- Предлагаю сделать привал, - произнес один из мужчин и, не дождавшись ответа, бесцеремонно подмял под себя нежный, еще не стянутый душной перчаткой летней пыли, ковер лесной зелени. Одиноко растущие цветы негодующе закивали золотистыми венчиками, оплакивая безвозвратно потерянных собратьев. – Этот чертова дорога доконала мои больные ноги.
Человек боязливо огляделся по сторонам, словно опасаясь, что некто незримый мог подслушать неразумно брошенную им фразу.
Но ничто не предвещало беды. Стройные алозийские тополя по-прежнему приветливо шумели путникам своими пушистыми кронами, а через изумрудный купол леса, который подпирали тысячи черных колонн, проглядывали островки лазурного неба.
Путник облегченно вздохнул, и, скинув с головы широкую, мокрую от пота шляпу, закрывавшую добрую половину лица, принялся обмахивать раскрасневшееся лицо.
Большую часть пути солнце нещадно палило, превратив изнывающую от полуденного зноя землю в раскаленную сковороду, которая с садистской жестокостью нагревалась на пару градусов по мере того, как горожанин и его молчаливые спутники все дальше удалялась от человеческого жилья. Асфин, грузный мужчина лет тридцати, украдкой посматривал на старые, обветшавшие кирпичные стены родного города, в то время как взгляды его попутчиков были прикованы к мохнатым макушкам елей, чьи колючие полушубки нисколько не мешали им радоваться солнечному теплу. Когда же тройка достигли пункта назначения, светило наконец-то смилостивилось над путешественниками, передав их в объятия долгожданной прохлады. Для Сэм и низкорослого щуплого Ярдвика лес, где уживалось несколько десятков пород деревьев, стал настоящим спасением, в то время как Асфин тихо страдал, покрякивая каждый раз, как только приходилось перелезать через молодые, вырванные пронесшимся два года назад ураганом, тополя, или ветки несокрушимого дуба, или продираясь через кусты, чьи корявые когти то и дело норовили расцарапать тебе лицо или ухватить за ногу. Идти было действительно трудно: заброшенная тропинка смутно угадывалась сквозь заросли высокой, густой травы, сладковатый запах которой разливался в воздухе неповторимым, дурманящим ароматом.
Складывалось ощущение, что лес всеми силами стремился отвоевать себе территорию, на которую когда-то так дерзко посягнул человек.
- Пойди мы по главной дороге, Асфин, тебе не пришлось бы так страдать, - ехидно заметил его путник, в глазах которого плясали торжествующие огоньки. - Но ты никогда не слушаешь мудрых советов.
- Что ты мелешь, осталоп! Если бы твои советы имели цену - горожане давно избрали тебя нашим новым Главой… Думаешь, алжебрийцы обрадуются, заприметив толпу алозийцев, идущих к их славному городу! Мне начинает казаться, что вместо головы бог наградил тебя одним из котелков, которыми торгует Мора.
- Что ты сказал? За такие слова я вырву твой дрянной язык и выставлю напоказ, чтобы каждый проходящий мимо алозиец мог в в него плюнуть.
- А что случилось со старым Главой? – спросила Саманта, предпринимая попытку перевести беседу в другое, как ей показалось, более безопасное русло.
Горожане, глаза которых метали молнии еще секунду назад, мгновенно сникли.
- Нашего последнего Главу постигла ужасная судьба, майор, - наконец решился заговорить Асфин. - В наказание за неповиновение один из демонов сжег его посохом, из которого вырвалось адское пламя. С тех пор все вопросы решает Городской Совет, где право голоса имеет каждый.
- Даже такой ничтожный человек как Юрдин. Да что говорить. Вы все видели сами, - уныло добавил Ярдвик.
- Но только не в Алжебри, - поспешил вставить свое слово по- прежнему потеющий Асфин. – Власть в городе давно захватила горстка людишек, пресмыкающихся перед тем, кого вы зовете Сокар. Дьявол пообещал вернуть всех алжебрийцев, которых увели его приспешники. И вы представляете: этот сброд ему поверил, предав все, за что мы так долго боролись.
- Сокар, конечно, же не исполнил своего обещания.
- Конечно же, нет. Он долго смеялся над человеческой глупостью, медленно истребляя тех, кто противился его воле.
- Сочувствующих оказалось не так уж и много, и их головы можно пересчитать по пальцам.
- Пересчитать?
- Они украшают центральную площадь города, предупреждая всех, кто не подчинится воле злого бога.
- Трусы. Предатели и трусы. Меня греет мысль, что они поплатились за свое предательство.
- Может не стоит их винить, Асфин. Гоаулды умеют манипулировать сознанием людей, внушая им веру в исполнимость тайных желаний.
- Они заслужили такой участи, майор.
- И Ларин тоже?
Асфин осекся, вспомнив бледное, измученное лицо и бьющееся в судорогах тело маленькой девочки, замирающей лишь затем, чтобы на мгновение забыться беспокойным сном. Ларин то плакала, то смеялась, но, когда она смеялась было еще хуже, потому что звук ее раздирающего душу смеха до сих пор преследовал Сэм.
Болезнь пришла внезапно, сразив ребенка за одну ночь. Ярсон перепробовал весь свой медицинский арсенал, но по его лицу было видно, что уверенность в том, что он сумеет помочь своей дочери, таяла с каждой минутой. Он не знал противоядие от неизвестной хвори, шепча, что такое случалось только с теми, кто углублялся в сердце заповедного леса.
Саманта упорно молчала, тайно надеясь, что скоро вернутся Джек и Тилк, и они все вместе переправят ребенка на базу. Но, услышав обреченный шепот Ярсона, женщина вздрогнула – ее поразила ужасная догадка.
- Ярсон, боюсь, что знаю причину болезни Ларин.
- О чем вы говорите, майор, - устало отмахнулся горожанин, не удостоив Саманту даже взглядом. Все его внимание было приковано к дочери, беспомощно распластавшейся на деревянной, украшенной затейливым рисунком кровати. Ее устремленные в потолок глаза мерцали, а тело содрогалось от громкого смеха.
Сэм собралась с духом и отчетливо произнесла:
- Ларин ходила через лес.
