Аппендэктомия.
В ОВК народ подбирали физически очень здоровый, поэтому у нашего доктора Новикова работы особо не было. И от безделья он задурил. Взял стакан, взял украденный из продовольственного хранилища лимон, взял находящийся в его ведении медицинский спирт и несколько раз совместил три эти компонента. Иначе говоря, напился наш док. И в этом волшебном состоянии пошел в туалет. А на улице была ночь. И была красота: степь, свободная от воинов-строителей, летела сквозь ночь. И звезды! Тысячи крупных как виноградины звезд кружились и складывались в невиданные созвездия над докторской головой. От такой красоты Новиков сначала оцепенел, а потом, потрясенный, захотел быть к ней как можно ближе, и полез на крышу туалета. Кончилось это скверно, с крыши он упал. И сломал руку.
А через два дня рядовой Богданов (кличка Быгда) пожаловался на тошноту. Затем началась резкая боль за печенью, а там подоспели и другие симптомы острого аппендицита. Черт возьми, как не вовремя!
Новиков оставил Быгду лежать в позе зародыша на койке в санчасти, а сам понес горькую весть в штаб. Колчан выслушал и перекосился лицом куда сильнее обычного – на первый, второй и все последующие взгляды проблема решения не имела. Но на всякий случай Колчан все же уточнил, точно ли доктор не справится с операцией. В ответ Новиков выразительно постучал себя по гипсу.
- Стучит он! Лучше бы по голове себе постучал! – взбеленился командующий. – Слушай, ну, может, потерпит он два месяца? Поставка будет, мы его домой эвакуируем…
Новиков сказал, что конечно потерпит, но только в морозильнике, в качестве груза-200.
- Гадство, - вздохнул Колчан. – Не вижу я другой альтернативы: придется напрячь союзников.
И он позвал к себе замполита, что бы тот обеспечил ему моральную поддержку. А Новикова наоборот выгнал из кабинета, ибо смотреть на загипсованного доктора спокойно он не мог – рука так и тянулась к пистолету.
Черный цилиндр союзников очень обрадовался, заслышав осторожное генеральское «Прием, ОВК на связи».
- Вас посетило НАТО? – с откровенной надеждой спросили оттуда.
- Нас посетил аппендицит, - немного смущенно сказал командующий. – У вас есть кто-нибудь, способный его вырезать?
- Что? – не поняли на том конце.
Колчан как мог пояснил проблему. Оживления в цилиндре поубавилось. Прибавилось шипящих звуков.
- Ну, есть тут у нас энтузиаст, - процедил, наконец, далекий собеседник, - интересуется, отчего у, э-э, пищи мор бывает. Вскрывает тела. – Тут голос зазвучал весьма ядовито: - Вечно у него тухнет кто-то в лаборатории, весь улей провонял. Пришлем, ждите.
Связь прервалась.
- Ну, что сказали?! - В дверь просунулся изнывающий от неизвестности Новиков
- Радуйтесь, док, - сказал Соломонов, отирая лоб рукавом, – сейчас пришлют нам ветеринара.
- Ветеринара? – растерялся док. – Хоть хорошего?
- Лучшего! Как сам Тимирязев!! – заорал Колчан. – Иди, готовь причиндалы!
Тимирязев прибыл через час, в индивидуальном летающем средстве, похожем на маленький, сильно мутированный МИГ. Он был высоченный, изящный, с очень бледной, почти прозрачной кожей. Весь командный состав, сгрудившись у входа в санчасть, наблюдал, как он шагает через плац, заметая пыль длинными полами черного плаща.
- Может, зря мы, Валентин Сергеич, это затеяли? - прошептал Соломонов.
- Быгду жалко, - ответил вместо генерала комбат Рощин.
Рейф подошел и молча уставился на встречающих желтыми кошачьими глазами. В группе наметилось некоторое движение, и на поверхность вынесло Новикова. Он упирался, но коллектив оказался сильней, и пришлось доктору начинать разговор.
-Здравия желаю, - он нервно отдал честь гипсом. – Скажите, вы живого человека разрезать сможете?
Тимирязев улыбнулся как Джоконда, и стало ясно, что сможет. Ещё как.
И Новиков повел его внутрь. Все, кто мог, прилипли снаружи к окнам. Рейф ловко заплел в косу длинные белые волосы, вымыл руки мылом и щеточкой именно так, как проинструктировал его Новиков, ополоснул их в первомуре и неторопливо натянул стерильный халат. Временно назначенный медбратом рядовой Воронец приблизился к нему с хирургическими перчатками. И здесь возникла заминка – перчатки лопнули на кончиках, и острые черные когти рейфа вылезли наружу.
- Блин, - охнул Ворнец и сунулся в бикс за новой парой.
Но и новые перчатки постигла та же участь.
- Ладно, - махнул здоровой рукой Новиков. – Придется с этим смириться.
Когти протерли спиртом, и Тимирязев ступил в операционную. Посмотрел на поднос с блестящими инструментами, на распятого на столе Богданова и издал длинное довольное шипение. Быгда, которому только начали давать наркоз, завопил не своим голосом.
- Доктор! Миленький! – орал он, извиваясь под маской, - я лучше потерплю, сколько скажете! У меня уже и не болит ничего!
Тут наркоз подействовал, и он обмяк.
- Вы это, только лишнего не отрежьте, - взмолился Новиков, глядя, как Тимирязев подступает к телу со скальпелем наперевес.
Рейф оглянулся на него.
- Не отрежу, - сказал он низким, но неожиданно приятным голосом. – Только мне кое-что надо взамен. Мне не приходилось вскрывать еще живого человека. Я хочу немного посмотреть, как внутри все работает.
- Только посмотреть? – спросил доктор, бледнея на глазах, и все, кто это слышал, побледнели тоже.
- Клянусь, - торжественно заявил Тимирязев.
Впоследствии рядовой Богданов снискал известность в определенных кругах как обладатель самого огромного в истории шрама от аппендэктомии. Тимирязев рассек его от грудины до паха. Аппендицит он нашел и удалил мгновенно, а потом начал удовлетворять любопытство: тронул пальцем печень, порылся в петлях кишок и совершил массу других неаппетитных действий. Наконец рядовой был зашит. Потом генерал Колчан признавался, что с последним стежком с его плеч упала пирамида Хеопса, а доктор Новиков говорил, что пирамида – ерунда, с него, доктора, свалился целый Эверест.
Быгда выздоровел, а от Тимирязева избавиться не удалось. Он заявил, что делать операцию ему очень понравилось, и медицина - перспективная вещь, потому что невылеченная пища умирает, а вылеченную можно съесть. И доктору Новикову придется его учить.
И пришлось, не сомневайтесь. Рейфы чертовски хорошо умеют настоять на своем.