День 32.
В улей рекрутировали нового учёного – странного пирсингованного фрика с бисером, вплетённым в бороду. Я с ним столкнулся в коридоре. Он приказал стоять, а сам долго обхаживал меня кругами, многозначительно ухмылялся и смотрел ласково, как на человечка, которого сейчас съест. И таковы были его взгляд и ухмылочка, что в зобу у меня дыханье спёрло.
Пойду-ка я УК почитаю. Сколько там дают за дезертирство?
…Почитал. За дезертирство дают по шее. А потом съедают. Что-то мне не нравится гуманизм местного розлива.
День 33.
Сегодня меня вызвали в лабораторию. Пришлось идти. Это предложение, от которого невозможно отказаться даже из скромности.
Учёный встретил меня, как родного. Сначала попросил присесть на стульчик. А когда я присел, взял со стола учебное пособие по анатомии человека, треснул меня им по башке, а потом попросил рассказать про строение человеческого скелета. Я рассказал. Учёный долго аплодировал. Потом последовательно избивал меня учебниками по юриспруденции, по макроэкономике и вождению маломерных судов, тем самым значительно обогатив багаж моих знаний и отбив мне нафиг все филейные места и интерес к дальнейшей учёбе.
Хочется отметить: наша система образования нуждается в масштабных реформах.
День 35.
Меня официально поставили на должность лаборанта. Точнее, это должность на меня взвалили. Я попробовал возразить, сославшись на плохое зрение, но командир сказал, что такие дурацкие отговорки не канают.
Сегодня приступил к своим обязанностям в лаборатории: мою пробирки и исполняю разные мелкие поручения. В частности, бегал на склад, получал спирт для дезинфекции. Завхоз выдал мне три пятилитровые канистры. При этом так горестно вздыхал, что я развздыхался в унисон.
Канистры со спиртом я притаранил в лабораторию. Учёный незамедлительно открутил крышечки, (при этом подозрительно косился на меня), убедился, что убыли продукта за время доставки его со склада не произошло, после чего запер канистры в сейф. Ключ от сейфа повесил на шнурок, а шнурок надел на шею и заправил под плащ. А меня погнал мыть пробирки.
Через несколько минут в лабораторию зашёл командир улья и поинтересовался, как продвигаются исследования. Учёный ответил, что он стоит на пороге глобального открытия. Командир сказал, что это дело надо как-то отметить. Учёный достал из сейфа спирт и налил командиру командирские сто грамм. Командир в один приём влил в себя стакан «огненной воды», занюхал прядью своих волос, потом спохватился, что ему надо идти на совещание к Королеве и спросил, есть ли чем зажевать. Учёный пошарил в сейфе, выудил из самых его недр засохшую от старости мармеладку, сдул с неё пыль и вручил командиру. Командир отчалил, жуя на ходу.
Через несколько минут зашёл старпом, и история повторилась. Но с мелкими нюансами. Во-первых, старпому пришлось налить дважды, ибо он только что получил разнос от командира и был сильно опечален. Во-вторых, как учёный ни отнекивался, ему пришлось тяпнуть за компанию.
Когда за счастливым старпомом закрылась дверь, учёный вспомнил, что собирался сделать важное научное открытие и сел за компьютер. В этот момент вошёл первый пилот и с хитрым видом сообщил, что учёный не проставился за повышение по службе. А это очень не по-товарищески, и вообще, стыдно отбиваться от коллектива.
Учёный с кислой мордой полез в сейф за спиртом…
Не успел первый пилот скрыться с места преступления, как на горизонте нарисовался штурман. Учёный уже даже спрашивать его ни о чём не стал, просто молча вытащил из сейфа канистру.
Пока господа офицеры «обмывали» встречу, я стоял на васере у дверей лаборатории. Но, видимо, шифроваться от «особиста» так же бесполезно, как объяснять атлантийцам всю ошибочность их политики. Когда он абсолютно неожиданно скомпилировался прямо передо мной, по-моему, я даже хрюкнул от удивления. Но успел послать телепатический сигнал учёному. Тот поспешно метнул в сейф канистру и стаканы. Штурман с выпученными глазами заметался по лаборатории, ища, куда бы спрятаться. Наконец он вскочил на стол для препарирования и нырнул под брезент, которым был накрыт лежащий на столе труп. Даже если он потом понял всю ошибочность подобного манёвра, поменять место дислокации уже не успел: «особист» ввалился в лабораторию и цепким взглядом ощупал помещение. Помещение от этого взгляда зябко поёжилось. Признаться честно, я – тоже.
- Пьём в рабочее время? – поинтересовался «особист». – Дисциплинку труда, значит, нарушаем?
Учёный отрицательно помотал головой, и тут выпитый спирт ударил ему в голову, он резко накренился и начал заваливаться набок. Я в отчаянном прыжке попытался подхватить его, но не успел: расстояние между нами было слишком большое. Учёный перешёл в свободное падение, в падении попытался схватиться за что-нибудь и притормозить. Этим «чем-то» оказался брезент, край которого свешивался с разделочного стола. Учёный вцепился в него, как утопающий в соломинку. Брезент сполз со стола, обнажив картину маслом: штурман, лежащий на столе в обнимку с покойником. Оба красивого фиолетового цвета. Увидев, как с него спадают покровы, штурман вцепился в брезент с другой стороны и потянул на себя. Но закон всемирного тяготения оказался сильнее. Учёный перевесил и стащил брезент со стола. На себя. Вместе с покойником и штурманом.
Вот тут я развернулся и дал тягуна.
День 36.
За инцидент в лаборатории «крайним» назначили меня. Кто б сомневался…
Учёный придумал мне наказание: протирать тем самым злополучным спиртом тот самый злополучный разделочный стол. Покойника протирать не стали, всё равно ему это не поможет. Учёный велел спрятать его в холодильник до лучших времён. А сам ушёл в свой кубрик. Что-то он плохо выглядит после вчерашнего. Зеленее, чем обычно.
Похоже, глобальное открытие откладывается на неопределённый срок...
Ура! Придумал, как протирать стол максимально эффективно в плане эргономики и креатива: выпиваю спирт, дышу перегаром на металлическую столешницу и любовно полирую её тряпочкой.
