Награда
[/size][/size][/b]
Был день поставки. Времена, когда слово «поставка» мы произносили с придыханием и с большой буквы, давно канули в лету. Тогда, в самом начале всей овэкашной бодяги, Родина связывалась с нами раз в девяносто дней, и мы успевали сильно соскучиться. Ныне же это событие происходило каждый месяц, и его значение изрядно умалилось. Орутинилось, как метко выразился замполит Соломонов, известный своим пристрастием к словотворчеству. В пять пятнадцать утра Даль-1 засветилась, и по пологому пандусу к ногам зевающих воинов-строителей поехали коробки с консервами, ящики с сухофруктами и мешки с картошкой. Опечатанные контейнеры с оборудованием, тюки постельного белья и бочки с хлоркой. Связки писем, колесо для «газика» и лейтенант Наумов. Последний не съехал, а неспешно сошёл, игриво покачивая чемоданом, и приветливо улыбнулся новёхонькому, только что из-за горизонта, солнышку. Лейтенант Наумов возвратился из отпуска.
В то же самое время на другом конце базы, в медсанчасти, проснулся доктор Новиков. Знаете, что говорят про ранних птичек? Им перепадает червячок. Доктор своего тоже получил. Зевая и волоча тапки, он прошаркал в приёмную и обнаружил её пустой, рейф Тимирязев блистал отсутствием. Доктор не стал размышлять, где носит коллегу, а просто воспользовался удачным моментом. Быстро оглядевшись по сторонам, он на цыпочках подкрался к шкафу и, затаив дыхание, потянулся к дверцам. Прежде чем он до них дотронулся, из шкафа выпал станнер Тимирязева. В отличие от маленькой пукалки, с которой на базу обычно приезжал другой рейф по прозванию Феликс, это было тяжёлое штурмовое оружие в полтора метра длиной и со скверным характером. Новиков знал, что технологии рейфов в основном органические, и подозревал, что станнер обладает зачатками злобного сознания. Иначе почему эта здоровенная дура целыми днями смирно сидела в шкафу, но тут же вываливалась наружу, стоило доктору подойти поближе? Новиков вздрагивал, а иногда и вскрикивал, а станнер лежал перед ним на полу и как будто глумливо ухмылялся. (*)
- Попался, гад, - шепнул Новиков, поймав супостата в объятия.
Он отнёс станнер в конец коридора и запер в чулан со швабрами. И с песней на устах вернулся в постель – до побудки оставалось ещё сорок пять минут.
(*) – Раскрыть вам секрет? В действительности у станнера не было мозгов. Одна доска в полу разболталась, и всякий раз, когда Новиков наступал на один её конец, второй, на котором стояла ножка шкафа, слегка приподнимался, отчего шкаф чуток перекашивался, плохо подогнанные двери открывались, и станнер, разумеется, выпадал, пугая доктора.
В ста километрах от базы в небе появилась чёрная точка. Снижаясь, она росла, и, наконец, превратилась в рейфский разведывательный бот. Чужой бот. Он был крошечный, немногим крупнее стрелы, улей на орбите не засёк такую малявку, тем более при подходе разведчик прятался от него за планетой. Бот опустился почти к самой земле и неторопливо полетел над степью – пилот знал, что в месте назначения имеется как минимум один противник-рейф, и был сосредоточен не столько на управлении, сколько на удержании ментального щита: резидент неприятельского клана не должен ощутить излучение его мозга.
Навестить в отпуск дом или сгонять, наконец, на юг? Наумов никогда не задавался подобным вопросом, ведь его дом был в Одессе. Ах, Одесса! Бульвары, каштаны и море - целый месяц моря! Сияющий лейтенант шагал по базе и от него, казалось, веяло солёной свежестью.
За день свежесть улетучилась, но сияние никуда не делось. После отбоя Наумов зазвал своего закадычного дружка лейтенанта Зайцева за склады и ознакомил с неким приобретением, обещающим стать центральным аттракционом года.
- Пакость какая, – поморщился Зайцев, глядя, как вынутый из коробки аттракцион колышется на ветру.
- Не фига себе пакость! – возмутился Наумов. – Знаешь, сколько я за неё выложил?
Ах, Одесса! Бульвары, каштаны, море … а также порт, где можно добыть что угодно. Наумов, к примеру, добыл там надувную женщину, правда в данную минуту она скорее напоминала женскую шкуру. Наумов поднял её повыше, держа за плечи, и шкура закачалась на фоне заката, свесив набок сплющенную голову с желтыми синтетическими кудряшками.
- Хм, - Зайцев скрестил руки на груди и, отступив назад, окинул шкуру взглядом художника. – А давай прямо сейчас её надуем и пойдём к ребятам.
- И в окно им покажем, - продолжил Наумов, на лету подхватив мысль приятеля, - и скажем, - он перешел на писклявый фальцет: - «Здравствуйте, меня зовут Зина. А вас?»
- Спорим, они так в окно и ломанутся, все сразу, - обрадовался Зайцев. – И там застрянут, гы-гы-гы. Как надувают такие штуки?
- Насосом. Айда в гараж.
В четырех с половиной километрах от базы сумерки тихо заглянули через край оврага, а снизу им навстречу протянулись чернильные тени. Кочка на самом дне шевельнулась и обернулась рейфом, скрючившимся под куском бурой, под цвет местной почвы, ткани. Разведчик встал, шагнул к небольшому выступу у основания склона и без лишней суеты принялся стягивать с него такое же бурое полотнище. И тотчас стало ясно, что никакой это не выступ, а бот, укрытый маскировочным чехлом. Чехол с еле слышным чмоканьем отлипал от обшивки и съёживался как живой. Скоро в руках рейфа оказался довольно компактный шар. Чужак ещё похлопал по нему ладонями, уплотняя, и небрежно забросил за сиденье в кабине. Всё, пора. Рейф выбрался наверх и побежал сквозь наступающую ночь.
Окружающий объект трехметровый забор из бетонных плит не задержал его ни на миг. Чужак с разбега подпрыгнул - согнутые пальцы, как абордажные крючья, вонзились в щель между стыками, нога нащупала неровность плиты. Рывок, перехват! - и в следующее мгновение пришелец уже сидел наверху и осматривался. У рейфов прекрасное ночное зрение, слабого света звёзд ему хватило, чтобы в деталях разглядеть задворки базы: узкая полоса голой земли, тёмная гряда построек за ней, и ни-ка-кой охраны. Невероятно! Рейф оскалился в беззвучной усмешке. Неужели здешние НАСТОЛЬКО верят в эту жалкую ограду? Что ж, горе им.
Насос нашли быстро. Наумов качал, а Зайцев изучал канистры с бензином.
- Все одинаковые, а у этой горловина изолентой обмотана, - пояснил он своё любопытство и открутил крышку: – Так я и думал! Бражка!
- Возьмём с собой, - предложил Наумов. Интуиция подсказывала, что когда ребята обнаружат, что их Зина - из резины, им понадобится утешение. Много утешения.
- Всё не получится, - Зайцев с сожалением позвенел цепью, продёрнутой через ручки всех канистр и запертой на висячий замок. – Но сколько-то, безусловно, прихватим.
Он разыскал на стеллаже десятилитровую кастрюлю (это была важная часть самогонного аппарата, разобранного и спрятанного в разных местах), и набуздыкал её до краёв. Затем лейтенанты тронулись в обратный путь, и надо сказать, путь этот был нелёгок. Он пролегал через хозангары, а там царила тьма египетская. Зайцев передвигался бережными шажками, целиком посвятив себя кастрюле, которую он обеими руками прижимал к груди. Единственный источник света, фонарик, ему пришлось взять в зубы. Наумов же и вовсе обходился без фонарика, ориентируясь на бледный отсвет от Зайцева. Как-то не до фонарей, когда между сараями гуляет шквалистый ветер, а ты несёшь куклу с себя ростом, надутую, точно дирижабль, и такую же летучую. Лейтенант изнемогал. На крохотном перекрёстке ветер вдруг подло ударил сбоку, подхватил куклу вместе с вцепившимся в неё Наумовым и зашвырнул в проулок. Чувствуя, что руки вот-вот разожмутся, и дальше кукла полетит одна, лейтенант плашмя бросился на землю, придавив Зину всем телом.
«Рейд по тылам» - старинная рейфская забава, традиционно популярная среди молодняка из касты военных. Налёт на чужое пастбище - банальщина, иное дело в одиночку пробраться на территорию, объявленную противниками зоной кланового интереса, и под их носом охотиться на союзных им людей! Вот где настоящая потеха. Опасная? О, несомненно! Но риск только обостряет удовольствие. В конце же ждёт восхитительный, приправленный адреналином обед, а на сладкое - зависть и уважение сверстников из улья.
На текущий момент времени до зависти и уважения было всё же далековато, зато обед рейф уже нашёл. Он крался мимо очередной уродливой постройки, когда из-за угла прямо ему под ноги вывалились два обнявшихся человека.
Дальнейшие события втиснулись ровно в одну секунду. Чужак одобрительно рыкнул, склонился над упавшими и занёс руку для удара. В последний момент Наумов изловчился перекатиться на спину и подставил рейфу Зину. Ладонь с открывшейся кормовой щелью с размаха впечаталась в грудь куклы, растопыренные когти пронзили резиновую оболочку. Грянуло сочное «БДЫЩ!», и тут же подоспевший Зайцев надел рейфу на голову кастрюлю с самогоном.
В жизни рейфа случалось всякое, но чтобы еда взрывалась в лицо – такого не бывало никогда. А в том, что произошёл взрыв, чужак не сомневался. Во-первых, был очень громкий хлопок, во-вторых, его с головы до ног обдало густой вонючей жидкостью, и, наконец, он внезапно ослеп, а в ушах страшно зазвенело – то-есть налицо были признаки тяжёлой контузии.
На самом деле адский звон был делом рук Наумова. Осознав, что кукла стоимостью в полтора лейтенантских оклада превратилась в конфетти, он впал в берсеркерскую ярость. Офицерам было предписано ходить по базе с табельным оружием, что да, то да, но вот заряжать это оружие запрещалось категорически: в Минобороны бытовало мнение, что в условиях замкнутого коллектива мы можем сойти с ума и понаделать друг в друге дыр. Но Наумову оружие сгодилось и незаряженным. Не помня себя от бешенства, он схватил пистолет за дуло и принялся лупить рукояткой по кастрюле, вопя:
- Зину убил!!
Рейф не слышал этих криков. Он вообще больше ничего не слышал, кроме раскалывающего голову звона, с ним приключилась эдакая звенящая глухота. В данных обстоятельствах представлялось разумным отступить к боту и покинуть планету. Чужак временно лишился зрения, но у него было хорошее чувство направления, к тому же молодых офицеров обучали «слепой» ориентировке на местности. Он повернулся в ту сторону, откуда пришёл и сосредоточился, припоминая, сколько сделал поворотов по пути, и сколько шагов эти повороты разделяло, однако неожиданно с тревогой понял, что его мысли стремительно слабеют и путаются. Бедняга принял это за новый тяжёлый симптом (хотя он просто надышался концентрированными парами самогона) и, ошеломлённый столь непривычным нездоровьем, упустил контроль над ментальным щитом. И сразу же в полную силу ощутил разум резидентного рейфа, а резидент, соответственно, ощутил его. Следовало бежать. Как можно быстрей.
Наумов, который больше не дотягивался до кастрюли, но которому очень хотелось и дальше долбить по ней пистолетом, решительно запрыгнул на рейфа верхом. Устроился поудобней и замахнулся. К его абсолютному изумлению рейф вдруг врубил крейсерскую скорость и помчался вперёд. От неожиданности Наумов выронил пистолет, взвизгнув:
- Зину убил! – вообще-то он собирался крикнуть «Стой, зараза!», но его заклинило: – Зинуууууу!!!
- Вы куда? – удивился Зайцев, но рейф с лейтенантом уже исчезли в темноте, лишь отставшее «…ууууу….» ещё кувыркалось в воздухе.
- Очи чёрные, очи страстные…
С Ковалёвым случилось… нет, не размягчение мозга, что без устали предрекали многие, а лирическое настроение. Днём симптомы проявлялись неявно, но после отбоя резко усиливались: каптри делался задумчив и с очарованным видом тянулся к гитаре. Соседи по казарме терпели две ночи, на третью Лирическое Настроение на пару с гитарой отправились ночевать в медсанчасть.
- Очи жгучие и прекрасные, - томно баритонил Ковалёв, наполняя приёмную меланхоличными переборами струн. – Тём, а Тём, знаешь ли ты, отчего люди поют?
Тимирязев с непроницаемым лицом сидел за своим столом, застыв, будто памятник воплощенному терпению. Отчего люди поют он не знал и знать не хотел, но сильно подозревал, что ему всё равно расскажут.
Подводник нежно огладил изгиб обечайки и доверительно сообщил:
- Люди, Тёма, поют от избытка чувств. Когда вот здесь, - он гулко постучал себя в грудь кулаком, - становится тесно, вот тогда-то…, - Ковалёв извлёк из гитары душераздирающий аккорд и безо всякого предупреждения заорал: - ЯМЩИК, НЕ ГОНИ ЛОШАДЕ-Е-ЕЙ!!
Тимирязев вскочил, с грохотом отшвырнув стул.
- Ссссссссссс, – воздух, набранный для продолжения, со свистом вышел из капитана. – Тём, ты чего? Ну, не хочешь ямщика, ну, давай про другое спою…
- На территории чужой рейф, - бросил Тимирязев, распахивая дверцы шкафа.
Внутри висел халат Новикова и лежало какое-то барахло, главного там не наблюдалось. Рейф зашипел.
- Где?
- Что?
- Станнер.
- Я не брал, - быстро сказал Ковалёв. – Может, сам уполз? Они же у вас того, типа, почти живые…
Тимирязев скрипнул зубами.
- У тебя есть оружие? – прорычал он, справившись с собой.
- Макаров, но он без обоймы. То-есть обойма у меня тоже есть, но она в казарме, спрятана.
Рейф издал отрывистый кашляющий звук.
- Тём, ты не волнуйся, я сейчас принесу. Туда-обратно - десять минут, если через сараи срезать …
Не ответив, рейф выбежал вон.
- Ну, ты как хочешь, а я всё равно принесу, - решил Ковалёв, нашаривая на поясе фонарик. Мысль, что по дороге чужой рейф может поймать его прежде, чем сам будет найден Тимирязевым, в военно-морскую голову как-то не пришла.
Капитан пробежал совсем немного, когда сзади раздался тяжёлый топот. Ковалёв оглянулся – на него со скоростью курьерского поезда надвигалось нечто ужасное. Оно было настолько чёрное, что выделялось даже на фоне окружающей темноты, и огромное - куда выше Тимирязева. На скаку оно гулко, словно в железную бочку, сопело, и выло тонко-тонко, почти на пределе слышимости: «Зинуууу… убииииил...!!!!» - видимо, хвасталось.
«Ё!» - подумал Ковалёв, и наддал. Топот за спиной участился. И приблизился. Чувствуя, что гонку на открытой местности ему не выиграть, каптри метнулся за первый попавшийся угол. Тварь последовала за ним.
Рейф мчался во весь опор. Наумов подскакивал у него на закорках, судорожно вцепившись в ручки кастрюли, и до боли в глазах всматривался в кромешный мрак, с обмиранием ожидая, что с минуты на минуту они во что-нибудь врежутся. Верный Зайцев с фонариком давно остался позади, собственный фонарь Наумов где-то посеял, как остановить рейфа - он не знал, прыгать незнамо куда – боялся: словом, положение казалось безнадёжным. Но вдруг впереди мелькнул свет!
- Зину убил! – ликующе вскричал Наумов, что означало «Гип-гип-ура!», и ткнул рейфа коленями. Тот недовольно фыркнул в кастрюлю, но ходу прибавил. Свет быстро приблизился и оказался Ковалёвым, отчаянно спешащим по каким-то делам.
- Зину убил! – жалобно позвал Наумов, имея в виду: «Товарищ капитан третьего ранга, подождите!».
Подводник явно не расслышал и нырнул за ангар. Вновь очутиться в темноте лейтенант не хотел и, не раздумывая, дернул в ту же сторону ручку кастрюли. И снова рейф послушался и повернул за капитаном.
Ковалев драпал во все лопатки. После каскада отчаянных поворотов чудовище вроде приотстало, но тут хоззона кончилась, и Ковалёв оказался перед стеной с дверью. Остановился, стараясь определить, куда его занесло. Сообразил: к солдатской казарме, вот куда. Луч фонаря мазнул по пожарному щиту на стене.
- Зину!! – рявкнуло чуть ли не над головой.
Подводник молниеносно сдернул со щита огнетушитель и выбил плечом дверь. Казарма была барачного типа - длинная-длинная, со сквозным проходом и выходами по торцам. Преследуемый по пятам, каптри с грохотом бежал между коек.
- Полундра! – орал он. - Спасайся, кто может!
- Зину убил! – ревело за спиной, что в переводе с новонаумовского означало: «Не забудьте спасти меня!».
Ковалёв, не глядя, запулил огнетушителем назад. Раздался звук погребального колокола – огнетушитель встретился с кастрюлей. Рейфа это не замедлило, а огнетушитель упал, сработал и начал торпедой носиться под койками, расплёскивая пенные волны.
Рядовые, разбуженные таким необычным способом, метались в темноте и пене. В одно мгновение казарма приобрела роковое сходство с потревоженным курятником. Кто-то крикнул «Горим!», а кто-то пошёл ещё дальше и включил пожарную сирену. Люди в панике ринулись в окна, и всё веселье хлынуло наружу вместе с ними. С характерными хлопками на вышке у КПП включились мощные прожекторы и по плацу забегали толстые конусы света. Пожарную сирену поддержал низкий рёв ракетной тревоги. На противоположной стороне плаца проснулась офицерская казарма. Замполит Соломонов, одетый лишь в сатиновые семейки, выскочил на крыльцо, сжимая в каждой руке по ракетнице, и по-ковбойски выпалил в воздух с обоих стволов – красная и зелёная ракеты поплыли по чёрному небу, заливая окрестности призрачным светом. И словно в ответ ракетницам замполита в технопарке могуче бубухнуло: это миномётчики, давно выискивавшие случай проявить себя, шарахнули из дежурного «Тюльпана». Степь подпрыгнула.
Парадная дверь солдатской казармы с треском отлетела, и под прожекторы, точно балерина на сцену, выпорхнул Ковалёв. Двигался он длинными прыжками, наклонив корпус и вертя руками, как одичавшая мельница, а всё из-за гуляющего без присмотра огнетушителя – на последних метрах тот попался капитану под ноги. Сначала казалось, что подводник выправится, но нет, совершив несколько гигантских шагов, он проиграл силе тяготения и приземлился на четвереньки. Чужой рейф с разгону споткнулся об него и рухнул. Наумов отвалился и покатился кубарем, постепенно теряя скорость, пока, наконец, не замер. Он лежал на спине, мёртвой хваткой сжимая кастрюлю, и был похож на пилота Формулы-1, выпавшего из гоночного болида вместе с отвалившимся рулём.
- Зину убил, - умиротворенно прошептал Наумов, подразумевая, что неподвижность прекрасна.
Чужак вскочил и рванул наискосок через плац. Всё ещё стоящий на четвереньках Ковалёв наблюдал, как он достиг забора, со второй попытки вскарабкался наверх и бесславно свалился на ту сторону.
Рядом остановились чёрные ботинки, выглядывающие из-под длинного кожаного плаща.
- Ну, – мрачно спросил Тимирязев, - за обоймой сходил?
- А? – каптри задрал голову. – Извини, Тём, не успел…
Генерал Колчан составил о происшедшем подробнейший рапорт, включив в него все детали вплоть до точного цитирования криков лейтенанта Наумова. Писал Колчан не просто так, а из корыстных побуждений: генерал надеялся, что в Центре хоть кого-нибудь отметят.
И знаете, кого-нибудь отметили – через полгода из министерства сообщили, что награждается некая Зина Резинина.
Посмертно.
Орденом Дружбы Народов.
