***
От запаха сырой земли кружилась голова. На Хоффе была зима, на Хоффе шел дождь. Ну, ладно, не настоящий дождь, скорее, крупный туман, но после нашей Великой Степной Суши и такой - целое событие. Дождь толстой серой шалью окутывал черные деревья, волокся по траве обочин. Он нехотя расступался перед фургоном, и мягко смыкался позади. Мы с Ковалевым, облаченные в плащ-палатки поверх комбинезонов, сидели на облучке и наслаждались каждой каплей. Лошадиные копыта вышибали глухое эхо из мокрой брусчатки.
Гадаете, откуда взялся гужевой транспорт? Феликс достал.
- Многие люди во многих мирах должны мне, - усмехнулся он, и через пару часов из Даль-1 выкатился новёхонький крытый фургон, запряженный парой гнедых. Правил им хмурый мужик в шляпе с обвисшими полями.
Кони! В детстве я каждое лето проводил у бабушки под Владимиром, в колхозе, где лошадьми считались исключительно владимирские тяжеловозы, то есть размером меня поразить трудно. Эти лошади поразили.
- Ух ты, слоны! – восхитился Ковалев, и подтолкнул меня плечом. - Лёш, а ты править-то ими сможешь?
- Ну, когда-то я частенько устраивал гонки телег на колхозном лугу, так что должен. – Я еще раз смерил слонов взглядом, - правда, те лошадки чуток поменьше были.
Подошли рейфы, все четверо. Тимирязев потрогал лошадиный бок, конь фыркнул, и Тёма быстро спрятал руку за спину. Хозяин, вернее, бывший хозяин, показал длинный, остро заточенный с одного конца шест и буркнул:
- Этим коников погоняйте, да не стесняйтесь, сильней тыкайте, им это как щекотка. И рукавицы оденьте, не то вожжи ладони обдерут.
Он так отчаянно старался не смотреть на рейфов, что привлек внимание молодняка. Стажеры подобрались к нему с двух сторон и попытались заглянуть в лицо. Мужик опустил голову, стажеры наклонились, с сопением заглядывая сбоку. Мужик сгорбился и повернулся к ним спиной, на его рубахе между лопаток проступила и стала быстро шириться темная полоса пота. Рейфёныши проворно обежали вокруг и нагло сунулись под обвисшую шляпу.
- А Тёма за клизмой пошел, - громко сказал Ковалёв.
Стажеров от мужика словно отбросило. Одним прыжком они преодолели с десяток метров, сделали вид, что всегда здесь стояли, и исподтишка осмотрелись. Обнаружили, что на самом деле Тимирязев никуда не пошел, и обиженно уставились на подводника. Ковалёв показал им средний палец. Стажеры переглянулись и тоже показали ему по длинному когтистому пальцу. Чем бы дети не тешились, лишь бы не вешались… Я заглянул в фургон. Внутри лежал мешок с картошкой. Подарок что ли, или забыли впопыхах? Ладно, оставим для антуража.
Со сборами провозились до ночи. Борта фургона укрепили изнутри бронежилетами, в крыше прорезали люк. Киргизы приволокли со склада гору зимнего обмундирования, мы с Ковалёвым собрали оружие и еще кое-что по мелочи.
Из темноты, ковыляя, как раскормленный пингвин, появился Феликс. Это мы такую маскировку придумали: поверх обычной одежды и бронежилета рейф натянул огромный овчинный тулуп, шапка-ушанка с завязанными под подбородком ушами и опущенным козырьком прикрыла голову. Лицо пряталось в намотанный в два оборота шарф. Ну, и валенки с галошами, куда же без них… Правда, на его обувь валенки не налезли, так что отдельно надели галоши, а сами валенки разрезали, и обернули ими голенища сапог, завязав всё это великолепие веревками.
- Можем отправляться, на Хоффе сейчас середина дня, - невнятно сказал Феликс сквозь шарф и, переваливаясь, побрел к заднему борту, расставив для равновесия руки в дубленых перчатках. Дошел и выяснил, что без посторонней помощи ему теперь внутрь не влезть – тулуп, жесткий, как рыцарские доспехи, совершенно не желал гнуться. Мрачный взгляд, полыхнувший, словно лазер, из щели между козырьком и шарфом, сорвал с места стажеров. Рейфеныши подскочили, подхватили и – раз-два, взяли! – закинули начальника в фургон. Так, один есть. Следующим номером шел такой же тулупно-ушаночный Тимирязев. Да, вы не ослышались, Тёма ехал с нами. В ответ на мой тихий вопрос, стоит ли привлекать его к операции, всё-таки ученый и интеллигент, много ль с него проку в бою, Феликс посмотрел странно. И сказал, что да, интеллигент, но лично он, спец по безопасности, не рискнул бы схлестнуться с Тёмой один на один. Он бы и вдвоём на него не пошёл.
Три-четыре! – и Тимирязев тоже перелетел через борт. Стажеры запрыгнули следом.
- С богом! – Генерал Колчан хлопнул по плечу сначала Ковалёва, потом меня. И шепнул: - Если через двенадцать часов не вернетесь, я плюну на принципы и отутюжу этот за…долбанный Хофф БМПшками! Мне Тёмка код доступа дал и копию карты.
- Мне значительно полегчало, - честно сознался я.
Ехали не напрямую - незачем светить адрес ОВК. Пересадку сделали на заброшенной планете.
- Всех мы тут съели, а больше никто селиться не хочет, - грустно поведал Тимирязев. Он запустил когти под ушанку и ожесточенно почесал скальп. – Мне кажется, такие шапки вредны, под ними могут развестись вши.
- Фигня, - весело сказал Ковалёв. – Побреешься наголо, и вшей как небывало.
Тёма шокировано воззрился на него. Стажеры неосторожно захихикали, и Тимирязев ринулся на них, как коршун. Схватил за загривки и вышвырнул из фургона. Всё равно брать с собой мы их не собирались. Им надлежало остаться здесь и ждать, сидя на камушках. Может статься, что на обратном пути у нас не будет времени открыть проход самим, и тогда по нашему сигналу его откроют они. Цилиндрики связи Феликс дал нам с Ковалевым еще в ленкомнате.
Еще один переход, и мы окунулись в хоффанский дождь. У врат был пост охраны, солдат заглянул в фургон и увидел круглые фигуры, привалившиеся к мешку с картошкой. Тимирязев приветливо поболтал валенками (руками он прижимал к себе «Калашников», ненавязчиво обращенный дулом в сторону часового).
- Чего это они так одеты, - удивился часовой. Как мы и рассчитывали, рейфов под тулупами он не опознал.
- Ну, у нас ведь тоже зима, братишка, - откликнулся Ковалев, – да не то, что ваша – мороз за тридцать. А я ребят прямо с караула взял, видишь, никак не отогреются. Нам бы до вашей комендатуры, образцы армейской одежды показать. Может, закажут партию, как думаешь?
- Может, и закажут, - пожал плечами солдат и махнул рукой, - проезжайте.
Дорога шла через тонущий в тумане парк, из мутных клубов выныривали и вновь пропадали черные голые ветви - казалось, деревья наклоняются, стараясь погладить нас по голове. Где-то наверху орали невидимые вороны (ну или кто у них на Хоффе каркает).
- А вдоль дороги мертвые с косами стоят, - страшным голосом прошептал Ковалев и заржал, охламон.
Дорога свернула, огибая жилые кварталы, а мы покатили вперед, прямо в стекающий к набережной лабиринт улочек и проходных дворов. Узор лабиринта я выучил по картам и снимкам наизусть, выбрал самый оптимальный маршрут, и теперь знакомился с ним вживе. Ура-ура, нигде не застряли, значит, имеем чистый путь для отступления. Еще раз ура!
Стены домов расступились, открыв реку со штрихом моста вдали. Нам направо, к двадцать первому по счету зданию.
Молоденький караульный съел нашу легенду про пошив одежды как миленький. Одного завистливо-профессионального взгляда на плащ-палатки ему хватило, чтобы осознать, насколько практичны они, и насколько плоха его тяжелая, пропитанная дождем шинель, после чего решетка проходной была поднята.
Задний двор пустовал. Я остановил фургон у стены, прямо под заветным окошком, и огляделся. Было три часа по местному времени, но день уже начал гаснуть. Катящиеся волны тумана надежно укрыли нас от будки охраны. Что ж, непогода друг диверсанта, будем считать это хорошим знаком.
Песню про «заказ» мне пришлось исполнить еще трижды – на входе в комендатуру, на лестнице между вторым и третьим этажами и в приемной коменданта, и я изрядно устал от этих повторений, а так же от оттягивающего руки мешка с образцами обмундирования. И когда уже сам комендант, полный солидный мужчина в рыжих-прерыжих бакенбардах, добродушно улыбнувшись, спросил, что нам угодно, я со вздохом облегчения уронил мешок на ковер и молча ударил его под третью пуговицу жилета.
Улыбка коменданта превратилась в мучительную гримасу, и он опустился на пол, не в силах вдохнуть. Ковалев бесшумно задвинул засов на двери и выключил свет. Кабинет погрузился в интимный полумрак. Я пришлепнул на рот хоффана лейкопластырь, а Ковалев защелкнул сзади наручники. Затем мы подняли коменданта подмышки и вежливо поместили в кресло – выбрали помягче и поглубже, из которого без помощи рук не очень-то выберешься.
Комендант к этому моменту очухался, и укоризненно замычал, тараща зеленые глаза в рыжих ресницах.
- Ничего личного, - ответил я этим изумленным глазам. – Просто вы держите у себя очень нужного мне человека. Отдай его, и никто не умрёт. Давай я отлеплю пластырь, и поговорим. Но только пискни громче, чем шёпотом, и я тебе трахею раздавлю, ясненько? Моргни, если согласен.
Моргнул. Я сдавил горло коменданта пальцами и осторожно потянул край пластыря.
- Я понимаю, о ком идет речь. Но я не могу приказать отпустить этого заключенного, это не в моей компетенции, - просипел пленник в образовавшуюся щель.
- Тебе и не надо. Прикажи привести его в кабинет, дальше мы сами.
Комендант вздохнул.
- Всё равно вам не вывести его из здания. Но если уйдете сами, сейчас, обещаю – я не буду поднимать тревогу. Что он делает? – это уже про Ковалёва. Тот открыл окно и, пристегнув карабин к верхнему краю решетки, опускал вниз тонкий тросик. При всей видимой хлипкости этот тросик выдерживал около трехсот килограмм, поджарый Феликс весил значительно меньше.
- А это мы хотим продемонстрировать всю серьезность ситуации, - пояснил я и прилепил пластырь на место, потому что Феликс как раз возник за окном, уже избавившийся от маскировки, страшный как… как рейф.
Он завис на тросе, исподлобья глядя в кабинет, а потом ухватился за прутья решетки и раздвинул их в стороны. Прутья смялись, точно пластилиновые, и Феликс очутился внутри. Каптри тут же прикрыл окно и задернул шторы. Комендант забулькал. Я пальцами ощущал, какой бешеный, с перебоями, стал у него пульс. Блин, не потерять бы дядьку! Может, Тёму позвать? Если что, он его откачает.
- Спокойно, спокойно, этот рейф заберет своего человека и уйдет. И мы тоже. Понимаешь меня? Сейчас я тебя развяжу, и ты прикажешь привести заключенного, да?
Нет! Он просто закрыл глаза и с видом обреченного мученика откинулся в кресле, словно говоря, что помогать не станет, и будь что будет. Каков, а? Ссскотина упертая, я зашипел почище Феликса. И зашарил нервным взглядом по кабинету: надо, срочно надо найти что-нибудь такое… О! Да вот же оно!
Я вихрем подскочил к огромному, как аэродром, письменному столу и схватил портрет в серебряной рамке – молодая женщина с нежными оленьими глазами держит на коленях нарядную девочку лет пяти, обе улыбаются.
- Эй, это твоя жена? – я ткнул портретом в лицо коменданту. – Вижу, она настоящая красотка! А сейчас поинтересуемся, что видит рейф, – я повернул портрет к Феликсу.
- Десерт, - любезно ответил Феликс. – Мне нравится ход ваших мыслей, товарищ Лозовой.
Лично мне ход моих мыслей совершенно не нравился, но дело должно быть сделано, и я опять сунул портрет пленнику под нос:
– Знаешь, что будет? Мы с товарищем уйдем, а рейф останется. Нет-нет, тебя он не тронет. Вы посидите до ночи, пока твоя милая женушка не начнет волноваться, и не придёт сюда разыскивать тебя!
Феликс вдруг оказался возле нас.
- А может, мы просто сходим к нему в гости? – его шепот казался ласковым. – Я и другие рейфы. Здесь полная боевая бригада, при желании я могу захватить весь этаж, и не сомневайся, кто-нибудь из людей выдаст твой адрес.
Он присел сбоку от кресла и почти прижался щекой к щеке хоффана. Я всё еще держал портрет перед глазами коменданта, Феликс с тихим шипением протянул руку и дотронулся бледно серым пальцем до нарисованного личика девочки.
Комендант заплакал.
Дальнейшее было делом техники. Мы с Ковалевым с помощью носового платка и воды из графина вернули коменданту товарный вид, тот отдал распоряжения секретарю, и вскоре двое конвоиров внесли наш приз и уложили его посреди кабинета.
Увидев эти человеческие руины, я понял, что кризис вовсе не миновал.
Комендант слабым взмахом руки отослал конвой, и теперь сидел за столом, погрузившись в свой потускневший внутренний мир. Рейф тихо вышел из-за шторы и склонился над кровавым месивом. Я даже приближаться не стал: сам мог сделать с человеком многое, и не горел желанием знать, насколько изобретательны в этом деле хоффаны.
- Блин, - пробормотал Ковалев. Он тоже не пошел смотреть.
Лицо Феликса оставалось бесстрастным. Но когда он поднял голову, его глаза пылали, словно две раскаленные топки. И смотрел он на коменданта.
Началось, подумал я. Подскочил к хоффану и так дал ему в челюсть, что аж в лопатку отдало. Комендант отключился - теперь внимание на него можно не тратить, оно мне для другого понадобится всё, без остатка. Я ногой оттолкнул кресло с бесчувственным телом в угол и загородил его собой.
Рейф вспрыгнул на стол и стоял на столешнице на четвереньках, сгорбившись и шипя. Лицо превратилось в маску ярости, тонкие губы растянулись, обнажив клыки – с перепуга мне показалось, что их не меньше сотни - до самых десен.
- Прочь! – прорычал он.
- Феликс, не дури, ты у меня на мушке, – напряженно сказал Ковалев.
Он действительно выхватил пистолет и целился Феликсу в спину. Вот только мы все трое знали, что рейфу даже целая обойма - что слону дробина, он только взбесится. Здравый смысл подсказывал отойти в сторону и предоставить коменданта его судьбе – в конце концов, рейфского агента отделали с его согласия, а может, и по его приказу. Та еще сволочь, этот комендант… который плакал от страха за семью… которому я обещал жизнь…
Так страшно мне еще никогда не было. Я заговорил мягко, словно успокаивая собаку Баскервилей:
- Извини, не могу. Я клялся, что он не умрёт, а мои клятвы одинаковы для всех. Подумай, велика ли будет цена моему слову, данному тебе, если сейчас я откажусь от слова, данного ему? - Рейф щерился, но, слава богу, не кидался! Может, пронесет. – Феликс, мне с тобой не справиться, я и пытаться не буду, но чтобы выместить свою злость тебе придется меня убить, а мы союзники. Неужели жизнь союзника стоит для тебя секундного удовлетворения?
- Слушай, ты же не ждал, что хоффаны осыплют твоего агента розами? – добавил Ковалёв. – Не трать время на жирного ублюдка, нам бы убраться отсюда скорей. И парню твоему врач нужен.
Показалось, или бешеный огонь в глазах рейфа чуточку попритух? Он медленно-медленно сдал назад и уселся на пятки. Я бы сейчас тоже присел, а лучше прилёг. Вместо этого я тихо спросил:
- Ну как, оставишь его в живых?
- Да, - Феликс провел ладонью по лицу, стирая остатки ярости. – И знаешь что?
- Что? – надеюсь, прозвучало не очень обморочно.
Рейф криво усмехнулся:
- Тебя я бы не убил.
Чтоб тебе это раньше-то не сказать, со злобным облегчением подумал я, прежде, чем у меня половина волос поседела.
