полусотни – точили ножи и тщательно изучали карты местности. Дэймонд предпринял только одну масштабную вылазку в лес, не принесшую, однако, никаких результатов, прежде чем вернулись те, кто поспешил отчалить двумя днями раньше. Они не смогли выбраться из заповедника – камнепад просто стёр проезд через перевал. И там был кто-то… что-то…. Беглецы вернулись в лагерь с бьющемся в истерике раненным Прувером и телом убитого Чарлза Гилди. Последнего тем же вечером кремировали.
Лагерь в сосредоточенном молчании начал готовиться к глухой обороне.

[quilty]

- Ну, что, сержант, с возвращением во Вьетнам….
Джон смерил Харта взглядом. Боже, о чем говорит эта тварь? Его сын, его Сэмми, сейчас, возможно, мертв, возможно, брошен в овраге, как последняя падаль на съедение диким зверям. Какой к чертям Вьетнам?!
Винчестер молчит, упершись обеими руками в стол, заваленный картами и книгами. Он позволил Сэму действовать. Он сам отпустил его. Он так же стоял в ту ночь, стоял и просто смотрел, как его ребенок уходил от номера мотеля, чтобы….
- Твой пацан наломал дров, а ты приберешь за ним. Я поручился за тебя перед своими, так, что… подведешь меня….
- Ага, рыпнешься, Винчестер, и ни один из вампов не успеет до тебя добраться.
- Видишь, все по чести. Мы берем тебя в команду, но отстругать тебе конечности здесь уже очередь собралась. Так, что решай.
Харт глотнул виски.
По чести, говоришь? Ну, ну, только время дай. Совсем немного. До полуночи. Волна гнева поднимается до кадыка, и Джон ее сразу гасит. Не сейчас. Не здесь. Не так.
- Я все сказал. - Чеканит Джон.
- А как на счет твоего старшего? Дин…. Он, похоже, к братцу прикипел не по-детски. – Не уймется никак охотник из группы Харта. – В «Форте» набезобразничал. Истерику какую-то развел…. Вторую неделю землю мордой роет: верните мальчика…. Хнык-хнык…. Кто вернет наших?!
- Заглохни, Мэйс, - Рявкнул Харт. Он продолжает изучать Джона, ему интересна, занятна его реакция, будто он, наконец, нашел достойного напарника… или противника? - Ты не удержал своих щенков на привязи, сержант, такое бывает. Я уважаю твои родительские чувства….
- Ты либо говори, либо песни пой, Харт, - Не сдержался Джон, резко выпрямившись. – К чему ведешь?
- К тому, что после Эдингтона младший твой, Дин и Сингер – не охотники, они – цель. Это понятно?
Ответ расслышал каждый, кто находился в комнате.
- Да.
И каждый, кто находился в комнате, солгал бы, если бы сказал, что поверил ответу снайпера, смотрящего на своего корректировщика в прицел, охотника, метнувшего нож в напарника, отца, вставшего против его детей. Но ни один мускул не выдал его сердца. Даже хищный прищур Харта не распознал большего, чем Джон позволил. Это выводило из равновесия, как удар молотка по коленному суставу. А выведенный из равновесия, падающий на колени Харт – это не то явление, которое возможно квалифицировать мирными категориями. Если вы слышали о Хиросиме, значит, вы вполне способны представить Харта в гневе.
Только в этот раз трое его приятелей-охотников напрасно потянулись к ножам. Гнев Харта не успел разгореться на столько, чтобы принять форму угрозы. В комнату ворвался Мэт – четвертый в группе Харта, смешав общее напряжение.
- Дэймонд, на наших напали!!!
Его голос разорвался петардой в тишине комнаты. За оружие схватились все разом. Один живой организм, ощетинившийся ножами, мачете, пистолетами – у кого, что было с собой. Глухо лязгнули фляжки святой воды.
- Ты что городишь?
- Ввалились в дом, вырубили Крысеныша… Шустрый и Гора ранены. До больницы-то ведь не доехать…. Дьявол, Харт… они забрали…..
- Пасть захлопни!!! – Рявкнул внезапно Харт. – Раскудахтался, точно баба на сносях….
Он подумал, украдкой обменявшись многозначительными взглядами со своими.
- Едем. Заканчивайте здесь. Мы присоединимся в полночь, в точке сбора. Джон, ты с нами?
- Мне надо забрать ружья из номера. – Отозвался Винчестер.
- А я думаю, ты все же с нами.
- Сказал же, я без оружия.
- У меня парни не жадные, поделимся как-нибудь.
Джону хватило тех секунд, которые значили нечто важное для Харта и его псов. Понять их раздражение, испуг, понять перекличку острых взглядов у него хватило опыта и разума. Эти люди, не вызывавшие у него и тени симпатии, практически открылись перед ним. Сомнения, если и оставались, то исключительно формальные. Из-за чего могли они так всполошиться? Что такого ценного могли забрать из их дома? Кто? Но Джон-то уже знал, знал тремя часами раньше, что должно было произойти в уютном егерьском домике этой ночью. Он говорил с тем мальчишкой – Кайлом. Он приложил все силы, оставшиеся еще в его теле и в его душе, чтобы только удержать себя от необдуманных действий. Чтобы не завалить окончательно план. Он позвонил Эллен, но трубку подняла Джо. Объяснять пространно времени не было и он оставил простое сообщение для Бобби – заберите посылку из охотничьего дома. Сейчас. Немедленно! Бобби бы понял. Они обсудили коды в самом начале. И цепь замкнулась. И привела его к тем, кто был под подозрением с самого начала. Умница, какой же ты умница, Сэмми…. Доказательства ты доставил прямо в руки.
Поймав на себе пристальные взгляды, Джон принудил себя успокоиться, никому не будет лучше, если он сам выдаст себя неразумной паникой. И как бы ни был велик соблазн тут же устроить бойню, уложить всех и каждого зале и броситься, сломя голову к сыновьям, он… удержал эмоции в узде. Как и всегда.
«Зараза!» - Мысленно отвесил себе пинка Джон. Ему теперь придется держаться группы Харта при любом раскладе.

- Я тебя очень внимательно слушаю.
Это звучит в тональности приказа. Дин сжимает окровавленными руками кружку горячего кофе.
Сэм так и не пришел в себя. Дин так и не сказал ему ни слова. Все слова оглохли, онемели. Все обесцветилось, потеряло смысл. У него есть только один сумасшедший вопрос – что он пропустил? Его брат, его Сэмми, истекает кровью, брошенный в незнакомом месте, среди незнакомых людей – и вновь – людей ли? – и это после двух недель пережитого ужаса. После двух недель отчаянных поисков, рвущих душу в лоскуты. Бобби, объявившись из ни откуда просто приводит его в тот дом, и они делают работу чисто, аккуратно, продуманно. Повезло?
- Бобби, ТАК не везет. Что это было?
Сингер морщится, теребит потертую бейсболку, смотрит куда-то мимо, то на свои руки, то на свои ботинки – куда угодно, только не на Дина.
- Эй, я съехал крышей, и сам с собой разговариваю?
- А-а, чтоб оно!… - Тянет Бобби сквозь зубы. Вынужденное раздражение и боль сливаются в одно. – Не я тебе должен был рассказать.
- Что рассказать?
- Все пошло не так с самого начала…. Плохой, плохой был план. Мы говорили ему, пытались удержать – впустую! Ты же его знаешь, Дин…. Втемяшится что…. Прости, Дин… Прости…. Джон знал, ты не простишь.
Дин покосился на старого друга. Эк его, понесло! И ведь ни слова не разобрать. Однако возникла стойкая такая убежденность – не подвела интуиция: от него скрывали нечто важное, нечто, едва не стоившее его брату жизни. К тому же, причастность Джона только что доказана.
Дин, кажется, больше не был уверен, что хочет знать правду. Да вот сам напросился.
- Дин, твой отец никогда бы не пошел на это, если бы ни…
- Если бы ни что, Бобби?! – Взревел Дин. – Что?! Если бы ему не захотелось пострелять дичи вместе с засранцем местным шерифом? Если бы ему не захотелось в очередной раз бросить меня в воду и посмотреть, выплыву ли я? Бобби, я многое от него сносил. Ты знаешь. Никогда не задавал вопросов, никогда не требовал объяснений. Но, как, к чертям собачим, я должен молча проглотить эту вот муть?!… Во что вы оба, кретины старые, втянули Сэма? – После короткой паузы. – Отвечай мне или, клянусь, Сингер, пристрелю нафиг!
Никогда до этой ночи Дин не позволял себе непочтительно говорить с Бобби. Не из-за страха. Из-за уважения. Старший сын Винчестера уважал немногих живущих, и большинство из них он знал лично. Однако сейчас он барахтался где-то на пределе моральных сил и его принципы несколько затуманились. Боль притупила их. Дин предоставил Бобби, все основания рассердиться и даже наподдать ему по первое число, но, видно, не зря заслужил старый друг семьи уважение. Дина он понимал, принимал и любил. Даже слабым, потерянным, в боли, в страхе, в отчаянии.
- Не мы его втянули, Дин. Это целиком его план.
Дин удивленно выгнул бровь.
- Джон пытался остановить его. Он угрожал, умолял….
- Что за план?
- В день вашего приезда, шериф Харт со своими парнями привез в поселок еще один найденный труп.
- Помню, они как раз напротив нашего номера остановились. Седой едва под колеса к ним не кинулся, божился, что его Прайд не причастен к убийствам в округе.
- И ему, разумеется, никто не поверил. Слово шерифа, слово охотников против слова фриков, чумных, бывших наркоманов. Их община никогда не нарушала спокойствия в поселке. Но наша цивилизация не терпит соседства уродов. Эти слухи… ну, о том, что в общине проводят эксперименты по пересадке органов, по регенерации кожи….
- Бред сивой кобылы!
- Да, это ты теперь знаешь, а Сэму пришлось хорошенько покопаться, чтобы концы с концами свести. Двенадцать трупов за девять недель – для кого угодно веское основание жахнуть напалма в логово странных типов, пусть даже вся их вина в физическом дефекте.
- Их подставляли. И Сэм нашел улики?
- Да, нашел.
- Твою же!….
- Но ему не доставало убедиться в правильности своих выкладок. Если бы он упустил хотя бы одного выродка, замешанного в этой бойне, не довел бы дела до конца, люди не были бы в безопасности. Он говорил, что убийцы работают группой. Да и близнецы эти, Джефферсоны, дело порядком усложняли.
- Не сверхъестественное. Так я и думал! Охотники зря теряют время и людей.
- Ночью перед исчезновеньем Сэм просил Джона и меня выслушать его версию.
- А мне сказали, что отправляются в книжный магазин!
- Ну, они не соврали, мы там и встретились.

Дождь льет немилосердно. Возможно, здесь всегда льет дождь, и удивительно, как маленький поселок, зажатый между гор, до сих пор не превратился в красивое озерцо. Четвертые сутки охотники, прибывшие на место сбора, сидят без дела. Местный шериф, созвавший их на облаву, сидит без дела. И полторы тысячи местных жителей тоже сидят без дела.
Когда одинокая фигура торопливо пересекала улицу от мотеля к лавке сладостей, а от нее дальше через ряд ухоженных домиков к книжному магазину, случайный свидетель этой сцены решил бы, что это горький пьяница, не утерпев, плюнул на ливень и впопыхах перепутал бар с магазином. Но в окна никто не смотрит.
Высокий человек, низко надвинул капюшон пайты на лицо, передвигается, петляя между лужами. Он худ и как-то нескладен. Однако движения его уверенные, ловкие. Он в один шаг переступил сразу три ступеньки и оказался на веранде, окружающий магазин.
Звякнул дверной колокольчик, оповестив о приходе гостя, и двое мужчин у прилавка обернулись к вошедшему. Тот запер дверь на замок, повернул табличку надписью «Закрыто» и задернул шторку.
- Я долго не мог связать концы с концами. Вымудрень сплошная. Пока не натолкнулся на одну вещь. Келли….
- Эй, Сэмюэль Винчестер, а здороваться уже не обязательно?
Парень откинул за спину промокший капюшон. Легкая улыбка тронула его губы.
- Прости, пап…. Добрый вечер. Бобби, когда ты приехал?
- Сегодня. Рад видеть тебя. – Бобби дотянулся до его лохматой макушки и потрепал волосы. – Ну, ты и вымахал за эти месяцы!
- Хорошо, что ты с нами.
- Старик, представь, этот парень постоянно читает. В его-то возрасте. – Джон потер затылок, поняв, что сболтнул не то. Если кто и читал больше чем его отпрыск, то это был именно Бобби Сингер. Какая ж из него помощь в отцовских переживаниях? Да и книжный магазин – не самое подходящее для его речи место. Он взглянул украдкой на младшего, чтобы убедиться, не воспринял ли тот его шутливую остроту слишком близко к сердцу, и сменил тему:
- Ладно…. Что ты нашел?
Глаза мальчишки загорелись, он как-то весь подобрался, распрямился, точно борзая, взявшая след:
- Здесь не наша работа. Здесь серийный убийца. – Выпалил он. К реакции на эту версию он, должно быть, подготовился заранее, потому, что, когда Джон набрал побольше воздуха в легкие, дабы объяснить сыну свое видение проблемы, Сэм его опередил. – Келли!
- Сэм, я здесь….
Из-за стеллажей показалась девушка. Копна рыжих волос, очки в красной стальной оправе, сколько ей? Лет семнадцать, восемнадцать? Джон еще раз напомнил себе – нельзя недооценивать то, что вызывает у тебя улыбку. Будь то белые и пушистые зубастики или цветастые клоуны. Хотя бы по причине наличия пяти рядов зубов в придачу к скверному характеру у первых и вместительной способности карманов, в которых, при желании можно и снайперский комплекс на детскую площадку протащить, у вторых. Старый параноик! И – да, кстати, - с каких пор Сэмюэль не краснеет при девицах?
Девушка, по-хозяйски юркнула за прилавок.
- Я искал городские легенды, а наткнулся вот на это.
Келли достает из-под прилавка увесистую кипу альбомов, переплетенных грубым шпагатом. Потертая обложка украшена тесненными золотом буквами «Закон».
- Закон? – Удивился Бобби.
- Сэм, мы уже говорили о университете, и ты….
- Подожди, пап…. Это не справочник абитуриента.
- Уж поверьте сыну, мистер Винчестер. – Встревает в разговор Келли. Она в отличие от Сэма не взволнована. Она… напугана. Бобби замечает дрожь ее тонких пальцев на обложке. А потом она поднимет на мужчин взгляд полный страха и надежды одновременно. – Сэм уверил меня… никто об этом не узнает.
- Так, молодняк, давайте по-английски…. Хотя бы по порядку. У меня найдется минутка услышать вашу историю. Итак, Келли….
- Келли Дюваль.
- Те самые Дюваль, которые погибли два года назад? Среди охотников ходили слухи….
- Да, мистер Сингер, это магазин моих бабушки и дедушки.
Сингер понимающе кивнул. Распространяться о подробностях смерти не было необходимости – о похищении «Книги Седьмой печати» не знал разве, что самый ленивый или самый глухой охотник. Даже Джон, помнится, проникся.
- Мы специализируемся на редкой литературе, антикварной книге, справочниках, рукописях и оригинальной иллюстрации. У дедушки была особая клиентская сеть. Бабушка занималась экспертной оценкой. Сюда часто попадают качественные подделки – в нашем бизнесе полно желающих срубить большой куш.
- Знали бы вы, чем здесь растапливали камин. – Хмыкнул Сэм и на немой вопрос Бобби ответил. – Некрономикон, весь Лавкрафт, Джон Ди, Френсис Бэкон. Оригиналы.
Сингер присвистнул, на что Келли лишь пожала плечами.
- У нас есть свои принципы. Вы охотитесь на монстров. Мы тоже охотимся на них. Мы отыскиваем черные книги по всему миру. Что-то охотники привозят, что-то дельцы-коллекционеры, пострадавшие от своего инфернального увлечения.
- Инквизиция. – Заключил Джон без тени сарказма. Девушка без намека на обиду кивнула утвердительно:
- Наш род идет от Франсуа Дю Валль – одного из рыцарей ордена доминиканцев. Он стал свидетелем бесчинств, творимых теми, кто использовал имя и власть инквизиции в своих целях. Мерзавцев ведь во все века хватало. Он ушел, его обвинили в предательстве, искали, но ему удавалось скрываться достаточно долго, он вернулся в семью. С тех пор у нас этот бизнес. А вот это, - Она приложила ладонь к обложке. – Это уже часть моей истории. Как я понимаю, она каким-то образом связана и с вами.
- Ну, насколько я помню, в нашем роду никого нет из ордена доминиканцев, - Джон всегда был скептиком, но порой Сэм просто отказывался понимать, зачем отец старательно игнорирует очевидные факты. Его упрямство разлеталось вдребезги только, если налетало на гранитную стену очевидности. Часто в последний момент. Часто это стоило семье больших неприятностей.
Келли ответила с невозмутимостью, достойной его скепсиса:
- Вы приехали за монстрами, не так ли? Я покажу вам монстров.
С этими словами девушка раскрыла альбом и повернула его к гостям. Джон и Бобби уставились на вырезки из газет, фотографии, сделанные на обычную камеру и на Полароид; девушка листает страницы, наполненные снимками, записями и статьями пока Джон, наконец, не остановил:
- Достаточно.
Он отшатнулся от прилавка. Провел ладонью по лицу…. Кровь. Тела. Тела в крови…. Воспоминания далекой чужой войны и собственная боль. Снова и снова. Вспышками взрывают мозг, сердце, лишая возможности дышать. Сингер тоже не выдерживает, отводит глаза.
- Откуда это у вас, мисс?
- Это… моего жениха... Генри. На самом деле, вот за этим, а не за «Седьмой печатью» приходили те, кто убил мою семью.
- Генри нашел убийц?
- Он нашел их всех. Это была его охота. И он не справился.
- Мерзость, такая мерзость…. – Проговорил Джон. Ему с трудом удалось унять дрожь. Надо было успокоиться, подумать. Надо решить, что делать с этим открытием. Но сначала затолкать растревоженные воспоминания обратно, в самые потаенные уголки души. Вьетнам… Он видел много плохого, он делал много плохого. Но то была война. И даже тогда он знал – цель никогда не оправдывает средства. Никогда. Как же подобное могло происходить, если к виску не приставлен револьвер, если никто не вырезает тебе сердце тупым ножом из груди, если на голову не льется напалм? Как?!
- Сколько времени это продолжается?
- Судя по уликам, собранным Генри, это не прекращается с 89-ого. Тогда Харт вернулся из Вьетнама.
- Задержался он там.
- Да…. Он получил должность шерифа. Сначала все было тихо. Ветеран войны, его уважали. Потом не вернулся с охоты отец Генри.
- С него все и началось?
- Нет… думаю, еще раньше. Здесь есть запись разговора с одним из сослуживцев Харта. – Она порылась в бумагах, нашла страницу и повернула к Бобби. – Это объясняет, почему он тянул с возвращением в Штаты.
- Ублюдок! – Сингер прикусил язык. – Прошу прощения, мисс.
- Не за что извиняться. Он охотится на людей так же, как люди охотятся на оленей. Он настолько поверил в свою безнаказанность, повесив на грудь значок шерифа, что в его безнаказанность поверили и все в округе.
- Поэтому люди молчат?
- Поэтому. Поселок маленький. Каждый знает каждого. Никто не хочет проблем. Удобнее ничего не замечать.
- Даже убийства детей?! – Вспыхнул Джон.
- Мистер Винчестер, я не защищаю своих соседей. Я хочу, чтобы это закончилось.
- Да…. – Согласился он, опустив голову.
- Отец, мы должны предупредить остальных. – Предложил Сэм. - Мы все в ловушке, устроенной этим выродком. И он намерен вырезать охотников. Одного за другим.
- Остается только понять, зачем? Сдались ему эксперты по нечисти. – Недоумевет Бобби.
- Может что-то личное? – Девушка остановила вопрошающий взгляд на Джоне. Тот поймал ее вопрос, понял намек:
- Я? Не-еет, я не пересекался с ним раньше. Ни здесь, ни во Вьетнаме, никогда.
- Тогда с кем-то из его компаньонов?
- Нет…. Не думаю. Уверен, что… нет…. Никто из них не служил. Точно. А из охотников кроме меня армейских нет.
- Значит, он каким-то образом узнал о нашем бизнесе, решил, охотники интересная добыча, игрушка достойная палача. – Предположил Сэм. – Так или иначе, это надо остановить.
- Откроем охоту на него? Он не призрак, не вамп…. Он государственный служащий, Сэмюэль. Он и его помощники. Даже, если мы выведем его на чистую воду, нам не поверят. Мы – изгои, бомжи, почти преступники. Каждый из нас. Официально.
Сэм и Келли многозначительно переглянулись. Минута тишины отражается догадкой в голове Джона:
- Так, выкладывайте, вы оба. – Тон его делается жестким, более жестким, чем обычно, когда он был встревожен.
- Ну… у меня есть план….
- Кто бы сомневался!
- Бобби, мне вообще-то твоя поддержка требуется, а не сарказм.
- Молчу, молчу….
- Люди напуганы. Но они не встанут против только потому, что никто не отважится поднять голову первым. Правительство не поверит нам, значит, надо заставить поверить жителям поселка.
- Как?
- Изначально, план Харта состоял в том, чтобы собрать здесь ловцов нечисти, устроить себе сафари на человечину. Приманкой послужила община хосписа. Наркоманы после реабилитации, умирающие от рака бездомные, нищие, выброшенные на произвол судьбы докторами и страховщиками, калеки и уроды, наводящие ужас на обывателей – списать на них похищения людей – ход ловкий, да вот только не надежный. Седой – тоже не вамп, каким его рисует психопат-шериф, и он далеко не дурак. Местные это понимают не хуже моего. – Келли утвердительно кивнула версии Сэма. – Охотники верят сказкам шерифа до тех пор, пока не натыкаются на неопровержимое….
- И тогда их загоняют и убивают.
- Пока Харт уверен в своей неподсудности, у нас есть время выяснить, где он удерживает своих жертв, и кто ему помогает. Оставим на свободе хоть одного из них – потерпим поражение, убийства продолжатся. Спугнем Харта, произойдет непоправимое. Близнецы Джеферсонов все еще числятся пропавшими. Думаю, они еще живы. Может, заложников и больше.
- Разумно. – Поддержал Джон. – Шерифу трудно было бы играть, не имея козырной карты в рукаве.
- Кстати, он хочет тебя в команду со дня вашего знакомства, отец. С минуты, когда узнал татуировку части у тебя на руке.
- Я снайпер – не маньяк. – Вскинулся Джон. И тут же понял, куда клонит младший. Он убивал людей. Много людей. Пусть на войне, пусть мотив был иной, нежели удовлетворение извращенной потребности в чужой крови – он привык к этой работе, он был чертовски в ней хорош. – Отлично!
- Знаю. Я знаю. Бобби знает. Харт не знает. Пап, он псих, больной на всю голову. Он думает другими категориями. Он устроил себе персональную локальную копию Вьетнама. Он видит в тебе солдата, который стоял на той же земле, который дышал тем же воздухом, тем же огнем ненависти, и который пойдет с ним против любой армии мира. Давай воспользуемся этим его заблуждением.
- Предлагаешь, затесаться в его ряды?
- Именно. Мы не можем доверять никому, кроме семьи – ты всегда так говоришь. Сузим круг участников операции, меньше риска. Заставим открыться и спровоцируем на финальный шаг. А для начала отвлечем его от детей. Переключим его внимание на новую жертву.
- И кто, интересно знать, утвержден на главную роль мясной тушки? – Съязвил Бобби, которому все больше не нравился план. Идти один на один с упырем, в команде крушить вампирское логово или встать стеной против зомби – пожалуйста. Он никогда не пропускал приличной драки. Совсем другое дело, когда его лучший друг собрался в гости к шизанутым отморозкам, а его сын…
- Себя.
- НЕТ. - В один голос поставили точку в плане Сэма Старший Винчестер и Бобби. Они надеялись, что «нет» прозвучало достаточно авторитетно.
Они ошиблись.
- Пап, ты не понял, у нас уже не то положение, чтобы пререкаться. Нас… заказали. Мы следующие.
- ЧТО?! – Вновь вместе.
Сэм устало опускается на табурет. От его красноречия зависит слишком многое. А отец не прошибаем. Безопасность Сэмми…. Это уже не просто давит, раздражает или злит. Это становится опасным.
Инициативу перехватывает Келли:
- Как, по-вашему, шериф планирует в команду заполучить снайпера-специалиста?
- А откуда такая осведомленность о его планах? – Парирует Джон.
- Сомневаетесь в моих словах?
- Хватит. – Резко встает Сэм. – Нет времени.
- Ваши сыновья – единственный способ добраться до Вас, мистер Винчестер. Он воспользуется им. Сэм засветился в библиотеке, затем прямиком направился ко мне – для них это повод начать беспокоиться. Меня не трогают лишь потому, что шерифу не выгодно превышать лимит по «мокрым делам» среди местного населения. Значит, устранять начнут Сэма, Дина, мальчиков Джефферсонов. Местные снова заткнутся, притихнут. Гибель мальчиков спишут на все тех же общинников хосписа. Это добавит масла в огонь, да и вас подстегнет сотрудничать, хоть с самим дьяволом, чтобы отомстить за смерть детей.
- Моя вина, я слишком долго решал задачу, не заметил решения, а ведь оно все время было перед самым моим носом.
- Это она тебе дала подсказку?
- Нет. Не Келли. Седой. Я говорил с ним. Пока вы с Дином прочесывали лес.
- Ну, мальчик… - С нарастающим гневом протянул Джон. Он и не догадывался, насколько непредсказуем его младший. Безобидный, тихий книгочей. Ага, как же! Надо будет начать приглядывать за ним в оба глаза.
- Я верю ему, отец! Он не вамп! У него лицо сгорело в пожаре, это ведь не делает его злодеем. Он сказал, чтобы я заглянул в гараж шерифа.
- И ты заглянул….
- А ты бы поступил иначе, Бобби? Конечно, я сделал это. Шериф прячет такой же пикап, как у Седого. С идентичными номерами.
По выражению лица Джона стало понятно – лёд сломан. Снова повисла тишина.
- Я не могу позволить тебе участвовать в этом. – Наконец прозвучал голос Джона.
- Я уже участвую.
- Боже! Сэм… нет. Мы с Дином разберемся….
- Нельзя Дину, пап. Они убьют его сразу. Он не знает и половины. И себя погубит, и заложников. Он будет полезнее здесь. Кроме того, они не видели его сейчас с нами. Он должен до времени остаться на нейтральной полосе.
- Они следят за нами?
- Прямо сейчас. Да. – Ответила Келли. Сэм же опять не дал отцу заговорить.
- Часовой механизм запущен раньше, чем вы вошли в магазин. У нас есть всего один шанс не вляпаться еще глубже и решить проблему. Инсценируем милую семейную разборку. Вы уходите, громко хлопнув дверью. Утром к нашему номеру подъедет тот самый пикап, я выйду к ним. Так вы узнаете лица хотя бы нескольких ублюдков. Охотники решат, что я переметнулся на сторону врага. Отец, ты эту легенду подтвердишь. Это обеспечит тебе место в группе Харта и доступ к его делам. Дин… нужно просто держать его подальше от них и поближе к тебе, Бобби. Не пройдет и часа, шериф сделает вам предложение – участвовать в зачистке хосписа. У вас не будет оснований отказаться. А Седой тем временем приготовит достойную встречу.
- Очная ставка.
- Именно. Мы выиграем время, чтобы найти близнецов. Люди Харта сами привезут меня к ним.
Джон стоял бледнее мела.
- Что, если пройдет не час? Сэм, если… больше.
- Значит, я еще не нашел детей. Значит, вы будете терпеливо ждать. Значит….
- Этого не будет! – Джон впечатывает кулак в прилавок, хватает сына за плечи, встряхивает с силой. – Сэм, ты не понимаешь? Действительно не понимаешь? Так. Не. Пойдет.
- У тебя есть альтернатива?
Простой вопрос поверг Джона едва ли ни в шок. У него, действительно, нет вариантов. Лучшего плана им не разработать. И времени нет. Чем дольше они находятся в магазине, тем больше подозрений вызывают у убийц, ждущих снаружи. На кону жизни людей – местных жителей, охотников, близнецов Джеферсонов. И его сыновей. Сэм или Дин. Дин или Сэм. Или оба. Сквозь ураган мыслей пробивается уверенный голос Сэма:
- Вы с Дином едва не пылинки с меня сдуваете. Всю мою жизнь. Может хватит? Не помню, чтобы у тебя была дочь, а у Дина - сестра. Так позволь и мне позаботиться о семье, о людях, ради которых мы все это и делаем. Позволь и мне быть мужчиной. Я справлюсь, отец.
Младший говорит тихо, чтобы слышал только Джон. И Джон теряет контроль:
- Но я не справлюсь…. Дин… он тоже не справится. Он не простит мне.
- Он поймет. Когда придет время, он поймет…. Там же дети, пап!
- Глупый, глупый мальчишка….
- Бобби, ты в деле?

[quilty]

Ожидание становится невыносимым. Минуты щелкают в мозгу подобно вращающемуся барабану револьвера.
Сэму же всего пятнадцать! Немногим старше тех, ради кого он пожертвовал собой. Их спас, сам – попался.
Близнецы Джеферсоны…. Они вернулись в поселок спустя двое суток после исчезновенья Сэма. Оборванные, грязные, обритые наголо, покрытые ранами. Они сказали, что им помогли сбежать. Больше ничего не помнят. Да уж, как бы не так! Провалы у них в памяти, амнезия – национальная американская болезнь. Никто ничего никогда не помнит. Дин стучался в дверь особняка Джеферсонов на нижней дороге дважды. Отчаяние толкало его на крайности, и в тот, последний визит, Дин, уставший от трусливого молчания мальчишек, схватил одного из них за ворот в попытке вытрясти из него ответы. Ответом был все тот же тупой ужас. Не перед расправой, чинимой Дином. Перед чем-то хорошо им известным. Круговая порука.
- Пожалуйста…. Пожалуйста…. Он же погибнет! – Дин без сил оседает по стене, разжимая кулаки, выпуская ткань рубашки мальчика. - Ты сможешь жить с этим?
В глазах мальчика блеснули слезы. Нижняя губа по-детски совсем задрожала. Дину показалось, что он сейчас развернется, даст деру. Трус, паскудный трус, стоивший его брату стольких бед! Или жизни…. Но в последний момент парнишка шагнул ближе и прошептал:
- Его уже не спасти. Он отвлек их на себя, побежал, его нагнали. Мы сутки прятались в отхожей яме, накрывшись мусором, как он и сказал нам. Мы слышали… его… никто бы не выжил. Понимаешь?
Вспышка боли внезапно застила сознание. Не выжил бы никто…. Сэмми не какой-то там никчемный «никто»! Он умеет выживать. Джон научил его всему необходимому. Их обучал лучший.
- Он мертв. Этого уже не исправить. Я не могу навлечь неприятности на семью.
Дин, ничего не видя и не слыша, побрел прочь из дома. В этом гнилом поселке рассчитывать ему не на кого. Привычное дело. Не впервой. Только не опускать руки. Битва не проиграна, пока солдат дышит. Он – хороший солдат и он дышит. Значит, дышит и его брат. Никак не иначе.
Для Сэма – это первая серьезная передряга. Да. Он один. Да. И твари, его похитившие – одни из самых кровожадных ублюдков, каких знала земля. Факт. Но ведь и Сэмми его тоже не из сахара сложен. Он отлично владеет ножом. Он неплохо стреляет. Он крепок и даже начал перегонять брата в росте. Если он сумел как-то вытащить из ловушки этих двоих неблагодарных детишек, значит, у него есть план. Был план. Сэмми, ну почему ты ничего не сказал?! Что за убийственное геройство?!
Сквозь все вопросы увесистым ударом под дых – догадка: близнецы молчат, покрывая какую-то важную шишку. Поселок не на столько велик, чтобы Дин не связал концы с концами. Охотники приехали и уехали. Угроза местным останется. И пусть другие ищут доказательств вины монстра или маньяка – кому как больше нравится. Дин просто должен найти брата. Ему плевать на доказательства. Если местная полиция не в состоянии справиться с порядком в своем округе, на кой черт ему вообще уважать их закон? Он…
Стоп, парень! Полиция….
С следующим визитом Дин отправился к мистеру Харту. Егерский дом у подножья горы был первым местом, которое посетили Винчестеры сразу по приезде, как и все прибывшие охотники. Дин хорошо помнил дорогу.
Он вынес бы дверь с ноги, если бы она… просто не была открыта. Неожиданно. Кто-то из группы Харта смотрел в холле телевизор, потягивая пиво. Еще один с женщиной любезничает на кухне. Ему приветственно кивали, будто он вырос бок о бок с этими людьми. Никто не остановил его. Он беспрепятственно осмотрел дом – три комнаты и кухня на первом этаже, лестница. На верхнем – ванная, две комнаты – в одной неубранная, смятая постель, черноволосая женщина мирно сопит в подушки.
Он ходил по дому. Он был в той самой комнате! Ходил всего в паре метров от брата!
Он чуял западню, чуял подвох.
Доказательств не было.
Ни одной гребаной зацепки.
А вечером отец ему не поверил.

Дин тенью отделился от стены. Бумажный стаканчик кофе дрожит в руках. Откуда он вообще взялся? Бобби принес? До того, как уехал.
Так долго.
Коридор освещают пять ламп. Две скамьи вдоль стены. Два декоративных деревца в самодельных кадках. Дин пересчитал все. В десятый раз мерит коридор нервными шагами.
Дверь комнаты. К ней прикован взгляд. Четверо в комнате. И Сэмми, распятый на столе. Дину кажется, что он начинает видеть сквозь дверь. Шиджи – она хороший доктор. Так сказал Бобби. Только есть одно «но» – Дин больше не знает, кому доверять. Отцу? Бобби? Доктору Шиджи, которую он видит первый раз в жизни? Себе? Ему не хватило ума, бдительности, интуиции, наконец, чтобы предотвратить или хотя бы предугадать случившееся. Сэм не проявлял интереса к охоте, не смотрел на старших полными восхищения глазами, он тихо копался в своих книгах, в Инете. Кто сказал бы, что он сам возьмется за это дело, сам соберет головоломку, разработает план и его же запустит в действие?! Он ничего не сказал….
Отцу сказал. Бобби посвятил в планы. Не Дина.
А Дин, точно щенок, ждет и ждет под дверью. Он не справился со своей работой. К бесам работу! Он просто подвел самого близкого на свете человека.
Тревога давит свинцовым прессом. Час, два, три…. Он не выдерживает, в который раз берясь за дверную ручку. Раз за разом отшатывается прочь. Нельзя. Нельзя навредить. От нарастающего страха уже мутит, кажется, голова вот-вот расколется, а неизвестность поедает червем изнутри.
И злость. На себя. На отца. На Бобби. На… нет… Сэмми он задаст трепку позже, когда все утрясется.
- Дин? Дин Винчестер?
Большего эффекта добиваются разве что, выстрелив человеку в лицо. Дин от неожиданности хватается одной рукой за стену, другой за пистолет, спрятанный под курткой за поясом джинсов. Третьей руки его конструкция явно не предполагает – стаканчик с остывшим кофе летит на пол.
- А ты, к чертям, что такое?!
Молодого мужчину не смутила грубость. Привык. Там, откуда он приехал в поисках убежища, ему доставалось покруче. Он и сам бы рад кричать, глядя в зеркало. Его лицо, тело…. Первое время после аварии он носил лицевой протез. Не этого ожидал от него компаньон, когда нанимал убийцу. Не этого ожидала его жена, которая любила компаньона. Ну, да и ладно. Выжил – живи. Так он решил. И создал общину-хоспис. Чтобы могли жить и другие, те, кому повезло меньше.
- Виторио Эстрела. Седой. – Мужчина протягивает руку, и Дин, не раздумывая, отвечает рукопожатием. Перед ним не призрак, не демон, не монстр. У человека не хватает половины лица, правого уха, рука – протез… такое случается.
- Простите….
- Нормально. – Осекает тот. – Мне сообщили, что вы здесь. Как он?
- Не знаю…. Он слишком долго там.
- Шиджи не бог. Но она хороший доктор. Я, как и многие здесь, обязан ей жизнью. Она сделает больше, чем возможно. Поверь.
Дин проводит трясущейся рукой по волосам, не до конца осознавая слова. Ему страшно, и страху этому он даже не пытается уже противостоять. Не пытается скрыть. Виторио понимает. И он найдет слова, чтобы выполнить просьбу спешно уехавшего Роберта Сингера, чтобы удержать Дина Винчестера в безопасности.

Они собираются молча. Ружья, ножи…. Никаких кольев, воды, серебра. Не будет никакой латыни.
Бобби сторит возле большого зарешеченного окна. Управляющий делами хосписа Матиас – волонтер из Канады – поясняет, что решетки поставили в прошлом году, после первой попытки хартовой банды захватить скальное поселение. Тогда же приехал и Виторио. Матиас долго собирался ему позвонить. Не хотел беспокоить понапрасну. Стычки с местными всегда провоцировались кем-то из отдела Харта. Какое-то время это удавалось игнорировать. Затем наступило время безрезультатных попыток договориться, а вскоре Матиас вынужден был запретить членам общины покидать территорию поселения и появляться в городе.
- Мы превратились в резервацию. Вот… – Он кивнул на окно, – это стало походить на тюрьму.
Бобби загнал последнюю пулю в гнездо и крутанул барабан.
- Это далеко зашло. Сколько уже убитых?
- Много, старик, слишком много.
- Как ублюдок пронюхал об охотниках?
- Не знаю. Первый охотник был убит здесь лет 10 назад. Может, раньше. Никто толком и не помнит уже.
- И что? Он тоже прибыл по приглашению шерифа?
Матиас утвердительно кивнул. Его тонкие губы прорезала кривая улыбка.
- Здесь вообще никто не живет без приглашения шерифа. Его власть… Даже не знаю… Ну, вроде как местный князь. Кому дышать, кому любить…. – Бобби вздрогнул. Ему показалось или действительно хрустнули стиснутые кулаки собеседника? – Он решает…. И все молчат.
- Молчание убивает. Для того чтобы зло продолжалось, иногда требуется лишь молчание нескольких хороших людей. – Добавляет Седой, и уверенным движением вгоняет полную обойму в пистолет.
- О, да!
- Мы готовы.
Команда в сборе. Два десятка - все, кто способен держать оружие и пользоваться им по назначению.
Самый младший – Дин. Самый злой – Дин.
Его не ждали в гараже в этот час. Предстоящая битва – не его битва. Решение об этом было принято. Давно. Еще до того, как впервые позвонил Бобби Сингер с просьбой об убежище для сыновей Винчестера. Но никто не знает, что сказать мальчишке сейчас. Молодой, дикий… никто не взял бы ответственность за него, сорвись он с цепи.
Его ярость, несколько умеренная последним разговором с Виторио и его разумными доводами в пользу обдуманных, слаженных и точно рассчитанных действий группы, все же читалась слишком отчетливо. Его движения, краткие, сухие ответы не впопад, взгляд этот бешенный…. Он словно искал драки, а разбитые в кровь об стену кулаки не приносили желаемого успокоения. Седой знал, как это бывает, когда никакая боль не способна затмить той – единственной – боли.
Но Дин не нуждается в жалости. Дин пришел за другим.
Его рука опускается на широкий охотничий нож, один из тех, что разложены на столе среди пачек патронов.
- Нет.
Взгляд Дина метнулся на звук тихого голоса. Седой смотрит прямо, твердо.
Дин не слушает. Кто ему указ? Кто смеет приказывать ему теперь? Он взвешивает на ладони нож, проверяет, хорошо ли сбалансирован. Никакого огнестрела. Он достанет ублюдков с короткой руки. Только так.
- Я сказал, ты не идешь.
И вновь в глазах недобрый такой огонь. Зверь без поводка. Сердце Бобби заскрипело ржавой механикой под этим взглядом. Жаль мальчишку, да не попишешь ничего – решение принято.
- Ты слышал.
Ну, вот только тебя, Бобби здесь и не хватало! Говорила ли то еще не остывшая обида или банальная злость, кто знает.
Сингер всегда был человеком, способным вразумить старшего сына Винчестера, когда на корабле намечался бунт. Будь то срывы парня в недельный загул, зализывание ран после очередной драки, о которой отцу знать было вовсе не обязательно, первые затяжки втихоря, первое «очень, блин, хреново», когда в обнимку с унитазом целую ночь, а утром первое похмелье. Дин прошел большую часть этого неизбежного пути сравнительно ровно, и нельзя отрицать того, что Бобби был, пожалуй, единственным человеком, кто знает Дина таким – в страхе, в боли, в слезах, слабым. Бобби знает цену слабости этого мальчика. Еще больше его пугает цена его силы. Вот как сейчас. А Дин? Дин… он еще не научился перечить отцу, еще боялся обидеть Сингера. Альтер-эго его уже прогрызалось сквозь монолит воли этого мальчика-мужчины, клацнуло раз-другой челюстями – Джон обсуждал те два кратких инцидента «типо - взрослый сын» с Бобби в прошлом году; списали все на гормоны, что, в общем-то, не далеко от истины, – да на том и заглохло, погребенное реальной необходимостью выживать. Бобби был убежден, что Дин благополучно перерос тинейджерские слюнявые бредни саможаления, метаний и необузданных страстей. Бобби начал свыкаться с мыслью, что старший парень Винчестера куда мудрее, рассудительнее, крепче и надежнее, чем он сам в его возрасте. Но ведь и не таких сокрушает молот озлобления.
- Там мой отец.
Хорошо, хорошо. Парень не заперся в себе. Отвечает, реагирует. Адекватен. Хотя бы в этом.
- И мой друг, который просил держать тебя от всего этого подальше, даже, если мне придется связать тебя. И можешь быть уверен, я это сделаю.
Несколько мужчин потупили взор. Кто-то неловко переминается с ноги на ногу, чувствуя себя лишним при этом разговоре. Седой не оставляет времени на разговоры и пререкания.
- Выдвигаемся. – Он похлопывает Бобби по плечу, словно ободряя, и, проходя мимо Дина, произносит – так тихо, что слышит его только Винчестер:
- Прости, парень.

Дин оказался заперт в этом хосписе, сам в себе и в своем неведении. Отчаянные поиски сменились томительным ожиданием у постели брата. И теперь еще ждать возвращения группы Седого.
Он часто боялся. Страх был настолько привычным делом, что он просто перестал ощущаться. Лишь изредка он вспыхивал белам взрывом адреналина в крови. Инстинкты. Только обостренное чувство самосохранения и ничего больше.
Этот месяц вернул его в страх. Как будто ему снова четыре. Как будто он снова в Лоуренсе, а отец все не выходит из пылающего дома, и расплывается адской вечностью боль.
Отец часто охотился без него. Каков бы ни был результат – неудачи случаются с каждым – он возвращался. Иногда сидел с сыновьями за кухонным столом, рассказывал, спрашивал, смеялся. Иногда пил, чтобы забыться. Иногда скулил под душем, закусив кулак, зашивая на себе раны.
Все изменила первая охота Сэма. Три года назад. Сэмми меньше, чем кто-либо другой походил на «маминькиного сынка», оказавшегося вдруг в армии – воспитание его при множестве недочетов, однако, было достаточно жестким. Под надзором Дина даже «стальной пападжон» не позволял себе слабостей, не то, что младший. Дин многое спускал ему на тормозах, но только не на охоте. Там жалости не место. Там Сэм должен научиться выживать. Поэтому первое, о чем позаботился Дин, так это о том, чтобы до умницы-Сэма вообще никогда не дошло, будто его намерено прикрывают. Мальчишку, разумеется, никто не бросал из огня да в полымя. В их трио каждый прикрывал каждого. Это негласный закон. И если уж что-то сильно шло не так, и старшие Винчестеры подставляли себя вместо Сэма, они использовали слова из разряда «накосячил Сэмми». Сэм становился проворнее, ловчее, и подобные «косяки» на своей шкуре Дин с отцом испытывали реже и реже. Последний год им вообще сильно везло. Тот страх первых охот немного притупился, осталась лишь бдительная сосредоточенность. Всегда смотреть за братом. За Джоном и братом.
Что делать, если Джон не оставил плана действий, если Джон запер его в этом хосписе, а Сэм…. Беспомощность и страх…. Ну, уж нет, не дождетесь! В беспомощность и страх он больше не вернется. Бдительная сосредоточенность. Всегда смотреть за Джоном и братом. И, если Джон вновь вне зоны досягаемости, то Сэм…. Сэму он нужен. И желательно без инфантильных истерик.

Тыльной стороной ладони он проводит по впалой щеке брата. Жар усиливается, а колотит Сэма, точно его уложили на лед голым. Дину кажется, что он слышит как скрипят его зубы, а бесцветные, разбитые губы продолжают шептать под кислородной маской.
Младший все еще там, в кошмаре. Лихорадка усиливается, как и предупреждала Шиджи. Спазмы накатывают волнами. Из уголков глаз катятся крупные слезы. Дин помнит – дальше будет хуже.
Для всех этих повреждений потребуется много, много кислорода, много силы воли, много времени. С минуту голова Сэма еще перекатывается по подушке, пока силы окончательно не покидают его.
Сколько ран покрывает их тела? В свои шестнадцать Дин перестал их считать. Царапины, порезы, раны – колотые, рваные, укусы, сломанные кости, ожоги, кажется, он имел дело со всей экстремальной медициной. Лишь бы о ней просто не догадывался Сэм. Не получилось.
- Дин….
Дин оборачивается на свое имя, и внезапно его взгляд упирается в… Джона.
Отец вцепился в косяк до суставного хруста. Секунды Дину оказалось достаточно, чтобы пожелать умереть сразу, любым возможным способом. Он почтительно отводит глаза. Джону необходимо собраться. Минуту, две… он будет в порядке, как всегда. Железный Джон.
А еще… Дин просто не сможет ему сказать….
Потому, он возблагодарил Бога, когда заметил подбежавшего Сингера. Тот, видимо, не успел перехватить приятеля в коридоре, подготовить к тому, что ему предстоит увидеть. Да и как к такому подготовишь?
- Бобби! – Мигом позже Дин сообразил, что произнес имя вслух. Почти паника - он просто не знает, как рассказать отцу.
Единственный кивок в ответ. Бобби услышал немой крик о помощи. Он поможет. Он шагнул в комнату, увлекая с собой Джона. Жестко оттеснив его к стене, не позволив приблизиться к столу, удерживая локтем, Сингер заговорил ему на ухо. Быстро, четко. Шепотом.
Слова предназначались лишь для слуха отца, однако, Дин сердцем чувствовал каждое. И они раздирали его в клочья. В какой-то неуловимый миг Джон закрыл глаза. Удержаться, не сорваться в крик, не позволить ярости лишить разума. От каждого слова лицо отца, словно старится. Серая маска, прорезанная трещинами глубоких морщин, исказила его почти до неузнаваемости.
А затем Бобби отпустил друга. И тот устоял на ногах. Не упал, придавленный тяжестью знания, не рассыпался пеплом. Джон выпрямился. Джон пересек комнату. Джон обхватил старшего сына за плечи и крепко-крепко прижал к себе. Как тогда, в детстве, в ночь пожара. Цел. Его сын цел. Хотя бы один из сыновей.
Дин давится слезами, хотя его глаза остаются сухими. Слова режут пересохшую глотку, жгут невыразимым гневом, сотрясают тело. Несправедливость случившегося не умещается в его голове, в его сердце, в форме слов. Детство, юность, жизнь положить на защиту людей, бросить себя в нескончаемый ужас и боль ради чьей-то жизни, ради чьего-то спокойствия, благополучия, чтобы в итоге тебя раздавили, уничтожили.
- Прости меня.
Шепот отца у самого уха. Все, на что хватает сил Дину – кивнуть в ответ. Только бы Джон не заметил теперь его лица, не искал глазами глаз. Слова ни к чему. Он подвел своих мальчиков. Не остановил, не предотвратил, не стал стеной между бедой и ими. Он – Джон Винчестер, столько раз спасавший людей, просто бросил своих детей в пекло. Хуже того, он давно научился с этим жить. Так должно быть.

Сэм болел в детстве. Это случалось достаточно часто. Как бы Дин не следил за младшим. Сколько бы усилий не прикладывал.
Все изменила охота. Она научила многому. Она научила младшего терпению, которое иной раз, даже пугало. Но Дин еще помнил, каким был Сэмми до…. Каким он мог бы быть. Каким уже не станет….
Заставить Сэмми надеть теплые носки, иной раз приходилось лишь угрозами немилосердной и неминуемой расправы. Заставить его проглотить жаропонижающее возможно было, едва не приставив к его голове отцовский кольт. Заставить его не ныть… о! Это было уже из разряда «миссия невыполнима». Бобби или пастор Джим самоустранялись при первых намеках «сопливого настроения» мелкого, не доводя миссию до первой стадии, когда Сэмми почти наверняка переспорил бы любого из них. Даже пастор с его безусловным талантом проповедника предпочитал сразу выкинуть белый флаг. Джон миссию проваливал еще до начала первой стадии. Обычно финальным аккордом служил оглушительный удар захлопывающейся за его спиной двери.
Дин обучен был как раз для невыполнимых миссий. Джон не специально растил первенца для этой цели. Не со злым умыслом. Это получилось само собой, по ходу дела. Орущий младенец затихал только в руках брата. Болел ли живот, резались ли зубы. Крик боли от ран, полученных на охоте, Сэмми тоже проглатывал, если рядом был Дин. Так повелось. Так случилось. Этому никто не собирался искать объяснений.
Дин гладит брата по слипшимся от пота волосам. Сэмми должен знать, чувствовать – брат рядом, он больше не отпустит, не оставит одного. Сэмми…. Лохматый, словно чудище – Дин уговорил Шиджи не обривать его наголо. Если… КОГДА… Сэм придет в себя, он вряд ли захочет увидеть себя лысым.
Сейчас голова Сэма перекатывается по подушке и сквозь стиснутые зубы цедится глухой рваный хрип. Он не в силах кричать, и Дину остается смутная надежда, что выродки в том доме не вырвали его голос, не лишили его речи навсегда.
Сэм не был самым разговорчивым пареньком на свете. Но, если уж он говорил, то говорил запальчиво, ярко. Знаете, он умные вещи говорил иной раз. Бывало, правда, один голос его способен был довести до белого коленья и отца, и Дина. И кого угодно.
- Сэмми, поговори со мной… – Как отчаяние, как мольба. – Сэмми, я здесь, я рядом… Сэмми, открой глаза… пожалуйста…. Пожалуйста….
Тишина отвечает за него. Если бы Дин только мог ее застрелить!

Пальцы сомкнуты замком. Сильно. В этом жесте слишком много одиночества. Будто уцепиться больше не за что, а в самом себе сил осталось ровно на то, чтобы держать руки подальше от острых предметов.
Он не разжимает пальцев на протяжении всего разговора.
- Ему предстоит долгий путь, прежде чем он вернется.
- Вернется? Я не уверен, что смогу пройти этот путь, доктор.
- Мистер Винчестер… Джон, …Вы вырастили двоих сыновей. Один. Вы воспитали мужчин. Никто здесь не вставал против зла. До Вашего появления….
- И теперь я теряю моего мальчика! – Крик вырывается беспомощным всхлипом. У Джона все еще трясутся руки. Ладонью он зажимает рот. Доктор Шиджи ставит перед ним на стол стакан воды. Винчестер опустошает его одним глотком. Пустыня внутри него разрастается быстрее, чем он может утолить жажду. Ему нужна хоть капля надежды. Утешения. Тепла…. Совсем немного человеческого тепла.
Отчаяние иногда толкает на странные поступки. Оно, так случается, заставляет терять контроль. Как сейчас, когда Джон Винчестер – человек из стали – цепляется за рукав изуродованной японки. Она замирает лишь на миг, кажется, испугавшись этого внезапного порыва, и затем, шагает навстречу и прижимает его голову к себе. Грубые ее руки, покрытые следами ожогов, гладят его колючие волосы. Она не проронила ни звука. И Джон поверил….
Рыдания душат его, и он больше не сопротивляется. Он отпустил удила. Доверился, зная, что эта женщина не украдет его волю, не разрушит обещания, которое он дал когда-то другой. Он позволил себе быть слабым теперь, зная, что она будет сильной за них обоих. И он плакал, как не плакал никогда.

- Что? Воды? Ты пить хочешь?… – Дин метнулся к постели брата. Сэм снова начал приходить в сознание. Последний раз, когда он так и не справился, провалился в беспамятство спустя минуту, после очередной волны боли. Приступ был ужасен. Дину пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать брата, рвущего фиксирующие руки и ноги ремни. Прибежавшая на крик о помощи Шиджи распорядилась перенести пациента со стола в постель в смежной комнате.
Дин вспомнил ее слова о том, что какое-то время Сэм будет полностью дезориентирован. Он не будет понимать, где находится. Оковы он может принять за продолжение пережитого ада. Оковы могут вызвать очередной шок. Теперь Дин ни на минуту не отходит от брата, следя за каждым его движением, чтобы в горячке не вырвал иглы капельницы, чтобы не повредил швы, чтобы не упал, перевалившись через край, на пол.
- Поддддлл….
- Подлый?…Их больше нет. Все хорошо, ты в безопасности. Сэмми, пожалуйста слушай меня… слушай мой голос, Сэмми.
- Ммммняя…аааа…. Под…. Доммммммммм… Келллл.
Сэм делает слабую попытку подняться, но тут же валится обратно на подушки. Его тело горячее и сухое. Пот едва проступает через поры. Дин снова смачивает махровые салфетки в холодном травяном настое и кладет их брату на локтевые сгибы, на лоб. Он делает все в точности, как сказала Шиджи. Отключиться от всего. Есть только брат, который не должен… он не может… пожалуйста, только не Сэмми.
- Я не понимаю… братишка, ни слова не понимаю….
Он мог бы и не отвечать, не произносить ни звука. Сэм вряд ли его слышит. Просто так легче. Не так страшно, когда слышишь хоть что-нибудь, кроме тишины и всхлипов брата. Хотя бы свой собственный голос. Или он уже начал сходить с ума?
Он старается не задеть раны на груди Сэма, пока прижимает его, извивающегося, к постели.
Они резали брата на шнурки. Забавлялись тем как лезвие скользит по коже. В нескольких местах порезы глубже. И две самые глубокие раны пересекают грудь от правого плеча почти до левого бедра. Наверное, наигравшись вдоволь или не получив сведений та тварь, что это сделала, ударила наотмашь.
А затем раны наскоро зашили.
А потом снова вскрыли, испугавшись инфекции, промыли, аккуратно заштопали. И делал это уже явно не дилетант.
Сэм снова отключился. Замер под руками брата, как в тот раз, в Лоуренсе, когда впервые Дин прижимал его пятилетнего, брыкающегося, перепуганного, с зажатым ртом, не давая выскочить из шкафа. А из-под двери тянуло мертвенным холодом Желтоглазого. Тогда Сэм обмяк в тисках диновых рук, еще не понимая, что должен доверять. У него иссякли силы в неравной схватке. Он не знал ничего о призраках и демонах. Дин внезапно схватил его и утащил в шкаф. Дин зажал ему рот. Дин едва не сломал, едва не задушил его. Дин причинил ему боль. И Дин уже не был тем, с кем весело.
Это после старший брат придумает игру «Прятки», позже Сэм научится нырять под кровать, затаиваться, вжиматься в угол, лежать часами на земле под лестницей, если Дин произнесет «монстр». И пройдет еще достаточно времени прежде, чем Сэм столкнется, наконец, со своим первым реальным монстром лицом к лицу. Но Дин никогда не забудет ТОГО выражения лица брата, каким оно было тогда, в шкафу.
Такого же, как сейчас.
И лишь на миг Дину показалось, что Сэм его узнал. Сквозь пелену страха и боли. Осмысленный взгляд мелькнул и… сразу угас.
Не раскисай…. Не сейчас… не сейчас не сейчаснесейчаснесей…….
Он машинально меняет почти высохшее полотенце, смачивает в отваре, снова кладет брату на лоб салфетку и неожиданно замечает, что не один.
Отец пододвинул ближе миску с отваром, и, не смотря на Дина, бережно оттеснил его от кровати, сел на край, смачивая и отжимая махровую ткань.
Только теперь Дин понимает, что плачет. Наверное, так он не плакал даже в свои четыре. Он поспешно прячет лицо в рукав и отворачивается, чтобы воспользоваться минутой слабости, которую отец столь явно предоставлял, пока Дин не посчитает нужным ей поделиться.
Не поделится.
Минута истекла, и Дин попытался заговорить:
- Его… они его….
Джон сжался, словно пружина. Продолжение фразы так и не последовало. Сын не мог сформулировать то, что видел. Не мог произнести вслух. Сколько еще у него впереди очевидных вещей и явлений, которые он не сможет облечь в слова. Джон Винчестер видел такое во Вьетнаме. Он должен справиться с этим снова.
- Это называется пытка. Сэма пытали, Дин.
Дин, было, дернулся, как от удара хлыстом, но тут же совладал с собой. Мысль отца оказалась до невероятности проста, ясна, конкретна. Отрезвляюща.
Это Сэму плохо. Очень плохо. Больно очень. И чтобы ни испытывали сейчас Джон или Дин – это «другая боль», «другое плохо». Они целы и невредимы. И они не имеют права терять контроль.
Дин увидел перед собой отца, склоненного над едва живым ребенком. Отца, который не просто требует подчинения, воли, мужества. Джон не просто говорил. Джон делал. И он знает, что делает.
Не за это ли старший сын платил ему уважением практически безграничным? И, если в следующий миг планета сойдет с орбиты, из всех людей в мире, Дин предпочел бы быть рядом с отцом в этот последний миг. Они приняли бы его, стоя в полный рост, без истерик.
- Что им было нужно? – Прямо спросил Дин.
- Им нужен был он. – Заговорил Джон. – Нужна была его боль.
- Зачем?! Он не плохо шарит в английской средневековой литературе, его нужно было всего лишь попросить…. – Ему совсем не хотелось шутить, и привычка дала осечку. Слова застряли в пересохшем горле.
- И что это вообще за твари такие?!
- О них можешь не волноваться больше. – И взгляд его сделался тяжелым, страшным. Будто человек смотрит внутрь самого себя в свой худший день.
Дин невольно шагнул назад, уперся спиной в стену. Все на что хватило его – сделать большой вдох. Таким Джон был лишь однажды. Давно. В ночь пожара. Кажется, таким. Но Дин не пускал те воспоминания. Ни к чему…. Как и вертевшиеся на кончике языка вопросы: почему отец не сказал ему? Почему отец не предупредил? Как он допустил, чтобы Сэм остался без защиты?
Вместо всех вопросов, какие он мог бы задать, Дин спрашивает лишь об одном, хотя, наверняка, уже знает ответ:
- И Харт?
Джон гладил Сэма по мокрым, липким волосам, наблюдая, как дрожат его ресницы. А затем… губы Сэма разомкнулись, хриплый шепот ушел в тишину. Джон до того сосредотачивается на этом едва уловимом признаке жизни, что медлит с ответом. Харт стал более чем … ничем.
Дин тоже подался вперед. Опустился на колени перед кроватью, вцепился в край матраца, не сводя глаз с бледного лица брата. Казалось, тому снится дурной сон. Глазные яблоки быстро двигаются под веками, вены на шее вздулись.
И вдруг случилось то, чего ожидать не могли. Глаза Сэма распахнулись, он судорожно схватил ртом воздух, засучил ногами. Дин навалился на его колени. Прижал своим весом к постели. У него получилось не сразу. Он боялся задеть чудовищную, воспаленную рану, которая тянулась через бедро и выше, от паха к ребрам. Джон удержал младшего сына за плечи.
Сэм сопротивлялся не больше минуты, и, наконец, сдался. Тело его обмякло, голова метнулась с подушки, и, его будто скрутил очередной приступ боли. Однако на этот раз Сэм остался в сознании.
- Сэмми, малыш….
- Харт… слуга.
Сэма услышали оба. Отчетливо и ясно. В этот миг можно было подумать, будто он полностью пришел в себя, будто до того слышал все, сказанное в комнате. Или очень долго собирался с силами, чтобы вложить их в этот единственный рывок.
- Папа….
Джон не в состоянии произнести ни слова, сглотнул.
- Папа… помоги… Они держат их… их надо спасти… дети. Они обратят их. Пожалуйста…. Пожалуйста….
Его прозрачные от боли глаза начали темнеть, и Джон испугался, что сын вот-вот снова сорвется в беспамятство.
- Где? Сэмми, мальчик, где?
- Туннель… в…. в… ммммммм…. – Слезы хлынули из глаз. – Не могу… больше….аааа…
- Соберись. Еще немного.
Дин решил, что отец спятил. Какое «немного»?! Надо позвать доктора, дать Сэму обезболивающее, дать ему передохнуть.
- Сэмми, сынок, постарайся вспомнить… где? Где туннель?
Этот командирский тон, каким Джон умел говорить, который никогда не вызывал в Дине противоречий, возмущения или неприятия, вдруг резанул слух похлеще битого стекла. Вдруг стала понятна сэмова, как привык считать Дин, беспричинная злоба на отца в минуты, когда Джон отдавал приказы старшему сыну. Сэма это, должно быть, ранило едва ли не глубже, чем сейчас Дина ранил нелепый приказ. Нельзя так!
- Говори!
- Отец, нет! – Прошептал Дин, поймав его взгляд, и его шепот, будто вбил ржавый гвоздь в самое сердце бывалого воина. – Не нужно….
Ведь не простит, не поймет старший сын. Сейчас не поймет.
- Где туннель?! Сэм! Сэмми!!!!
Сэм непроизвольно пытается вцепиться в простыни, чтобы ослабить приступ. Это усилие лишь причиняет дополнительную боль в перебитых пальцах. Сломанные суставы не гнутся. Сознание предательски ускользает. Его тело отказывается подчиняться. Он не здоров, он так слаб. И он…. Они сломали его….
- Я… подвел вас…. Защити его. Защити его….
Смысловая нить окончательно оборвалась. Дин уже не был уверен, что носит фамилию Винчестер. Он вообще больше ни в чем не уверен. Или Сэм бредит? Дин готов был ухватиться за последнюю соломинку – бред, антибиотики, галлюцинации – да, что угодно способно помутить рассудок, но вот почему тогда Джон понимает, о чем говорит младший?
Разбудите его хоть кто-нибудь!!!
- Да. Да, я сделаю. Но ты должен сказать, где дети? Скажи мне. – Джон склонился над ним, чуть не касаясь ухом губ. Слова слетели раскаленным дыханием. Поймал ли их Джон? Несмотря на подступающую обиду, Дин надеялся, что поймал, расслышал.
У них все еще было дело. Теперь не стоит обольщаться – работа не закончена.
Дин освободил ноги брата, отстранился от постели, запустил ладони в коротко стриженые волосы. Шокировало ли его услышанное? Да он совершенно сбит с толку! И еще… боль Сэма. Она убивает.

Сэм открывает глаза. Веки тяжелые. Голова, будто… нет, нет никаких «будто», это не похоже ни на одно из знакомых ему ощущений. Какое-то время он пытается сфокусировать зрение. Хотя, зачем? Здесь не на что смотреть. А боль… какая разница, видишь ты при этом или нет? Она придет в любом случае. Она – неизменное. Константа. Открывается дверь. Голоса. Чьи-то руки, грубые, пропахшие табаком и дешевым виски. Они приносят боль, и тело, выгибается, бьется в неестественной судороге, пока легкие не взрываются от крика. Пустота беспамятства не избавляет от боли. А потом снова открывается дверь. Голоса…. чьи-то руки…. Почему же так сложно сдохнуть?! Сдохнуть…. он впадает в то состояние блаженной апатии, когда не имеет значения уже ничего. Лишь на миг. Или на целую жизнь? Большего позволить себе нельзя. Иначе он забудет, зачем он здесь.
Зачем? Он? Здесь? Которое из трех слов ключевое? Ребус крутится треснувшим винилом на испорченном проигрывателе. Спасти детей… шшшшшш… Сэм, Сэм Винчестер… шшшшшш… егерский дом…. Другой дом…. Спасти детей…. И снова… шшшшшшш… затертой пластинки. И сознание уплывает вслед за этим звуком в свободный эфир.
Пока не открывается дверь. Пока руки, голоса, выстрелы, крики не возвращают его в боль. Но почему в ней… Бобби? Это же Бобби и Дин! Предупредить! И он делает единственное возможное – он кричит, что дети в туннеле, что их убьют, что нужно успеть, опередить, спасти…. Почему он не слышит своего крика?! Почему его не слушают? Им нельзя уходить из этого дома!
Оставьтеменяздесь!!!!! Обыщитежечертовдом!!!!!
Никогда он не думал, что звук работающего мотора может быть таким… уж лучше на эшафот, под топор палача….
- Бобби… у него пульс… пропадает….
Это еще откуда?! Нет… Это просто не может быть Дин.
Дин… пожалуйста…. Ради меня….
И последней каплей в переполненную чашу – «Как же так?». А потом все остановилось, потухло, растворилось. Умерло.

[quilty]

То, что Сэм мог просчитаться, не учесть одну из тех мелочей, на которых спотыкается каждый, выглядело более чем убедительно. Юнец полез во взрослые разборки и схлопатал по полной. Но – и это смущало больше всего – был же договор, Седой подготовил перехват, люди Седого ждали до последнего, две группы Седого прочесали всю округу, а местность они знают не по картам. Сэм пропал. Сэм просто испарился.
Дин наблюдал за отцом. Пристально. Все те дни. Подозрение, нехорошее, гадкое, не давало ему покоя. Сомнения в отце доедали его быстрее, чем он сам доедал завтраки.
Это было, правда, очень странным поведением для старшего Винчестера. Слишком странным даже по меркам Дина. Апатия, чувство вины, стыд? Чем можно было объяснить это внезапное отречение от сына, нежелание говорить о Сэме, нежелание говорить вообще?
У Дина не было объяснений, а он так не привык.
Тогда он потратил две недели, чтобы выскрести, выцарапать, выгрызть ответы. Но, как оказалось, он слишком рано польстил себе – он не знает ничего. Час назад рухнули все иллюзии: на этой охоте было место лишь двум Винчестерам, и он – Дин – в списках не значился.
Злая обида вновь терзает его сердце.
Когда же он дал отцу повод усомниться в нем?
Отец, отец, папа… что же ты делаешь?!
За что?
Он снова и снова возвращается к началу этой треклятой облавы. Нет, еще раньше, к охоте в Орегоне. Даже и не вспомнить, как тот городок-то назывался. Важнее, что Дин там промазал. Дважды к ряду. Дин, который никогда не промахивается. Он промазал в медведя, вышедшего внезапно на их стоянку. Джон устроил ловушку для оборотня, засада была безупречной, каждый знает свою задачу, каждый готов встретить монстра. Монстра, ярящегося в ночи, не банального медведя, средь бела дня крушащего палатку и заодно вместе с ней Сэма с его книгами. Джон бросился тогда на зверя, вооруженный горящей головней из костра – руки пожег основательно, но отвлек внимание на себя. А Дин промазал дважды…. Ради всего святого! Винтовка Джона была ближе перезаряженных пистолетов. Винтовка, на которой не успели сменить боёк.
Они же обсуждали тот случай с отцом, и поставили точку – Дин сделал все правильно. Неужели по прошествии месяца Джон решил припомнить ему ошибку?
Он упирается лбом в стену. Тяжелое дыхание Сэма не сбивает сейчас его мыслей, и Дин думает, думает, думает…. Перебирает в памяти мелочи, каждая из которых может быть причиной. И… находит их сотни. Любая – повод; они теснятся, сбиваются в обезумевшее стадо, готовое ринуться с обрыва в пропасть….
«Защити его…». Кого?
Впервые в жизни Дин слышит от брата ТАКУЮ просьбу. Ради нее Сэм преодолел боль и беспамятство. Кто же настолько важен для него? Может ли быть у его брата… друг?
- Господи! НЕТ!!!
Внезапное озарение вонзается в его мозг ядовитыми клыками. Головоломка складывается. Картина потрясает.
Дин с трудом душит подступающую волну рвоты. Ему не продохнуть до пятой минуты. Он хватается за спинку стула, чтобы не упасть. Щелкают кадры испорченного проектора: Сэмми чатится ночами; Сэмми сосредоточен; Сэмми напряжен; Сэмми тренируется с ножами весь день накануне нового дела, и к вечеру Дин находит на заднем дворе обшарпанного мотеля расколотую пополам разделочную доску – мишень Сэма. А потом Джон везет их в поселок….
Если бы сейчас кто-нибудь сверял время по секундной стрелке, зафиксировал бы новый мировой рекорд в беге по извилистым коридорам хосписа. Дин едва не проскочил мимо дверей отведенной гостям комнаты. Вещи свалены на полу. Четвертые сутки. Сэмов рюкзак, как и полагается, уложен с тщательностью. Футболки, белье, книги, еще книги, снова… Сэмми читает «Плейбой»? К бесу…. Лэптоп! Вот оно.
Электронная почта Сэма не богата адресатами. Мальчики Винчестеры редко обрастают связями в мире обычных людей, города сменяются городами, знакомые сменяются знакомыми, а возлюбленные….
- Отец…. – на выдохе.
«Защити ЕГО…».

Деревянные домики теснятся здесь по левую сторону. На стоянке перед офисом шерифа аншлаг. Среди десятка машин Дин хорошо различает пикап Седого, рядом - точно такой же «пикап Седого», правее серый кузов сборки Бобби Сингера, «Импалу»…. На крыльце двое из Прайда с оружием наготове. Там вряд ли нуждаются в его участии. Отец разберет дом на бревна, если понадобится, чтобы найти заложников, о которых говорил Сэм. Дин сворачивает, чтобы не попасть в поле зрения часовых.
В конце проулка большой дом с открытой верандой. Довольно старая вывеска, украшающая фасад еще, кажется, во времена конфедерации, сейчас порядком поистерлась, но хозяева не торопятся ее сменить. Время в их бизнесе, точно знак качества. Кто захочет покупать книжные раритеты, артефакты в однодневной хайтек-лавке? Только не профессионалы. Домик подальше от крупных шоссе, в глуши, чтоб воображение будоражили старинные легенды – вот это стандарт доверия в их деле. Каждый, кто ищет тайных смыслов и знаний рано или поздно их находит. С прилагающимся набором спецэффектов. Полный пакет, получите, распишитесь. Дин видел это слишком часто, чтобы не знать, куда ведут двери таких магазинчиков, как лавка Дюваль. Да, братишка, ты просчитал мельчайшие детали плана. Ты умнее многих нобелевцев, не отнять. Понял, достаточно свести два лекала, и линии, начертанные разными руками, сольются, открывая чудовищный замысел сообщников. Именно сообщников – в деле с самого начала были двое. Вот разгадка. А потом нужно было просто запустить маховик, остальное решит время. И наживка станет первой костяшкой домино в цепной реакции. Сэм пошел на это, очертив первую цель – шерифа. В уравнении осталось одно неизвестное. Оно станет очевидным не раньше, чем цепочка замкнется, Пусть даже на его, Сэма, шее. Он доведет решение до конца, поставит точку. Иначе ничего не имеет смысла. Значит, он с самого начала предполагал такой исход – свое похищение, себя в заложниках в том доме, боль… унижения…? Должна быть более веская причина, нежели неспособность вычислить второе неизвестное в уравнении обычным аналитическим действием. Сэм способен вычислить, что угодно и кого угодно. И, если понадобится из этой ведьмы причину выколачивать до смерти, уж он постарается, чтобы Жнец посетил мисс Дюваль как можно позже.
Привычно холодит ладонь рукоять ножа. Дин идет к дому, не таясь, в полный рост, на виду у тех, кто торопливо задергивает пыльные шторы на окнах своих уютных миров. Смотрите, смотрите, добропорядочные налогоплательщики, кому-то жизнь встала поперек горла. И лучше молитесь, чтобы кто-то не подавился. Потому, что он последний ваш шанс.
Свет снопами падает из щелей жалюзи в грязь улицы, под ноги парня, остановившегося у входа. Глубокий вдох. Не дрогнешь, не повернешь назад. Кого бы ни встретил за этими дверями. Страх погнал первую порцию адреналина по венам, Дин привычно подобрался, разминая, разогревая плечевые мышцы. Теперь, после дома шерифа, он готов ко многому и на многое.
Он набирает побольше воздуха в легкие, как перед прыжком в воду. Он преодолевает пять ступеней, три шага до двери, протягивает свободную руку….
Он толкает пустоту, и, уже не раздумывая, переступает порог.
В холле темно. Но ведь там, снаружи, на улице, щедро политой дождями, он ясно видел в окнах свет. Только что. Здесь же неестественно темно. Будто перед носом Дина вдруг захлопнулась реальность, и он ввалился в иное измерение.
Щелчок дверного замка – Дин запирает дверь, с решительностью, которой позавидовал бы нормандский вождь, что сжег свои корабли на берегах туманного Альбиона. Винчестер усмехается во мраке, поудобнее перехватывает рукоять ножа и идет вперед, словно по красной ковровой дорожке, залитой светом софитов.
- Покажи себя, мразь!
Он идет вперед в кромешной тьме. Он идет в полной, абсолютной пустоте. Дом бывает большим, бывает огромным, но не размером же с аэропорт Джона Кеннеди!
- Трусливая сволочь! Ты хотела Дина Винчестера?! Иди и возьми!
Минута, другая…. Стоит ли пытаться считать в месте, где не существует привычных понятий пространства? Глупо, правда. Вечность, другая….
Кажется, это случилось на третьей…. Дин помнил еще ту боль, которую причиняет удар настроенного на полную мощность электрошокера. Теперь электрошокеров было больше, чем один. Сухой треск и запах кислого в спертом воздухе, скрежет зубов, кровь из прокушенного языка, долгая-долгая судорога, мучительная, парализующая – все прелести дома маркиза де Сада, дожившего в этом скривленном пространственно-временном бреду до века электричества.
Затем, будто кто-то отключил рубильник, прекращая страдания Дина. Воздух хлынул ему в легкие вместе с кисло-соленой слюной, и он зашелся ужасным кашлем.
Ему дали передохнуть и осмотреться. Он все еще стоял во мраке, только сейчас мрак несколько расступился, подобно плотному снегу, в который поместили нагретый камешек. Дин оказался в центре этого оттаявшего пространства. Он рассмотрел некоторые предметы обстановки - старинный деревянный прилавок, отполированный заботливыми руками хозяев и локтями покупателей, высокий табурет, углы книжных стеллажей. Сплевывая без стеснения прямо на пол, заметил и антикварный ковер. Какую-то его часть, по крайней мере, он рассмотрел прежде, чем его взгляд уперся в добротные кожаные сапоги.
- Потанцуем?
Приятный голос просочился прямо в его сознание.
- Ты пригласила… моего… брата… - Слова даются невероятно тяжело, ватой набивают рот. Дин выплевывает их в пол и, кажется, начинает понимать, каким чудом, выронив нож, все еще держится на своих двоих. Тонкие нити – именно на нейлоновые нити это и похоже – тянутся от стоящей напротив собеседницы к нему и в него. Да, прямо в его, Дина Винчестера, тело они вонзаются длинными гибкими иглами, и он их ощущает все до одной, каждую из тысячи, и ток, который наполняет и заставляет их будто бы дышать, подрагивать, вибрировать, он ощущает тоже… ах, же ж… черт!!!!
- Белый танец.
«Боль временна, боль контролируема, боль привычна» - Дин выучил этот закон в двенадцать, когда воспаление легких свалило его, а у Джона из лекарств не оказалось ничего надежнее третьесортного виски. Не то, чтобы Джон был идиотом, гробящим своего сына, просто сын ничего не сказал ему перед охотой. Все как сейчас. Привычно. Значит, нормально все.
Она ослабляет нити ровно настолько, чтобы он у него хватило сил ответить, а он вместо того, выжимает все силы до капли в попытке достать пистолет из-за пояса джинсов. Получилось. Ее глаза заостряются в изучающем прищуре.
- Значит, вот так?
Дин догоняет патрон в ствол и, сцепив зубы, упрямо кивает – мол, вот так вот и есть.
- Не вежливо отказывать даме.
Она дергает нить, одну из тысячи. Другая, кажется, вонзается еще глубже, под сердце. Дин отчетливо слышит крик, минутой позже понимает, что кричит сам. Это хоть и не правильно, все же не доставляет такого неудобства, как голос Келли Дюваль, звучащий прямо в мозгу.
- Мальчик…. – В тонком, высоком, приятном голосе не то удивление, не то неприязнь. – Ты и верно дурак!
Рука чуть согнута в локте, свободна в запястье, тверда, как сотни раз на тренировочных стрельбах, как много раз на охоте. Он знает, если выстрелить сейчас, он попадет точно в голову. Когда девятимиллиметровая пуля попадает в череп…. Он знает, что должен сейчас нажать на спуск. И не нажимает.
Она смеется звонким, чистым смехом. Почти детским. Это наваждение. Это надо остановить.
- Думаешь, отец тебе врал? Думаешь, врал Сингер, Харт? Глупенький!!! Это Сэм…. Сэм – ложь от начала до конца. Маленький лживый гаденыш, вьющийся у твоих ног, облизывая твой сапог ядовитым, раздвоенным языком.
Во рту пересыхает. Указательный палец едва заметно подрагивает на курке. Крупные капли пота выступают на висках, и Дину невероятно холодно, и хочется отереть лицо, стряхнуть с себя оцепенение, и… вместо этого он стоит посреди комнаты, на полинялом аукционном ковре эпохи какого-то там короля, ноги в классической стрелковой позиции, с каждой минутой слабеют, пока, наконец, не подгибаются. Он вряд ли осознает, как оказывается на полу. Его мутит. Он ничего не ел со вчерашнего вечера, но, если тело предаст, его вывернет желчью. Сердце с бешенной скоростью гонит по венам кровь. Еще немного – лопнут набухшие артерии. А сознание уничтожающе ясное.
Келли улыбается. Яркая, прекрасная, как свет солнца на закате, она забирает с собой жизнь. Его жизнь. Чтобы продлить свою смерть. И он не сможет противиться ей… пока…
- Маленький Сэмми, этот ваш вундеркинд, золотой мальчик…. Ему сделали предложение, от которого не отказываются. Его выбрал Властелин. Ему оказали честь.
- О! – У Дина достало сил съязвить. – Стать марионеткой сатаны… как великодушно!
- Да представляешь ли ты себе, какую власть он получил бы?! - Взрывается ее негодующий вопль где-то в центре его головы.
- Знаешь, а ведь, когда вы только приехали, я сделала ставку на тебя, Дин. С первого взгляда поняла, кто из вас кто, поняла, что Сэм лгал в чате, назвавшись тобой. Сэмми вживающийся в роль старшего брата! Это было так … мило. Наша переписка… Он у тебя горячий, как сам ад. И такой же лживый! А вот ты…. Перегрызешь глотку врагу и запьешь стаканом виски. Холодный и обжигающий.
Её пальцы скользят по его щеке или это только ее голос?
-Ты - чека на гранате – предохранитель. Не телохранитель, а именно предохранитель. Сэм переступит через любую преграду, но только ты способен удержать его под контролем. Дин, ты его гарантия безопасности от него самого. И мой пропуск в ближний круг моего Властелина.
Она внезапно и резко дергает одну из нитей, вырывая ее из его тела вместе с криком. Она склоняет на бок голову, с любопытством заглядывает в его расширившиеся зрачки.
- Джон отлично натаскал тебя для грязной работы. Мне стоило лишь подбросить кость, чтобы Джон сказал «фас», и ты тут же сделал стойку – помнишь близнецов? Они были для тебя. И второе тело, что нашли в лесу. И СЭМ… ОН ТОЖЕ БЫЛ ТОЛЬКО ДЛЯ ТЕБЯ. Пробудить твой инстинкт – вот, что мне было нужно!
Она говорила, наслаждаясь словами, ее голос взвивался, выписывая громовые круги в полумраке зала, прокатывался, шелестя и вибрируя, по стенам и ударял прямо в мозг. Теперь очевидность случившегося стала полной. Вот зачем понадобилась эта охота – естественный отбор сильнейшего, альфа-самца, крысиного царя. Вся эта неудачная, растянувшаяся на долгие годы охота за воображаемой нечистью, всего лишь кастинг на роль главного злодея. На пробах провалились десятки, сотни бравых охотников, провалился Джон, провалился и он сам – Дин.
Вот для чего нужен был им Сэм. Сэм, который понял все с самого начала. И закрыл близких собой. Впервые и так вовремя. И такой… ценой! Сэм, зачем же?!
- Но ты такой же жалкий щенок, ты так привык сидеть на поводке. Ты забыл вкус свободы…. Или никогда его и не пробовал. Джон спускает тебя с цепи только по собственной прихоти, и никогда не полагается на твою жажду крови. Мне стало это понятно на второй день после похищения Сэма. После того как Джон дал увезти своего сына, обвинил его в предательстве перед охотниками, отвернулся от тебя, а ты просто вымещал злость в пьяной драке вместо того, чтобы хорошенько двинуть Джону.
И вот тогда я заметила Сэма. Эти глаза! Джон никогда бы не смог укротить его, приручить. Его ум, его азарт в поисках знаний – они погубят его душу рано или поздно. Его гнев – он не остановится перед именем отца, как твой. Он перешагнет. Он всегда будет идти на лигу впереди всех вас. Видел бы ты его под пыткой! Такая мощь…. Он волчонок, подброшенный на вашу псарню в силу досадного недоразумения. В его крови… кровь Властителя.
- Да что ты за тварь такая?!!!! – Нажать на спуск, что может быть проще, но он лишь зарычал от бессилия. Эта гадина мучила его брата, и еще многих, многих…. И его… сейчас…. Она забирается в дальние уголки его мозга, в самые потаенные его закоулки. И скребет ногтем, и точит изнутри, пробиваясь в душу. И она… читает в темной его глубине то, в чем Дин не осмелился бы признаться и самому себе.
- Я та, кто нашла истинный сосуд для моего Повелителя. – Столько самодовольства и презрения, столько уничтожающей злобы в ее словах и столько… клеветы.
- И обломилась…. – Он едва мог дышать. Последние силы – только на то, чтобы удержать ставший, казалось, пятитонным пистолет. И все же он выдавил улыбку. Ту, самую ослепительную, разящую улыбку, над которой так часто подшучивал Сэм, уверяя, будто и черти в аду зажмурятся. – Обломилась!!!
Удар ее сапога пришелся поддых, круша ребра.
- А кто сказал тебе, что это конец, Винчестер?! – Она схватила его за волосы, принуждая смотреть ей в глаза. Нити вибрировали, бились внутри него, пронзали и рвали его внутренности. Только не выронить оружие…. – Умник-Сэм затеял партию краплеными с теми, кто придумал покер. После того, что мы с ним сделали… какая разница – жив он или мертв. Рано или поздно он будет нашим.
- Никогда…. – Он рычит прямо ей в лицо.
- Рано или поздно….
- Нет… Тварь! Сдохни!!!
Она снова смеется. Ее голова запрокидывается, и он может видеть ряд острых, точно иглы, клыков. И он может орать от боли и гнева, но он по-прежнему… не может выстрелить!
- Здесь я решаю!!! – Её вопль ударил в мозг, словно заводской пресс по мухе. – Здесь я пишу роман, и только я ставлю точку в конце главы.
- Ну, значит, ты… - Последнее усилие, первый ровный вдох… - Ты вышла в тираж, детка….
И вместо эпиграфа – выстрел.

Он лежит, уставившись в потолок. Время впервые идет мимо него, не спотыкаясь.
Спотыкается Джон. Изменения в состоянии сына он заметил сразу, как зашел, с порога. Ледяной водой обдает его с головы до подошвы ботинок. Сердце проваливается туда же.
Так тихо.
Не сказанными остаются слова прощания, просьба о прощении.
Джон глотает их вместе со слезами, стирает с искусанных губ.
А Сэм, его Сэмми…
- Пап… . – Язык куском гранита ворочается во рту, больно скребя и без того истерзанное горло.
Расстояние от порога до постели, казавшееся миг назад непреодолимой пропастью, сократилось, сложившись в пару шагов. Джон никогда не узнает, сколько их было на самом деле, он отсчитывает лишь слабые удары сердца своего ребенка под своей ладонью.
Но что это? Беспокойство?
Недоверие.
Сэм, кажется, полностью пришел в себя. Впервые за эту ужасную неделю. Он пытается поднять голову, пытается оглядеться. Заплывший глаз не позволяет разглядеть комнату целиком. Сердечный ритм, словно ударная установка Айросмит. Разбитые, покрытые коркой губы раскрываются, шепот на выдохе – не разобрать слов.
Джон наклоняется ниже, прислушиваясь к напряженному шепоту. Он опускается рядом, на самый край, так, чтобы не задеть капельницы, чтобы не коснуться ран.
- Я здесь, малыш. Я здесь….
Его широкая, грубая ладонь с неожиданной нежностью придерживает голову мальчика, но, тот инстинктивно отстраняется, выгибаясь всем телом.
- Прости, прости…. Все, уже все. Я не трону тебя.
Это пугает.
Это больно.
Для обоих.
Сэму еще только предстоит вспомнить. Пока, он действует неосознанно, на автостопе. Он и не понимает еще, что происходит, ему просто необходимо избавиться от этого прикосновения, от чужой руки, от… отец смотрит на него - это паника? Испуг? Что он знает? ЗНАЕТ!
Сэм сжался. Мысли внезапно спутались. Невероятная слабость мешает совладать с внезапно вспыхнувшими эмоциями. Он должен сказать, спросить… позвать….
- Не нааадо….
Столько боли! Джон сдается. Он делает шаг от постели сына. Он запускает пятерню в волосы, он готов поклясться – это самый жесткий нокаут, который он получал.
Еще шаг назад. Он не знает, достаточна ли дистанция, и сколько времени придется находиться с сыном в одной комнате, не смея обнять его, не смея приблизиться, обдумывая каждое слово.
В армии адаптация после ранений, после плена проходила иначе. Там все было безумно быстро, никогда не хватало времени на чем-то зависнуть надолго, мысли о пережитом не имели почвы для укоренения. Страшное стиралось. Ты просто не помнил. Они делали свою работу, как бы отвратительно ни звучало это слово применительно к их деятельности на чужой земле. Если же кто-то «залипал», его умели быстро привести в чувства. В ход шли все подручные средства – кулак в челюсть, самопальное пойло, марихуана…. Пару раз кто-то воспользовался личным оружием, не дождавшись отправки домой. Но это было не в его взводе. У него до крайностей не доходило. Жить хотелось больше, чем вспоминать. Хуже стало, когда пересекли океан в обратном направлении. Особенно тем, кого никто не ждал. Таким, как Джон. А потом появилась Мэри. И у Джона хватило сил, ума и совести не тащить в семью прошлое. Он забыл, оставил за порогом памяти войну.
Мэри…. Впервые Джон возблагодарил Бога за то, что ей не пришлось стоять сейчас в этой комнате.
Просто делать свою работу. Сосредоточиться на этом.
Джон вновь пнул себя к кровати. Он больше не повторит глупости с прикосновением. Это было более чем глупо и более чем жестоко.
«Нет, нет, только не расплакаться, ты, трусливая девчонка. Не смей разреветься тут!» - Мысли в унисон, у обоих сразу - приказ железной воли.
- Дин?… Близнецы?
Напоминание ударило по нервам. Джон скрипнул зубами.
- Живы. И остальные дети. И Дин. Мы успели ….
Машинальный жест – взмах руки, и Сэм вжимается в подушку, вновь дергается в бессильной попытке отстраниться, исчезнуть совсем. Джон замечает. Джон замечает сейчас все – панику в глазах, испарину на бледной коже, конвульсивные движения, рваное, тяжелой, загнанное дыхание. Это Сэм или его тело? Джон знает, тело способно запоминать реакции, оно иной раз творит произвол над душой, диктует ей странное, стремясь подавить, сломить, подчинить себе. Вот как слезы…. Приказывай, не приказывай…. Иногда они просто есть, и ничего с этим не поделаешь. Ничего.
Значит, Сэму придется снова научиться владеть собой. Им обоим предстоит пройти эту школу с самого начала. Смотреть друг другу в глаза, доверять, не пружинить на нервах от случайного прикосновения. Им придется вспомнить, что поднятая рука - не обязательно угроза, не начало боли, не расчет удара.
- Сэмми, ты справился, малыш.
Так, что там говорила Шиджи? Она подробно рассказала о возможных вариантах поведения Сэма, подготовила Джона к самым неожиданным последствиям. Только бы не потеряться в информации, выбрать правильную тактику. С «малышом» он явно поторопился. Слово сорвалось неосознанно, случайно. Он произнес прежде, чем успел подумать. Избегать демонстрации жалости, быть естественным, быть таким, каким привык его видеть сын… установить контакт,…
«Малыш»… да, это точно никак не вяжется с привычным образом железного «пападжона», который «сэр». Это жалость? Сомневается ли он в собственной искренности? С ума сойти! Взвешивать каждое слово, думать, рассчитывая, предугадывая ответную реакцию и при этом быть естественным…. Джон представил себя на задании: камуфляж, снайперский комплекс, палец на спуске, дыхание, пульс, наводчик сухо диктует координаты, поправку на ветер, дистанцию…. Оптика рисует цель, и цель эта – Сэм. Нет, нет, нет, нет, так никуда не годится. Должен быть другой способ.
Сбивает с мыслей Сэм:
- Это… была… она? – Голос едва слышен.
- Да. Она… все кончено.
- Ошибся я… так облажался. – Джон хотел остановить его, переубедить – он ни в чем не виноват, он спас этот поселок, спас брата. Он открыл было рот - слова не получились. Но нельзя дать Сэму замолчать, уйти в себя. Лучше открытая истерика, лучше боль, изливаемая в слезах, ярость, находящая, наконец, успокоение, после бури. Только не немая отрешенность.
Сэм заговорил, по-прежнему избегая смотреть на отца. Может, к лучшему. Джон не был уверен, что выдержит его взгляд. Сейчас.
Тем неожиданнее прозвучало:
- Пап… прости….м….
Джон замирает. За что?!
- Я не был сильным… там.
Джон не находит, что на это ответить. Ни одной – гори оно все синим пламенем! – ни единой мысли. Кем ты, урод, окружил своих детей? Какой мир для них выбрал? Мир, в котором сын не имеет шанса на нормальную семью, нормальных друзей и нормальную… любовь….
Мальчики выросли. И не только для охоты. И он уже видит многое за старшим: взгляды, которые тот посылает официанткам в придорожных забегаловках, вечерние прогулки, после которых сразу в душ, делано беззаботный вид и бравурное веселье, тоже деланное, когда они покидают очередной городок. Дин справляется. Возможно, даже слишком хорошо в этом возрасте справляется со своим сердцем. Но Сэм…. Проморгал Джон. Думал, Дин решит и это, думал, братья доверяют друг другу и в подобных деликатных вопросах.
У Джона был со старшим сыном разговор. Тогда, после обкуренной девки, зажавшей тринадцатилетнего Дина в туалете ночного клуба. Она была едва ли не вдвое старше, и, как успел понять Джон, напугала парнишку сильнее, чем соблазнила, однако приблизительно через месяц у Дина крышу и сорвало. Пришлось притормаживать. А Сэма тормозить, казалось, излишним. Сэма, скорее, требовалось подтолкнуть. Джон не мог и предположить, что Дин считает свой амурный опыт настолько… отвратительным, чтобы положиться на него в разговоре с младшим. Поэтому, возможно, когда Джон замечает влюбленность Сэма, его ночные бдения в чате, он ограничивается простым вопросом «Как её имя?», и получает в ответ столь же сдержанное «Келли». И позже, когда Сэм приходит к нему и рассказывает, что нашел для них работу, Джон вновь спрашивает: «И как её имя?». В тот вечер он отчетливо читает в воспаленных, потухших глазах сына невысказанное – «Келли».
- Но ты жив. Слышишь? Ты жив, и Дин жив тоже, и что бы ни произошло там….
Сэм с усилием сглатывает. Он отворачивается, и Джон ловит его последнее:
- Хорошо.
Джон убежден, что это вот «хорошо» на долго лишит его сна. Он ждет, что Сэм договорит, но продолжения не следует ни через минуту, ни через четверть часа, и Джон стоит посреди комнаты – человек, потерявший почву под ногами.
- Хочешь, я позову Дина?
Поздно, слова сказаны. Язык не прикусить.
Реакция мальчика более чем красноречива: по его телу, словно ток пропустили….
«Нет! Только не Дин! Не нужно Дина. Он не должен это видеть, это знать….» - взрываются паникой мысли. Но вместо ответа молчание. Иначе не сдержаться.
Джон понимает. Делает для себя заметку каленым железом в мозг - Сэм никогда не узнает о той ночи, когда его нашли в егерском доме. О том, что Дин видел, знает…. Надо будет хорошенько проработать легенду, обсудить все с Бобби и Дином. Особенно с Дином. Скользкая тема. Шиджи предупреждала, но тогда Джону трудно было сконцентрироваться на этом. Он привык решать проблемы по мере поступления. Теперь, очевидно, настало время и для этого….

Утром он снова завтракает с отцом. Это похоже на передышку. Если бы только не Сэм.
Сэм поправляется, его тело восстанавливается на удивление быстро, но его разум…. Сэм молчит вторую неделю.
Сэм сжимается в пружину, когда кто-то рядом. Он старательно отводит взгляд от людских глаз. Он по-прежнему пытается отстраниться от случайных или необходимых прикосновений. Его губы белеют, когда чужие руки поправляют его простыни. Чужие теперь все – Джон, даже Дин.
Дин терпеливо сидит с ним, пока действует снотворное. Джон сменяет его по ночам. Сингер приходит после процедур, читает ему главы из какой-то мудреной книги, отрытой в библиотеке Виторио. Страницы перелистываются, буквы уходят в тишину комнаты. В распоряжении Сингера много книг. Дину начинает казаться, что Бобби – святой, приставленный к их семье на случай, если Винчестеры утратили контроль. Но Бобби не святой, и, ночами, когда Сингер уезжает в поселок, Джон слышит придушенные всхлипы младшего.
Шиджи уговаривает запастись терпением. Она тихо поет, когда обрабатывает сэмовы раны.
Отец и сын пьют крепкий горячий кофе в столовой хосписа. Разговаривают о движке Импалы, о новостях от пастора Джима, о том, что Бобби приятнее пить кофе на кухне миловидной миссис Бостон и, вероятнее всего, Сингер соблазнился далеко не яблочными пирогами вдовушки. Говорят о магазинчике шоколада Пайпера, о приглашении на День рождения Виторио и о пропавшем носке Джона.
Они не говорят об охоте.
Они не говорят о Сэме.
Еще рано, и по дороге в поселок Дин плотнее кутается в куртку. Он идет пешком. В воздухе висят крупные капли тумана. Пахнет влажным лесом и немного - гарью. Дин не останавливается у сожженного дотла егерского дома. Даже, чтобы посмотреть.
Смотреть не на что.
В поселке Дин с трудом отыскивает цветочный магазин. У них здесь нет супермаркета, нет игровых автоматов, и даже «M&M´s» у них здесь нет, зато есть самый настоящий шоколадник Пайпер, которому часом ранее Дин оставляет заказ на двухкилограммовый шоколадный торт – подарок для Виторио. А еще есть вот этот вот чудный маленький магазинчик цветов.
Дину не нужно сверятся со списком, он помнит – букет белых роз. Для доктора Шиджи.
Он выбирает пятнадцать штук. Число ничего не значит. Или он себя в этом убеждает?
Вопрос тает под милой улыбкой девушки, заворачивающей букет в тонкую перламутровую бумагу. Ему вообще все в поселке улыбаются. Он – брат «того самого мальчика»…. И девушка тоже улыбается, говорит что-то приятное. Она щебечет без умолку. В другой раз Дин бы не упустил шанса насладиться всеми прелестями славы…. Только не теперь.
И, наверняка, уже никогда.
Он платит наличными. Липовые кредитки конфисковал отец. Это их не писанное правило – не использовать подделки, если вынужден задержаться на одном месте дольше недели. Мелочи часто играют самую злую шутку.
К тому же… они задолжали Шиджи куда больше букета роз.
Кто знает, чем бы закончилась эта охота для Сэма, если бы не она? Если все так плохо, как сейчас, как бы было, не будь ее рядом?
Дверь закрывается за спиной Дина, отгораживая его от серебристого перелива дверного колокольчика, равно как и от медового голоса девушки-продавца. Улица почти пуста. Это хорошо. Ему не придется чувствовать на себе взгляды, слушать льстивые речи горожан. Он уже знает их истинную цену.
Четырнадцать дней поисков брата и события, последовавшие затем, показали ему сущность человеческой натуры, какой она бывает. Он вынес этот урок. Вот только Сэмми….
Сэмми изменился….
Прошлой ночью Дин вновь просыпается в горячечном поту. Раны, оставленные призрачными щупами ведьмы, - с десяток едва заметных проколов на груди и на спине - уже не кровоточат, но затягиваются болезненно. Это лишает сна. Тогда Дин лежит, глядя в темноту. Прошлой ночью в темноте он слышит разговор. Джон и Бобби.
Они говорили странные вещи – эти двое. Они обсуждают вероятность того, что Сэм никогда не восстановится, не придет в себя.
Серьезно?!
Сходят ли с ума от боли? Сходят ли с ума от…?
«После того, что мы с ним сделали… какая разница, жив он или мертв»….
Дин ничего не сказал отцу о разговоре с Келли Дюваль во мраке лавки ужасов. Просто вломился, просто сделал свою работу. У отца должна оставаться надежда. Даже, если факты неопровержимы, даже, если Шиджи положила перед Джоном на стол результаты медицинского освидетельствования. О, как бы Дин желал, чтобы Сэм проснулся, ничего не помня! Чтобы ничего не помнил о прошедшем месяце ни отец, ни Бобби, ни он сам. Но это жизнь.
- Места здесь дикие, агент Моррис. Всякое случается. Мужчины всегда сильно рисковали, я столько раз просила мужа оставить охоту. Да разве ж слушает? Вон, еще и с других штатов приезжают охотники. Хороший заработок проводникам. - Голос женщины подрезал его растревоженные мысли так неожиданно, что Дин, будто влетает в бетонную стену на полной скорости. Парень замер посреди улицы.
- Шериф Харт охотился?
- Не без того. И он, и помощники его. Сезон открыт, все по закону.
- А мисс Дюваль, она….
Дин ловит эмоции женщины даже с расстояния в двадцать шагов. Он чувствует как раскаляется воздух вокруг неё, как встает дыбом на загривке шерсть её болонки.
- Она гнусный человек, агент Моррис. Она… я и не знаю есть ли слова, чтобы описать, что такое мисс Дюваль. Когда я услышала о пропавших малышах… она держала их в этих ужасных условиях. Знаете, говорят, она их не кормила.
- И Вы узнали обо всем только после пожара?
- Я вот что скажу Вам, агент Моррис, у нас мирный поселок. Здесь живут порядочные люди, и мне не понятен Ваш тон. Мы – не полиция. Мы не обязаны следить за правопорядком. Это ваша работа. И еще стоит Вам хорошенько расспросить тех мамаш, которые плохо смотрели за своими детьми. У хороших матерей дети не пропадают.
- Миссис Джефферсон плохая мать, по Вашему?
Женщина вскипела не на шутку. Она фыркнула, подобрала трясущуюся болонку на руки, окатила агента презрительным взглядом и захлопнула дверь своего дома прежде, чем захлопнулся ее собственный рот.
Этот громкий хлопок, словно пощечина, вывел Дина из оцепенения.
В поселке федералы. Шерифа ищут. Как и его заплечных дел мастеров. Ищите, ищите. Есть где искать. Лес большой.
Работники социальных служб на днях забрали найденных детей. Наплыва репортеров поселок каким-то чудом избежал. Или чудом объявился кто-то, кому выгодно оказалось замять громкое дело о похищении пятерых детей.
Зеленый агент Моррис потратит первые пару дней на расспросы местных, затем переключится на охотников. Разумеется, последним в голову не пришло принести Джону Винчестеру извинения – да какой в них прок теперь? – однако, никто из них и не укажет в сторону Винчестера. Хотя бы по причине опасения за сохранность собственной шкуры. А местные… местные будут молчать, просто потому, что привыкли.

Шелк шелестит подобно крыльям ангелов. Шелк ее кимоно хомонги подобен дыханию величия. Мудрость, любовь и сила, легкость, воля и нежность в нем сотканы воедино.
Она входит в комнату, и он не слышит ее шагов. Он слышит дыхание шелка.
Прикосновения ее рук – неизбежность. Её голос – успокоение. Она тихо поет, когда осматривает его раны.
Но сейчас он удивлен. Тонкая ткань хомонги падает с плеч, обнажает спину почти до талии. Он видит… и то, что он видит, заставляет его зрачки расшириться.
А затем она закрывает плечи. Она, кажется, смущена. Она поворачивается, все еще сложив ладони на груди, оправляя ворот. Она говорит:
- Это от того, кто выкупил долги моего мужа. И это… - Она поворачивает к нему изуродованную сторону лица, кладет ладонь на ребра под сердцем. – И это…. Они забрали нашего не родившегося ребенка. Они не были демонами. Людьми они тоже не были. Теперь их просто нет. Время скорби проходит, и, приходит время делать новый шаг. Что ты возьмешь с собой? Зло, которое сделали тебе другие? Или добро, которое потребуется тем, кто рядом с тобой? Только ты сам делаешь выбор. И ты его уже сделал. В тот день, когда обменял жизнь мальчиков-близнецов на свою. Надо лишь вспомнить. И сделать новый шаг.
Она смотрит на него, и ему на мгновенье чудится, будто перед ним его мама. И он плачет. Впервые за этот месяц он плачет не от боли, унижения, страдания или бессильной ярости, а от теплого, легкого материнского поцелуя. Прямо в сердце.

Поздравления с Днём рождения, цветы, серпантин, счастливыми искрами сыплющий на головы, подарки в ярких обертках, гирлянды и песни… пятьдесят четыре… странных человека. Кто-то из них скрывается здесь от ужасов своей прошлой жизни, кто-то скрывает свое обезображенное тело или душу, кто-то пришел сюда умирать. У каждого своя история, своя причина, каждый справляется, как может.
Сейчас они живы.
Сейчас они смотрят как высокий юноша, прихрамывая, но все же уверенно ведет партию в медленном танце. Никто не слышит шелеста шелкового кимоно хомонги, но все видят мягкую улыбку доктора Шиджи. Юноша улыбается ей в ответ.

[Dilemma]

Это просто потрясающее произведение! quilty, спасибо. Полдня читала не отрываясь и не пожалела. За душу берёт, сильно. Надеюсь, это не последняя работа.

[biglara]

Ох, как же здорово написано! Очень сильно, жестко и художественно. Читала, как будто все видела собственными глазами. Ужасно понравилось! Я под сильнейшим впечатлением. Со времен "Я выбрал" не читала ничего подобного. СПАСИБО! Надеюсь вы нас не покинете, и мы будем иметь удовольствие еще насладиться вашими работами.

[quilty]

Dilemma, благодарю.

biglara, сознаюсь, мне тоже очень нравится "Я выбрал". У меня года два назад было задание на курсе - изучеть тему "фанатское лит. творчество". Я плавал себе в интернетных строчках, отсеивал, пробовал понять и обосновать, что из этого может быть добротной беллетристикой. Особыхэмоций что-то ничего не вызывало, не цепляло, словом, ничего дольше часа-двух. Пока на выплыла "та самая рыба" - "Я выбрал". Честно, я даже сериал "пролистнул" с пилотной серии  сразу на какую-то серию последнего сезона, только что бы с суть врубиться (идея мне очень понравилась, а вот времени было меньше, чем кот наплачет) - зато  тот фик запомнился. Он-то и заставил задуматься, что фанфикшн может быть весьма даже серьезной игровой площадкой+площадкой для тренировки (как для г-на Глуховского, например). Вот и сам засел за это дело:))
За Ваш отзыв большое спасибо.

[koriolis]

Очень сильно, реалистично, красиво! Спасибо за прекрасный рассказ и проведённое с ним отличное  время:)

[quilty]

koriolis, спасибо за отзыв

[Ангел Света]

Спасибо за историю, но это было очень жестоко. Действительно жестоко. Финал очень сильно понравился, он оставляет надежду на лучшее.
Еще раз спасибо. Ждем новых шедевров. 

[quilty]

Ангел Света, жестоко, согласен. Предупреждал, не обессудте И спасибо за терпение и отзыв.