Прода есть. Просто у Финляндии проблемы со связью, поэтому выкладываю кусок по его просьбе.
Есть спойлеры.
***
- Кафедра информационных технологий? Кафедра военной медицины? - рейф в синей медицинской робе машет им рукой. За ним дверь в патологоанатомическую секционную – белоснежная, с красно-черной трафаретной надписью «Осторожно!», и трафаретной припиской, сделанной чьей-то циничной рукой – «Не шумите, пациенты жалуются». У него на руках перчатки, вымазанные лаковой кровью. Лезет в карман – вот в руках у него кпк, умещающийся на ладони. Рейф тыкает стилом в экран, ищет их в списке, близоруко щурится, внимательно смотрит на двух студентов, и несколько разочарованно говорит:
- А, так вы не из группы…
- Нам Мэтт нужен, - говорит один из студентов.
- Дальше по коридору, - там подождите, - он указывает пальцем дальше по коридору. – И переоденьтесь, в следующий раз так явитесь - выгоню к такой-то матери.
С кончика пальца на его робу медленно падает блестящая капля, он брезгливо морщится, и исчезает за дверью.
- А нельзя так?
- Программер, ты что, первый раз здесь? – Рейф дергает его за футболку. – Пошли, переоденемся, и Мэтта подождем.
***
Еще одна секционная, свет здесь слишком яркий, не оставляющий полутеней. На столе тело, накрытое голубой простыней.
- Эй, Кенни, ты мертвых еще не видел? – Эласмин берет длинный корнцанг, и аккуратно приподнимает простынь. – Здорово, а?
Женщина-хазмат. Восковые ноздри, желтоватая влажная на вид кожа, из раны на плече торчат перламутровые кости и багрово-синеватые ошметки мышц. Эласмин смотрит на труп с любопытством зоолога, увидевшего розового слона.
- Интересно, а у нее сестра есть?
- Ты придурок, - Кенни закладывает руки за спину, стараясь ничего не коснуться. – Извращенец хренов.
- Я? Кенни, у меня в голове нет железяк…
- Базис – это колония искусственно выращенных клеток и псевдоорганических кристаллов…
- …интегрированных в живой мозг носителя, и кто после этого извращенец? – Эласмин брезгливо растопырил пальцы, показывая всем своим видом, что он бы ни за что не подпустил ненормальных хакеров к своей голове. Даже если те будут одними из лучших хирургов фракции.
Кенни заплетает косу, и склоняется вместе с Эласмином над трупом – любопытство всегда пересиливает отвращение.
[spoiler] На ее лице фиолетово-зеленые трупные пятна, глаза приоткрыты и видны мутные зрачки – как будто в глазное яблоко впрыснули голубовато-молочную жидкость. Сладковато-въедливый запах разложения пробивается сквозь дезинфектанты, его не в состоянии истребить работающая система вентиляции. [/spoiler]
- Интересно, кто ее так… - Эласмин быстро убирает волосы в хвост и склоняется над трупом. – Кенни, посмотри сюда… [spoiler]
- Рейф тыкает корнцангом в лицо трупа, - видишь, труп пролежал пару дней, окоченения уже нет… а представь, если бы ее привезли сюда недельки через две после смерти, то тут был бы настоящий зоопарк из личинок и куколок…[/spoiler]
Вот в том семестре тут таааакое было, - он раскатал этот звук, как пекарь раскатывает тесто. – Одна дура, тоже хазмат, нажралась таблеток и умерла, так она у себя три дня пролежала…
- А соседи?
- Что соседи? В пригороде знаешь как удобно – не в квартире жить, а в своем доме… с садом. Откуда вся эта дрянь и наползла к ней. Ну отпуск взяла, чтобы никто не помешал и таблеток нажралась… [spoiler] Так – ооооо, когда ее привезли, воняло от конца коридора, они приехали – а ее черви уже жрали… Ползали везде. - Он нахально влез в мыслеобразы другого рейфа, щедро отдавая ему свои воспоминания. – Ее вообще можно было сливать в бочку из-под химикатов. [/spoiler] Тебе что, не интересно?
- Нет, не очень… я бы…- в его мыслеобразах мелькает образ кафедры информационных технологий, прохладный кондиционированный воздух, запах нагретого пластика, ассемблер, с которым он работал недавно.
- К сссебе на каффедрууу, - шипит Эласмин, - пойдешшшь после того, как Мэтт нам экзамен проставит по медичке.
- Я…
- Экзамен! – Эласмин даже забыл про труп. – Э-к-з-а-м-е-н!
В секционную входит Мэтт, за ним – хвостом, десяток студентов-инженеров, которым не посчастливилось иметь в списке своих предметов ксенобиологию и анатомию.
- А… пришли все-таки. Ну, дорогие мои крысята, - обращается он к студентам, замершим за его спиной, - сейчас вам будут портить аппетит и настроение.
Он натянул перчатки.
- Приступайте, дети мои. Кенни, я хочу услышать, что происходит с телом после смерти.
- Эм…Сразу после смерти у рейфа.. – Кенни посмотрел на труп, с которого Мэтт жестом фокусника снял простыню, - хазмата.. у трупа начинаются первые посмертные изменения..
- Какие?
«Температура тела выравнивается с температурой окружа…»
- Температура тела падает до температуры окружающей среды.
Эласмин закатил глаза и сложил руки домиком, показывая всем, что он никому ничего не подсказывает. Мэтт понял его маневр, но ничего не сказал. Инженеры, ставшие в кружок вокруг стола слушали, быстро-быстро стучали по своим датападам, записывали.
- Обычно это занимает несколько часов. Остывание, - Кенни скосил глаза на друга, тот незаметно кивнул и показал ему скрещенные пальцы. – Потом наступает трупное окоченение…
[spoiler]
- После того, как запустевают левые камеры сердца, кровь заполняет нижележащие отделы тела, вследствие развивающегося посмертного гемолиза эритроцитов плазма крови пропитывает ткани, в результате чего развиваются трупные гипостазы, которые исчезают при надавливании, - Эласмин пихнул приятеля в бок, взял труп за руку, показывая всем фиолетовые пятна на предплечье и кистях, - поскольку с момента смерти прошло несколько дней, гипостазы превратились в трупные пятна. Окоченение наступает в первые часы после смерти, и в первую очередь затрагивает мышцы лица и шеи, затем распространяется на…ээээ…мышцы тела и конечностей… [/spoiler]
- Хорошо. – Мэтт складывает руки на груди.
«Ну и?» Кенни наступает Эласмину на ногу, «Что теперь?» «Теперь, программер, будет сеанс аутопсии… как ты там говоришь, онлайн, в реальном времени.» «Этого мне не хватало… - он вздыхает. - Что, жесткое форматирование мозга?» «Жестче не бывает». [spoiler] Эласмин берет скальпель, и делает аккуратный разрез на коже головы – через темя, от уха до уха, натягивает кожу на лицо трупа. Жужжит циркулярная пила.
- Подержи мне ее. – Эласмин вставляет в распил загнутый крюк, тянет на себя. С чавкающим звуком крышка черепа отлетает, какая-то девушка охает, зажимает рот руками и выбегает из секционной. Мэтт качает головой.
Из полости черепа вываливается мозг. Гнилостный запах становится сильнее. Под лопатками трупа – анатомическая подушка, которая приподнимает грудную клетку выше головы.
- Нож, - Эласмин запускает в полость руку, обрезает нервы, продолговатый мозг.
На секционный стол вываливается этакий комок – как подгнивший сыр в наполненном жидкостью пакете. Из пустого черепа лениво течет вязкая на вид кровь.
- Вот… Отек мозга, - говорит Эласмин. Он разрезает соединяющее полушария мозолистое тело. [/spoiler]
Мэтт анатомическим пинцетом показывает студентам желудочки мозга.
Кенни думает, что экзамен не стоит дня, проведенного в секционной в компании медиков и мертвеца. «Думаешь, твои компы лучше? – Эласмин с безразличным выражением лица делает разрез от яремной ямки до лонного сочленения, получает неодобрительный взгляд патолога, и исправляет ошибку, продлевая разрез до перстневидного хряща. – Здесь то же самое, только твои компы груда кремния, стекла, и металлопластиков, или псевдоорганика, как у тебя в мозгах, а здесь…мать его… органокомплекс.. мозг это тот же процессор.. материнская плата, что там есть в компе?.. Вот легкие, сердце, печень…у тебя, у меня, у нее вот…у любой твари есть.. в компе твоем эти.. схемы, контакты… то же самое..»
[spoiler] Он снимает кожу, растягивает крючками, распиливает ребра.
- Грудину убери.
Кенни с любопытством, смешанным с брезгливостью, смотрит, как Эласмин копается в горле трупа, морщится досадливо.[/spoiler]
«Мне это зачем?»
«Мне зачем учить машинные языки, если я ни черта в этом не понимаю…а анатомию знать надо… мммм….вот попадет в тебя на какой-нибудь Далии пуля.. со смещенным центром тяжести, влетит в плечо, вылетит из, мммм…скажем, паха.. перепашет тебе легкие, печенку, кишки, сразу вспомнишь, где что находится…
«Кто использует пули?»
«Люди используют… [spoiler]
- Эласмин берется за язык трупа, и поднимает весь органокомплекс, аккуратно укладывает на стальную поверхность секционного стола. –Твою мать, разорвано все, хорошо что и кишечник не лопнул… все в сгустках, мать его… [/spoiler]
Без датапада прожить можно, программер, а вот если у тебя почки откажут…или сердечко станет, тут-то тебе и наступит…как его там?» «Тоталофф, друг.» «Твою мать, какая разница…» « Систему можно снести, медик, а без техники ты ничего сделать не сможешь.»
«Оооо, сел на своего коня. Заткнись и смотри, я знаю, чего я смогу, а чего нет, программер… Мэтт сейчас спрашивать будет, так что скальпель в руки и сердечко режь, вот видишь – это аорта… лопнувшая. А это хорды, на которых клапаны держатся…» Кенни пожимает плечами, осторожно режет сердце – камеры пустые, крови нет, смотрит на Эласмина.
«Ну все, теперь отвечать будем.»
Мэтт начинает резать все органы по очереди, спрашивая их, время от времени обращая внимания на инженеров, которые притихли и на всякий случай отступили от стола так, находиться подальше от трупа и в то же время иметь возможность все увидеть.
- А можно спросить? Отчего она умерла?
Эласмин делает круглые глаза, и смотрит на Мэтта. Патолог оборачивается к студентам.
- Видите ли, крысята мои дорогие, когда вас в вашей легковушке заносит на хорошей скорости, и вы въезжаете прямо в задницу тягача, и при этом вы не пристегнуты и к тому же концентрация алкоголя в крови у вас превышает допустимый уровень раз в пять, то ваша машинка превращается в консервную банку под прессом, вам становится совсем не весело, потому что вы умираете от травм, не совместными с жизнью, и попадаете в секционную. – Он взял тот самый корнцанг, который до его прихода побывал в руках Эласмина, и достаточно невежливо постучал по лбу студента, который задал вопрос не вовремя. Эласмин хихикнул. «Кенни, если ты об этом подумаешь, я тебя убью…» Студенты загудели, как растревоженный улей, взрослый рейф оскалился, и постучал цангом по секционному столу.
- …как вот эта дама, которая умерла от массивной кровопотери после разрыва аорты, печени и селезенки. Отек мозга и открытые переломы нам добавляют впечатлений, но умерла она от того, что сердечку качать нечего стало.
Выступает вперед девушка, чем-то похожая на олененка – нежная, голубоглазая, рыжая, маленькая, хрупкая, с огромными глазами, в бахилах на тонких ножках. Единственный человек в группе.
- А что такое аорта?
- Что-о? – Рейф фыркает. - Что такое аорта? Это, моя милая, такой сосуд в вашем теле, чрез который за минуту проходит пять-семь литров крови. Так вот, если она у вас лопнет, скончаетесь вы очень быстро. Если вы рейф, - Мэтт посмотрел на студентов поверх очков. – Если вы, разумеется, взрослый рейф, то вы, после такой аварии, когда вас вытащат из вашей машинки, скорее всего, попадете либо в приемный покой с неправильно сросшимися костями, где вам их заново переломают и сложат, либо в ПИТ, потому что черепно-мозговые травмы, как и травмы позвоночника, никакая регенерация до конца не лечит, и если вам проломили череп, ваша регенерация даст вам возможность прожить до приезда БИТ… При условии, что вы не находитесь в зоне боевых действий. Ну а если вам так уж не повезет, то ваша душа встретится с Ре Инреном лично, а ваше тело попадет к моим коллегам. – Для студентов-рейфов Мэтт сопровождал свои слова красочными мыслеобразами, показывая травмы и смерти со всеми подробностями. Кто-то захихикал, шепнул на ушко соседу – «Прикинь, привозят тебя с неправильно сросшимися переломами, а ты им говоришь – эй, ребята, давайте без обезболивающего! А они тебе – давай!». Мэтт обернулся.
- Что еще? Кто это у меня такой умный? Ну, если вы пожелаете, когда ваши косточки будут ломать врачи, можете отказаться от анестезии… Я с удовольствием посмотрю на это. Что? Вы отказываетесь? А жаль, я бы от такого зрелища не отказался…
Кенни переступил с носков на пятки, разгоняя кровь. Эласмин сделал неопределенный жест кистью.
- Желудок вскрывать?
- Пожалуй, нет. – Мэтт усмехается. – На сегодня все. Вы, - он указал инженерам на дверь, - можете быть свободны. А вы можете убирать. Я подожду.
[spoiler] Эласмин злобно смотрит на Кенни.
- Засовывай все обратно. Теперь твоя очередь.
Кенни пожимает плечами, и собирает изрезанные органы.
- Мозги обратно в череп не засовывай, - Мэтт своей импровизированный указкой тыкает в то, что осталось от мозга, - потечет к чертовой матери. [/spoiler]
Он вручает Кенни иглодержатель с толстенной иглой, и велит зашивать через край.
Будущий программист с невозмутимым видом шьет – шов получается изящный, как на мешке с овощами на заштатной планетке. Кляня свою лень и экзамен по ксеноанатомии с такой изобретательностью, что ему бы позавидовал любой пилот крейсера, сажающий свое корыто на пятачке, на который не то, что крейсеру не сесть, десятку стрел уместиться с трудом можно, Кенни шьет и поглядывает на Эласмина - тот скрывает тщательно сдерживаемое довольство. Одинаково блестят очки – у патанатома и будущего военного врача. Мэтт отмечает в своем журнале, что экзамен сдан, размашистым почерком черкает в датапады студентов, что такой-то экзамен принял.
Выходят из секционной. Совершенно спокойно, с отрешенным лицом, Кенни вцепляется когтями, всей пятерней, в подставленный бок приятеля. Коридор оглашает «Твааааааааю мааааааааать!!!», сравнимое по мощности разве что с ревом сирены идущего на посадку улья.
На рев и дикие вопли из секционной выскочил Мэтт – растаскивать дерущихся студентов.
***
Flashback
Может быть, человеку понравилась власть над жизнью? [spoiler] Удар в живот, заставляющий тело скорчится, вышибающий дыхание. Корчится на белом полу, часто-часто дышит. Под тонкой тканью медицинской робы видны шишки от сломанных ребер. В беззвучном крике раздвигаются окровавленные губы. Волосы тонут в луже из сворачивающейся крови и комочков мозга – рейфеныш почти уткнулся лицом в плечо мертвеца. Оскаленное в предсмертной судороге лицо взрослого рейфа напоминает какую-то маску. Кто-то расторопный присел рядом с трупом, и медицинскими кусачками аккуратно выдергивает когти – своеобразный трофей на память. Студент смотрит на это – люди гогочут, комментируют:
- Смотри, надо же, оно плачет!
Второй рейфеныш выплевывает коричневатые, стеклянистые на вид комочки зубов, скалится, с хрипом втягивает воздух. Пытается подняться. Удар – прикладом по затылку, и еще один – точно в солнечное сплетение. И еще – в подставленный бок. Треск, влажный хруст. В уголках губ пузырится розоватая пена. Человек становится на колени, берет рейфа за хвост на затылке – аккуратно, почти нежно.
- Ну что, тварь… - Капитан поворачивает голову рейфа в сторону. Тот цепляется слабыми пальцами за его рукав. Рука соскальзывает. Другой человек наступает тяжелым ботинком на пальцы, давит. Косточки не выдерживают и ломаются. Даже не крик – а судорожный вздох.
- Ничегооо, - раскатывает это слово, как тесто, - эти твари живучие. А если подохнет – ничегооо, их вон целая галактика, плодятся, небось, как крысы.
Прикосновение стали к виску. Человек поддевает лезвием выход базиса, раскачивает, тянет на себя – кольцо из хирургического сплава щелкает и отходит, глаза рейфа закатываются и он теряет сознание. Хруст, хлюп – за разъемом тянется эфемерное кружево контактных схем из псевдоорганики, тоненьких сосудов. Течет кровь – из ноздрей, сочится из жаберных щелей – густая, вязкая, из раны на виске вместе с кровью сочится что-то прозрачное. В мозгу вспыхивает ослепительный свет, все звуки в отсеке превращаются в высокочастотный писк, и все заливает чернота с багровыми сполохами. Потекли ошметки кодов, превращая программы в набор скриптов. Мышцы сводит судорога, так что тело касается пола только пятками и затылком, пальцы выворачиваются, когти впиваются в мякоть ладоней. Перед глазами разворачивается экран – система предупреждает о фатальных ошибках.
Красное.
Поврежденный базис уничтожает сознание – медленно, неотвратимо. Рейф точно знает, что без помощи медиков и айтишника умирающая система, интегрированная в его мозги, превратит их в кисель – в прямом смысле.
- Ты ему что, мозги вывернул? – Детина с нашивками сержанта легонько пинает рейфа носком ботинка. Тело переворачивается легко. – Неужели подох? Вот тварь, весь пол загадил… [/spoiler]
Наклоняется, двумя пальцами брезгливо нащупывает пульс – на запястьях пульсации нет. Неужели хакер отдал концы после того, как из его башки выдернули одну железяку? Нет, на шее бьется венка, закрытые веки подрагивают. Кто-то сомневается:
- Командир, может, хватит с них? Для рейфов они же навроде детей….
- Ты что, сержант, тупой? – Капитан поднимается, на дочерна загорелых руках вздуваются вены, когда он берет сержанта за ворот грязной куртки. – Эта тварь – хакер, ты его жалеешь сейчас, а он неделю назад ржал тут с приятелями, когда дерьмо свое писал и нам через сеть впаривал.
- Так их тут вон сколько было…
Одобрительно хохочут, рассматривают на ладони командира занятную для человека штучку – как будто вывернули из датапада гнездо для контактного кабеля.
Человек задумчиво водит кончиком ножа по второму выходу – кожа на виске разрезана, свисает лоскутками, как этакий цветок, в сердцевине которого тычинки – одна смотрит черным провалом, вторая – серебристым колечком.
Рейф дышит часто-часто, кожа из синевато-зеленой стала мраморной, липкой от обильно выступившего пота, губы и пальцы посинели. - Интересно, - задумчиво проговорил капитан, - у рейфов долгая агония?
***
Джуно ехал из города, и никак не ожидал, что в такое время кто-то попадется ему на дороге. Какой-то парень с полупустым армейским рюкзаком за спиной шел по полосе жесткой травы между глубокими колеями, выбитыми в грунтовой дороге грузовиками. Точно не местный, подумал добрый фермер, разглядывая мешковатые штаны с камуфляжными разводами, перехваченные под коленями ремешками, футболку с логотипом одной из рейфовских корпораций – странный такой значок, вроде водоворота, и рюкзак с нашивками сухопутных войск. Студент, что ли, домой возвращается? Выглянул из окна своей машины, рычащей двигателем внутреннего сгорания, дребезжащей, как ржавое ведро с гайками.
- Эй, парень, куда топаешь?
Обернулся – из-под козырька армейской кепки блеснули стекла очков, глаза – как будто в серу окунули, желтые. По плечам мотнулись белые пряди - батюшки, так это рейф, только молодой совсем.
- Так куда топаешь? - Снова спросил Джуно.
Эласмин махнул рукой вдоль дороги. Он ничего не понял из того, что сказал ему обриан, но на всякий случай улыбнулся.
- Тасс Грранн, - улыбка рейфа напоминала какой-то оскал.
Фермер подумал, до чего чудной язык у рейфов, если вся речь у них – шипяще-рычащая, не поймешь ни слова.
- Гран что ли?
Рейф кивнул.
- Ну садись, довезу я тебя так и быть. Полезай назад, уж извини, сударь, а с рейфом рядом я ехать не могу, у меня, как вы рядом появляетесь, голова болеть начинает.
«Твою мааааааать, - тоскливо подумал Эласмин, забираясь в кузов пикапа, который, очевидно, сошел с конвейера еще в те годы, когда он, Эласмин, был сморщенным розовым беззубым младенцем. – Ну программер, скотина, что же ты мне не сказал, что это такая….такой… такое.. Как это вообще назвать?! Что это за планета такая...»
В кузове были остатки какой-то соломы, и на ней лежали доски – правда, новые, белые, аккуратно связанные проволокой. Эласмин уселся на доски. В зеркало заднего вида обриан видел, как его пассажир отряхивает штаны от соломинок и трухи.
- Ровно барышня какая, - хохотнул обриан.
***
Я никогда не мог послать тебе свою мысль. Может быть, все дело было в том, что мое сознание всегда было агрессивным, и твой разум закрывался передо мной, как цветок перед грозой?
В …..23 году я приехал к тебе в Гран, город в доминионе Варта, где ты вместе с дочерью жила в небольшом каменном коттедже. У меня была прекрасная квартира в столице, но ты не захотела возвращаться в Ча.
Я взял свои документы и пошел устраиваться на работу в местную больницу.
Эту больницу возглавляет женщина.
Читает мои документы, пялится сквозь очки в тонкой оправе. Она из тех женщин, возраст которых меняется вместе с расстоянием. За 100 метров – юная девушка. Ближе – молодая женщина. Еще ближе – немного увядшая, но все еще красивая. В упор – все что угодно вашей душе.
Гусыня в белом халате. Стол, за которым она сидит, по ширине не уступает причалу на старой набережной в столице.
Смотрит в экран своего компа.
- Ама Эласмин, рейф… Академия… Академия Ча? Что же такой блестящий студент делает у нас?
- Понимаете ли, - наклоняюсь вперед, улыбаюсь так, как могу, смотрю ей в глаза поверх очков – с этаким намеком, - мне ОЧЕНЬ нужна эта работа.
- Десять лет практики на станции скорой помощи? – Гусыня вытягивает шею, хотя дальше уже некуда, подается вперед всем, что может вывалиться из халата. Ее шпильки нацелились в мое сердце. В глаза смотреть! В глаза! Складывает ручки под грудью – в вырезе халата увядающая грудь в сетке тонких морщин. В глубокой ложбинке примостился на цепочке дурацкий кулон-сердечко. Сердечко на сердце.
Ее глаза перебираются с целины тончайшего монитора (Lightspeed inc, знай наших! Привет, программер, не той ли корпорации базис у тебя в голове?) на мою коленку. Сижу, положив ногу на ногу. Глаза взбираются на коленку, дальше – скоростной спуск вниз. Смотри, дорогая, смотри. Мысли ее почти материальны – как далеко могут зайти фантазии стареющего человека? Ее разум открыт, как забытая в парке книга. Нет ни блоков, ни глубоких потоков в подсознании – все удивительно четко. Создатель мой, вот это воображение!
- Мы наслышаны о госпитале, который принадлежит вашему факультету.
- Мое резюме у вас на экране, - улыбаюсь монитору, как старой подруге, сладко и откровенно. – Я неплохо разбираюсь в ксенобиологии. Вам ведь нужен толковый хирург, мадам?
Озадачиваю ее биологией.
- Господин… как ваша фамилия? У вас так все запутано… - старая гусыня раздулась, кокетливо, бочком, садится в своем кресле, поигрывает туфелькой.
- Ама, мадам.
- Рейфы прекрасные медики... Скажите, Эласмин, у вас во всем такой опыт работы? – Многозначительная полуулыбка.
Поправляет сухонькими пальчиками прическу. Поворачивается боком, показывая ушко. О нет, мадам, ты слишком стара для меня. Я не коллекционирую древности. Мы одного возраста с тобой, женщина, но для рейфов я все еще сопляк. Для людей ты уже увяла. Прости, но к своей коллекции ты меня не добавишь. Поднимаюсь со своего места, опираюсь руками на ее стол и наклоняюсь – к самому лицу. На меня смотри! Вот! В глаза!
Поправляет очки. Смотрит сквозь стекла, как через закрытые шлюзы – ее взгляд сделает честь любому голодному рейфу.
- О да, мадам. Во всем.
Вот оно! В яблочко! Попал в самое сердце.
Добавляю в голос мед, патоку, сироп, все, что угодно – у самого скулы сводит. Гусыня тает – смотрю, как маслянисто блестит зрачок под длинной челкой. Становится смешно.
- Что же, я могу сказать, что мы с вами сработаемся.
- Разумеется, - повторяю любимое слово нашего Самого. Гусыня оценивает.
***
